– А ведь Богдан пока не знает о смерти мамы, поэтому и счастлив, безмерно счастлив, – печально подумала Надежда и поднялась в вагон. И дальше до конца рейса она думала только о Богдане и Николае. Она радовалась за них, и в то же время жалела. И из глаз у нее все текли и текли слезы, она даже положила салфетки на видное место, чтобы их не искать. Вот уже не думала, что так расчувствоваюсь. Все, надо выбросить из памяти и Богдана и его отца, теперь у них у всех жизнь наладится потихоньку.
Как обычно после поездки она долго рассказывала своей хозяйке историю двух мужчин, маленького и большого. Она считала Богдана героем, ведь вел он себя, как взрослый, не просто ждал, а действовал пытаясь первым встретить родителей и привезти их домой к бабушке.
Но мамы его уже не было в живых, Надя представляла как об этом говорят Богдану, представляла его лицо. И сердце ее разрывалось от жалости и от желания обнять Богдана и сказать, что она хочет всегда быть с ним заботиться о нем, как когда-то это делала его мать, но сейчас ее уже нет, а она, Надежда, готова взять все заботы об этом мальчике на себя.
– Ты добрый человек, Надюша, и если ты этого хочешь, то так и будет,– говорила Евгения Михайловна, ее квартирная хозяйка, – я себе уже давно за свою дочку считаю, и свято верю, что ты не бросишь меня одну на произвол судьбы. Я ведь совсем одинокая, да и у тебя только непутевая мать в деревне, как ты говоришь.
– Да, мне даже стыдно ее навещать, так как и обо мне многие думают будто я в нее пошла, пью да гуляю. Совсем-совсем не хочется мне возвращаться туда. Особенно после смерти моей бабушки Она хоть и оставила мне домик свой, но я не могу в нем жить, работы там совсем нет. И даже если я на неделю буду ездить туда в свою деревню, а потом на неделю возвращаться в город, то это будет дороже того, что я вам плачу за комнату.
– Можешь больше и не платить, только оставайся у меня, я тебе доверяю как родной. Уверена, что когда я умру ты меня похоронишь по-христиански.
– Нет, Евгения Михайловна, – и платить я вам буду, и похороню вас согласно всем правилам. И памятник вам поставлю. Поэтому не беспокойтесь, – улыбалась Надя, только рано вам еще умирать. Вам ведь всего-то 58 лет, можно даже замуж еще раз выйти.
– Ну вот еще, мне одного раза было достаточно. Я ведь хорошо помню, когда у меня после очередных побоев случился выкидыш. И все, после этого у меня уже не могло быть детей. Вот так и прошла моя совсем короткая семейная жизнь, всего-то восемь месяцев.
– Ой, Евгения Михайловна, только не переживайте особенно, все давным-давно было, а теперь мы вдвоем не пропадем.
– Да, – думала Евгения Михайловна, – только вот голубушка замуж тебе давно пора выйти, годы-то идут, а ты одна, Наденька, совсем одна. А я не вечная, и свою квартиру, Надюша я тебе оставлю, я уже давно это решила.
И это были не просто слова, Евгения Михайловна знала, что Надя человек честный, заботливый, душевный.
Она, только она, умеет ее успокаивать. А ведь в последнее время Евгения Михайловна очень часто впадает в депрессию. И просит Надю бросить свою работу и работать по специальности медсестрой.
А та обычно отвечала:
– Ну что вы, Евгения Михайловна, я на свою медицинскую зарплату даже у вас квартиру снимать не смогу.
– Надя, у тебя ведь уже куча клиентов в нашем доме. Да и в соседнем есть, вот и будешь ходить уколы делать. Ну сколько можно мотаться по белому свету, чай не молоденькая, тебе уже двадцать шесть.
Но Надежда только смеялась и отвечала ей, что она не торопится.
– А ведь теперь она свою работу и вовсе не бросит, в надежде увидеть еще хоть раз того человека, который, как я поняла, запал ей в сердце. Эх, найти бы мне его. Так я кроме его имени ничего о нем и не знаю, – печалилась Евгения Михайловна.
А между тем в семье Николая все были в трауре. Ведь они только от него узнали о гибели Людмилы, дочери, мамы и жены. Теперь Николаю предстояло ехать за ней самому, а потом устраивать ее похороны, так как теща совсем сдала и уже дважды ему приходилось вызывать для нее Скорую. Переживал и Богдан, он никак не мог поверить в то, что больше никогда не увидит маму. Зато Николай сразу взял себя в руки и уже через день уехал на том же поезде, но уже в другую сторону. Когда Николай вышел покурить на очередной станции, то увидел знакомую проводницу. И они кивнули друг другу, как старые знакомые. Но Надежда, не выдержав, уже после того как поезд набрал ход, пошла в шестой вагон.
Николая она увидела сразу, у него было боковое место, но он особенно и не расстраивался. У Николая был для этого более весомый повод, на такую малость, как неудобное место в вагоне, он вообще не обращал внимания. Он сообщил Надежде о том, по какому поводу едет. В этот момент он был бледен, немногословен. И было видно, что он очень переживает. Надя, понимая его состояние, не задавала ему никаких вопросов, а только сказала ему слова соболезнования, которые он, как она поняла просто не услышал, полностью погрузившись в своем горе. Правда Коля сообщил ей о том, что они с женой, оказывается, были друг от друга совсем близко. Но им так и не суждено было встретиться, и это угнетало Николая, как угнетало и то, что именно из-за того, что он молчал, и не звонил, и не писал домой, его жена и отправилась работать в военный госпиталь, туда, где ей и не следовало бы быть. Он винил себя, и от этого всем было еще хуже. Ведь он всю эту вину копил в себе. И вот сейчас, увидев знакомого человека, он излил душу Надежде. И Надя понимала, как Николаю тяжело справляться со всем тем, что на него навалилось. Дав ему свой телефон, Надя сказала:
– Ты, Коля, звони. Когда тебе будет совсем плохо, звони мне, я тебя всегда выслушаю, может быть чем-то и помочь смогу.
Они разговаривали до самого областного центра. А когда Николай, распрощавшись, вышел на привокзальную площадь, то понял, что нельзя закрываться в своем горе, надо жить дальше. Надя же говорила ему, что теперь он должен быть своей семье опорой. Особенно Богдану, ведь ему тяжелее всех. Он еще мал для того, чтобы понять до конца все то, что случилось в его жизни.
Николаю пришлось долго заниматься вопросами, связанными с похоронами жены. Хорошо еще, что он был не стеснен в деньгах, а их потребовалось немало.
Хоронить маму Богдана собирались так, как захотел он, Богдан. То есть, как обычно, хотя Николаю предложили кремировать ее.
Но Богдан дружил с сыном местного священника, тот и сказал ему, что лучше всего похоронить маму, не нарушая традиций.
И уже на кладбище Николай дал волю слезам. Да, это была его слабость, но он должен был это сделать, ведь копить дальше свою боль он уже не мог, ему надо было освободиться от той тяжести, которая держала его в постоянном напряжении. Да и не перед кем ему был стесняться этих слез. На похоронах были только его два лучших друга, Анна Тихоновна и Богдан, которые были в таком же состоянии, как и он.
А потом все втроем они раз в неделю ездили на кладбище.
Вскоре Николаю позвонила Надежда и спросила его о том, как у него с работой, с учебой.
– Да никак, – безразлично ответил Николай.
– Коля, ты что, пустил свою жизнь и жизнь своих родных на самотек? Возьми себя в руки , они ведь надеются на тебя, на твою заботу, на твою любовь, а ты…
И Надежда долго еще говорила ему о том, что если он не начнет ту, новую жизнь, про которую ей сам же и рассказывал то Богдан может сломаться .
– Иди немедленно устраивайся на работу, пока хоть куда-нибудь, встряхнись, ведь ты, Николай, в ответе за свою семью. Да, еще ты хотел учиться. Вот и сделай так, чтобы у тебя не было времени жалеть себя. Ты должен показывать пример и своей теще, и Богдану. Ведь они считают именно тебя своей опорой, они надеются только на тебя. Забудь что ты инвалид. Ты для них глава семьи, и тебе нельзя показывать свою слабость.
Желаю и вам, мои многоуважаемые читатели, любви и понимания в семье, это согреет ваши сердца и укрепит надежду в том, что впереди нас всех ждет только самое хорошее!
Возможно вас заинтересуют и другие мои рассказы: