Все части здесь
Глава 22
Нина проснулась первой — еще в полусне почувствовала, что в комнате свежо, и тихонько встала, стараясь не разбудить Николая.
Осторожно прикрыв за собой дверь, она вышла во двор. Там уже бодро потрескивал огонь под сковородой — Василя ловко орудовала половником, наливая тесто, и тонкие почти кружевные блинчики один за другим ложились на тарелку стопкой.
Нина улыбнулась и подошла ближе.
— Доброе утро, Василя. Давай я помогу, — тихо предложила она.
Василя поздоровалась в ответ и кивнула, подвинула тарелку с горячими блинами. Нина вооружилась ножом и чайной ложкой: принялась смазывать блины маслом и посыпать сахаром — белые крупинки таяли, превращаясь в прозрачный блеск.
Ни одного вопроса — ни про вчерашний вечер, ни про взгляды, ни про то, что было или не было. Василя сосредоточенно переворачивала новый блин, будто так и должно быть: утро, работа, еда.
Нина вдруг почувствовала к ней теплую благодарность и сказала, не отрываясь от своего дела:
— Спасибо тебе… за то, что не спрашиваешь. Это, знаешь, очень дорого стоит.
Василя улыбнулась краешком губ:
— А зачем спрашивать, коли и так все видно? — и налила очередную порцию теста на раскаленную сковороду.
Вскоре на пороге появился Рустам — еще чуть сонный, но уже с неизменной улыбкой. Потянулся, глубоко вдохнул запах блинов и, поглядев на женщин, сказал:
— Ну, теперь я точно проснулся. Мама, ваши блины лучше всякого будильника.
Парень умылся во дворе, шумно фыркая, сел за стол, подхватил горячий блин, обжегся, засмеялся.
Чуть погодя вышел и Николай — уже аккуратно причесанный, чуть скованный, но с тем спокойствием, которое Нина уже научилась узнавать. Он поздоровался, тоже умылся, сел рядом, и вскоре мужчины завтракали, уплетая блинчики за обе щеки.
Женщины, улыбаясь, наблюдали за ними — мать за сыном, а Нина за любимым.
Рустам, наскоро поев, поднялся первым.
— Ну, я побежал, работа зовет, — сказал он и направился к воротам. — Сегодня заказов нет, особо надеяться не на что. А вдруг?
Он весело подмигнул и был таков.
Николай тоже встал.
— И я пойду, — проговорил он, словно оправдываясь. — Меня тоже работа ждет.
Нина, убирая тарелки, тихо спросила:
— Ты придешь к обеду?
На миг воцарилась тишина, а потом Василя и Николай разом рассмеялись.
— Да вы что! — с улыбкой сказала Василя. — Жена Саида никого со своего двора без обеда не отпускает. Так что не надейтесь, Нина-апа, — Николая к обеду не дождешься сегодня. Да я думаю, и к ужину тоже.
— Нет, — твердо сказал Коля, — к ужину точно ждите. Убегу! — он тоже лукаво подмигнул, поцеловал Нину и убежал.
Когда мужчины разошлись, во дворе остались только Нина и Василя. Солнце уже поднималось выше, воздух становился густым от запаха свежего теста, масла и чуть подгоревших краев блинов.
Василя вытерла руки о передник, вздохнула с довольством хозяйки, которая управилась с утренними хлопотами, и, обернувшись к Нине, сказала:
— Ну что, теперь и нам можно почаевничать.
— Ты знаешь, Василя, а я ведь так давно не ела сладкого, мучного — фигуру берегла. А сейчас думаю: зачем все это? Ограничения, беспокойство по таким неважным мелочам, как: кто что подумает, кто что скажет, как я выгляжу… Я сейчас на все это по-другому смотрю.
Василя кивнула, она снова не стала ни о чем расспрашивать Нину: захочет — сама расскажет.
— Ну вот и давайте, Нина-апа, подумаем теперь об ужине.
Нина кивнула — она уже успела привыкнуть помогать Василе, словно всегда жила здесь.
— А что будем готовить? — спросила она.
Василя улыбнулась и предложила:
— Давайте сегодня ханум сделаем. Николай-ака очень любит. Приготовим его любимое блюдо.
Нина зарделась и переспросила:
— Ханум? Как красиво звучит. Я слышала про вашу актрису Тамару-ханум. Это слово? А еще вроде есть пьеса «Ханума»?
Василя рассмеялась:
— Была, была такая танцовщица у нас. Ох и красивая! Талантливая. Я ее только по телевизору видела. А наша соседка, Сайера-апа, была в театре, видела ее живую! Мы потом всем кишлаком собирались, слушали, Сайера-апа рассказывала. И про спектакль знаю, тоже видела по телевизору. Но ханум — это другое, это — блюдо из теста.
— Опять тесто! — вздохнула Нина.
— Вы же только что сказали, что не важно?
Нина прикрыла глаза и кивнула, вдруг подумав о том, какие женщины нравятся Коле: полные или стройные, как она.
Василя, будто прочитав ее мысли, сказала:
— А Коля-ака любит вас! Неважно ему, какая вы! Любовь не дает объяснений — почему. Потому что любят не умом, а сердцем, а там нет объяснений.
— Хорошо, Василя, — улыбнулась Нина, — значит, готовим ханум.
— Конечно! — оживилась Василя. — Так вот! Это тесто, раскатанное тонко, как на лапшу, а внутри — начинка из картошки или тыквы, лука, иногда с мясом. Скручиваешь рулетом, на пару готовишь… Ох, вкуснотища! Мы сделаем с картошкой и говядину мелко порежем. Мужчинам обязательно нужно мясо, а еще жирку туда положим, чтобы сочнее было.
Нина засмеялась, качнула головой.
— Я никогда о таком не слышала. Хотя, постой, так готовят манты? Я ела…
— Нет, манты — это совсем другое. Их не сворачивают как ханум — рулетом. Манты это крупная чучвара.
— Что? — переспросила Нина.
Василя рассмеялась:
— Чучвара! — сказала она по слогам. — Это пельмени по вашему. Только вы кружками катаете на них тесто, а мы режем квадратики. Мы с вами тоже приготовим как нибудь. — Вот увидите, вам понравится ханум. Пальчики оближете.
— Да я уж боюсь совсем ничего от моих пальчиков скоро не останется. Все их так и слижу.
Нина задорно рассмеялась, Василя подхватила ее смех.
— Василя, вот ты так вкусно про ханум рассказала, что у меня уже слюнки текут, а я ведь сыта.
— Да, это вкусно. Мы ведь еще приправы в фарш добавим всякие.
…Спустя время Нина сидела на низенькой скамеечке и чистила картошку и лук на ханум.
Лезвие ножа мягко скользило по клубням, тонкая кожура падала на дно таза.
Василя возилась у высокого стола, резала мясо, время от времени оборачивалась, но молчала — не лезла в душу, не пыталась вытянуть слова, и именно это молчание было для Нины самым дорогим.
И вдруг она почувствовала: пора. Столько дней она ходила словно в полусне — от неожиданности, от усталости, от страха сказать лишнее. Но сейчас ей захотелось хоть немного открыть свое сердце.
— Знаешь, Василя, — начала она негромко, и сама удивилась, как легко прозвучал ее голос: — Я ведь сюда не случайно приехала.
Василя не подняла глаз, только чуть кивнула, словно говорила: говори, я рядом, я слушаю.
— Врачи сказали… в общем… жить-то буду, но как? — Нина на секунду замялась, кусочек картофельной кожуры прилип к пальцу: — Память начнет уходить, людей даже узнавать не буду… слышала ты про такую болезнь?
Василя тихо пробормотала молитву, потом обтерла руки о фартук и положила ладонь на плечо Нины.
— Бог милостив, Нина-апа. Все, что Он дает, — не зря. Правильно сделали, что приехали. Горы, Чарвак лечат. Знаете, сколько людей у нас тут бывало?! Может, и у вас все пройдет.
Нина улыбнулась — чуть виновато, чуть благодарно.
— Мне кажется, ты права. Я здесь начала жить как будто совсем другой жизнью.
И они снова замолчали, и только нож стучал по разделочной доске…
Татьяна Алимова
