Цикл рассказов «Спуск-подъём» я посвящаю родной земле, нашей единственной Звезде Заветной – Донбассу, моим дорогим землякам – шахтёрам шахты десять имени Артёма, их любимым жёнам, самым верным, любимым и любящим, всем луганским и донецким шахтёрам и их семьям, нашим первым батальонам шахтёрского ополчения, что с весны 2014-го защищают Донбасс и Россию.
- Вареников налепим, – распорядилась Галина Михайловна.
-Не успеем, Галь, – покачала головой Татьяна. – Сашка предупредил: в Верхнелуганский заедут на полчаса, от силы – на час. Картошечку приготовим, – с мясом томлёную, салатик сделаем… сальца порежем.
Галина Михайловна на секунду свела брови:
- Успеем. С утра девчонок усадим лепить – все ж умеют, даже Софийка и Милана, Катеринины двойняшки-пятиклассницы: мне однажды довелось увидеть, как ловко малые справляются с лепкой – пальчики так и мелькают, я оглянуться не успела, а у них уже с десятка три вареников налеплено. Так что справимся. Картошка с мясом мужикам и на позициях – не в диковинку… А по вареникам соскучились: кто там им вареники-то лепит! Вот и сварим – с картошкой, с капустой… с творогом, с вишнями. Это ж – День Шахтёра, Таня. Отметить надо, – чтоб от всей души. Мужики, считай, больше года дома не были.
Вдоль поселковой улицы – дикие груши. Будто ещё крошечными росточками забежали сюда с берега Луганки, да так и остались. С конца лета и всю осень радуют местную детвору пахучими и сладкими, чуть терпковатыми грушками.
-Ребятки, столы – вот сюда, под груши, ставьте, – велела Галина Михайловна мальчишкам-старшеклассникам. – На табуретки – доски, сверху одеялами накроем. Помните, как на Алёшкиной и Полининой свадьбе делали? Чтоб все расселись за столами.
Поселковая ребятня – в восторге: День Шахтёра будем праздновать!
Как до войны…
В четырнадцатом, в первое военное лето, под гусеницами украинских танков горестно притихла израненная степь… В День Шахтёра шли бои за Луганский аэропорт. Шахтёры-ополченцы на ходу кивали друг другу – знакомым и незнакомым, потому что шахтёр шахтёра по глазам узнает:
-С праздником, братуха!.. Будь здоров, береги себя, – дома ждут…
Потом сменялись осени, зимы и вёсны, проходило лето за летом… А война оголтело куражилась и сумасбродничала в здешней степи, среди курганов, по мятным берегам светлой и ласковой Луганки и величественного Северского Донца… А День Шахтёра помнили. Отмечали шахтёры на позициях, – чем приводили в недоумение бийцив вооружённых сил украины… Да где ж им, продавшим душу за грязные чужие ценности, понять луганский и донецкий характер! В опустевших посёлках за столом собирались шахтёрские жёны, матери, сёстры… ребята и деды-шахтёры.
А этим летом поселковые мужики обещали жёнам, что в День Шахтёра на часок домой с позиций заедут.
Всё успели, со всем справились.
На столе – пахучая золотистая томлёная картошечка с мясом, салаты… дымящиеся миски с варениками.
Дед Петро Колесников и с самогонкой успел. Дедова жена, Лидия Ефимовна, в центр стола поставила трёхлитровый бутыль. А самогонка донбасская до того чиста – что росинка на зорьке…
Поднялся Алексей Гаранин, горный мастер, командир батальона шахтёрского ополчения:
-С праздником, земляки, с Днём Шахтёра. Давайте – за шахту, за Донбасс, землю нашу родную… за тех, кто уже не сядет с нами за стол, не поднимет стакан за День Шахтёра… Вечная им память… а в наших сердцах они живы. За нас, за жён любимых, за матерей и отцов, за детей наших.
Глаза Алексея Владимировича потеплели, когда он медленным и внимательным взглядом обвёл поселковую ребятню:
- Выросли-то как – за эти годы…
Час – что мгновенье…
А миски с варениками всё ж опустели…
Суровая Галина Михайловна вытирала слёзы голубенькой косынкой: хорошо, что налепили вареников… Кивнула Татьяне и Маше:
-Девчата, быстренько… Пока курят мужики, – соберём всё, что осталось: картошечка ж – почти нетронутая… вареники – так, в кастрюле, и ставьте в машину! Полотенечком обернуть: дольше горячими будут. Ничего, – пусть и кастрюля наша повоюет. Сметанку, сметанку не забудьте, Танюша! Пусть мужики наши друзей угостят. Самогонку – осторожно! Я лучше в корзину поставлю бутыль. Сюда же – огурцы и помидоры. Хлебушек положила, Маша?
Долго смотрели вслед машинам, – пока клубилась пыль на степной дороге…
Война продолжается.
А дней впереди – немерено… Немерено дней, что война присвоила себе, забрала безвозвратно у простого здешнего счастья.
Артём и Анютка сидели у степной криницы, за курганом.
Анюта всхлипывала на Артёмовом плече:
- Батя… Лицо почернело, обветрилось… Так рад был вареникам… Когда ж они домой вернутся…
Артём прикусывал дикий колосок, хмурил брови.
- Ань!.. Анютка! А твои вареники были самыми вкусными.
Анюта подняла глаза, недоверчиво улыбнулась сквозь слёзы:
-А как ты отличил их… – что мои?
- Так и отличил, – что самые вкусные были… и самые красивые. Я, Ань, видел: Ленка здоровенные лепила, – будто лапти… Вика – крошечные… скучные такие. А твои – в самый раз. Какими и должны быть вареники.
- Выдумал…
- Хочешь, – к старому террикону пойдём?.. Помнишь, – до войны… малыми были, по вечерам на самую вершину поднимались…
-Помню… Поезд встречали – Луганск-Симферополь. Издалека… да ещё с высоты террикона казался поезд зелёной змейкой. И окошки светились. – Анютка прерывисто вздохнула: – Который год не ходят поезда…
-А ещё там вход в старую шахту. Шиповником и тёрном зарос. Ствол давно завален: шахта до Первой Мировой работала. А мы с пацанами запасной вход нашли, – до войны ещё… тем летом в седьмой перешли. Хотели спуститься: там ступеньки земляные виднелись…
У Анютки сердце похолодело:
- Спуститься?.. Ну и… балбесы! Думали чем? Или вообще не думали? А пора было, – раз в седьмой перешли!
Артём опустил глаза, спрятал улыбку: Анютка этим летом недаром в педагогический поступила. Уже умеет – вот так, по-учительски, отчитать…
-Так не спустились же, Ань. Там всего несколько ступенек виднелось… и те – полуобвалившиеся… А года два назад, осенью, туда снаряд из украинского «Града» попал. И земля вокруг провалилась. Батин прадед, Иван Пахомович, на этой шахте работал. А дед Андрей мне про эту шахту много чего рассказывал. Например, про то, что «Заперевальная» всегда мстила, – если кто зло делал.
-Шахта… мстила? – сдержанно усмехнулась Анютка.
-Ещё и как мстила. Уже перед самой зимой машина с пьяными украинскими бийцямы влетела в эту ямищу, что получилась от их снаряда… А в ямище – их же мина: на своей и подорвались хлопци. Только не одной местью известна «Заперевальная».
- Чем же ещё?
Артём помолчал. В каком-то волнении сжал рукой стебель осота:
-Любовь она хранит.
В Анютиных глазах мелькнул девчоночий интерес.
Они с Артёмом подошли к старой шахте.
-Тут работал молодой коногон. Захаром звали его. И невеста любимая была у него… – Анютка.
-Про Анютку… невесту любимую, – сам придумал? – взлетели Анины ресницы.
- Дед Андрей рассказывал, – невозмутимо объяснил Артём. – А владельцем шахты был… то ли англичанин, то ли немец, в общем, – чужой… иноземец. И захотел он на Анютке жениться, – потому что красивее её во всей округе не было. – Артём отчего-то покраснел, сломал в руках колючий полувысохший стебель осота. – Ни у одной девушки не было… – Артём мельком взглянул на Анютины волосы, – не было такой косы, что будто ручеёк… золотисто-русый… и глаз таких… незабудково-синих, ни у кого не было.
Анюта тоже отчего-то вспыхнула…
- И что же дальше?
-Не захотела Анюта за англичанина выходить. Сказала, что одного Захара любит… и лишь его женою станет. Разозлился иноземец, велел кучеру своему кнутом ударить Анюту… и в доме запереть. Хотел силой заставить её, – чтоб женой его была. А Анюта вырвала кнут у кучера, замахнулась. Будто ветром степным сдуло кучера иноземного: до того испугался кнута в Анюткиных руках. А владельцу шахты досталось. Ещё больше разозлился он, – успел закрыть дверь на замок. Усмехнулся. А по-русски едва разговаривал: на каждом слове запинался… Ещё и рукой в воздухе вертел, – пока слова-то искал:
- Ноочью приду. Фсё равно женой мооей будешь… кооза… как это, – кооза… строптивый… вреедный кооза…
А окошко – высоко над землёй…
Только Анютка всё равно выбралась, к речке убежала. До вечера в купырях пряталась, а стемнело, – к шахте пошла, Захара встретила: как раз поднялись шахтёры. Рассказала ему про англичанина: как кнутом её ударил, как хотел силой заставить её, – чтоб женой его стала. Нахмурился Захар:
- Дверь выбью в доме. И кнут побью на нём. Камень на шею привяжу – и в старый ставок. Там ему место.
Анюта прижалась к Захару:
- В острог тебя посадят, Захарушка. Как же мне жить без тебя!
Свернул самокрутку Захар, закурил:
-Ладно. По-другому поступим. Знаю, как.
Ночью обошёл Захар вокруг дома.
Кнут поднял.
Высоко над землёй окошко, а всё ж пробрался Захар в дом.
Из Англии Харрис привёз себе повариху: чтоб всякие пудинги ему готовила, – потому как есть наш борщ Харрис не умел… только пудинги умел. А по ночам забавлялся со своей Бетси.
Так, в голом виде, босиком… под кнутом в Захаровых руках, и бежал Харрис в степь. На склоне Парамоновой балки дуб рос. К дубу этому и привязал Захар – крепко-накрепко! – голого англичанина.
А Анютке дал свою одежду: штаны полотняные да косоворотку старую, – чтоб никто не узнал её, чтоб за парня-шахтёра приняли…
Так, вдвоём, и спустились в шахту.
И Анюта обушком рубила уголь: будто сила в руках взялась.
А когда пришло время – подниматься на поверхность, Захар незаметно – хорошо, что тусклые шахтёрские лампы почти догорели… – увёл Анюту в старую выработку. Шахту Захар знал – как свой двор, а о выработке этой уже и не помнил никто. Когда поднялись шахтёры, Захар сильным ударом обушка обрушил глыбу породы: шахта словно помогла ему. Наверху услышали грохот, перекрестились: решили, что кровля шахтная рухнула… И другая смена в шахту не спустилась: как знать, не случится ли ещё одного обрушения… Выждать надо.
Харрис жадным был: шахтёрам недоплачивал… И из-за жадности распорядился: шахтным коням корма вволю не давать, сено, кукурузу и овёс беречь, – чтоб надольше хватило, чтоб не тратиться попусту. Коногоны вразумляли Харриса: тяжкий труд у коней в шахте… а впроголодь их держать – так и сил не будет, чтоб вагонетки, углём гружёные, таскать…
Ухмылялся Харрис:
-А кнут зачем?..
Почти двое суток Харрис оставался привязанным к дубу, – пока не заметили его ребятишки местные, что собирали ягоды по склонам балки. Заметили, и – убежали с испугу: Харрис-то голым был. Умолял вдогонку, чтоб вернулись ребята, развязали его… Чего только не обещал: и конфет, и пряников…
Шахтёры выслушали рассказ ребят, переглянулись: даром-то кто ж к дубу привяжет… Знать, заслужил англичанин, – было за что наказать его.
Желающих отправиться к Парамоновой балке, чтоб спасти Харриса, не нашлось.
Довелось кучеру идти к дубу…
Лютовал Харрис, – аж крутился от злости. Приказал: найти Анютку и Захара. Во что бы то ни стало – отыскать! Из-под земли достать!
Смекнули шахтёры, что в шахте Захар остался: где ж ещё ему быть!..
А Анюту – в штанах и в косоворотке – никто не узнал… но – догадывались: с Захаром Анютка…
День и ночь прятала шахта Захара и Анюту. И водицей напоила их: вдруг заструился по угольному пласту светлый ручеёк.
Анюта и Захар придумали: не только самим подняться из шахты по наклонному запасному выходу, а и шахтных коней – их здесь двое было, Соколок и Огонёк, – вывести на волю…
Лишь поднялись, – шахта сама обрушила кровлю: чтоб больше не досталось англичанину здешнего угля-антрацита…
Захар и Анюта ушли на другую шахту…
Харрис еле ноги унёс – в свою Англию: большие убытки были у него.
А шахту после революции восстановили: очень ценный здесь уголь. Прадед батин, Иван Пахомович, долго здесь работал. Захар и Анюта тоже домой вернулись. Захар потом десятником стал на «Заперевальной».
Аня стряхнула сухие травинки с футболки Артёма:
- Дед Андрей рассказал? Или – сам придумал?
Артём снова прикусил какой-то горьковатый стебелёк:
-В общем, Ань… Зря украиньци явились в нашу степь... к нашим шахтам. Чем дольше они будут здесь оставаться, – тем больше бед найдут. Уголь добывать они не умеют… с шахтой не поладят. А за гибель наших шахтёров и детей – своей бедой, своим горем ответят.
- Я вот думаю, Артём… Такая красивая… наша, донбасская, легенда… Тебе бы – не на горный факультет поступить. Тебе бы – писателем… или журналистом стать.
Артём покраснел… Сбил рукой высохший цветок чертополоха. Проводил взглядом невесомые пушинки, что поднимались ввысь.
-Ещё чего!.. Я горным инженером буду, Ань. После войны. А сейчас – как восемнадцать исполнится, я к бате… к нашим уйду, на позиции. Чтоб воевать – за шахту, за Донбасс… За тебя, за любовь. Я люблю тебя, Анюта.
С Днём Шахтёра, мои дорогие земляки!
Поднимем сегодня бокалы: за шахту, за Донбасс, за мир.
Наш главный шахтёрский тост: пусть количество спусков в шахту всегда будет равно количеству подъёмов на-гора!
Счастья вашим семьям.
Скорой Победы!
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Навигация по каналу «Полевые цветы»