-Мам!.. Мамочка, я не смогу… Я без него не смогу…
Татьяна прижала к себе дочку, тихонько, как маленькую, баюкала… Коснулась губами светлых Полинкиных волос, грустно улыбнулась:
- Значит, с ним будешь.
Незаметно вытерла слёзы.
Совсем недавно они с Полиной были в городе, не удержались, – зашли в свадебный салон… Хоть свадьба на осень назначена, но – очень хотелось посмотреть свадебные платья, фату, белые туфельки.
Полинка, Полюшка – невеста…
Плечики Полюшкины вздрагивали: где-то над Луганкой рвалось небо…
Полина подняла глаза:
-Мам!.. Мамочка! Это… война? Будет… война? Мам, мамочка!.. Это же не война?
Татьяна не ответила.
Ей тоже не верилось…
А по Луганску – авиаудар…
По посёлкам бьют из миномётов.
Крыша двухэтажного здания шахтоуправления разбита осколками снарядов из «Града».
А по степи в сторону Луганска движутся колонны украинской бронетехники.
Танков здесь с Великой Отечественной не видели.
Будто кино снимают.
С кем война-то…
Танки – не немецкие же…
Война?..
-Мам!.. Они после смены уходят…
- Ночью… ближе к рассвету, – заметила Татьяна Васильевна.
Словно этим можно утешить Полинку…
- Ты не понимаешь, мам…
Мама не понимает.
Девчонкам всегда кажется, что их любовь – самая первая на земле…
Вот такая любовь – самая первая.
Единственная.
Неповторимая.
И Полинка уверена: всё, что случилось у них с Саней Мельниковым, – единственное и неповторимое.
Мама не понимает.
Татьяна Васильевна спрятала усмешку, вздохнула:
- Ну, да… Не понимаю. Я ж не провожала отца в шахту… Не ждала его, – бывало, по трое суток… если авария.
-Мам!..
- Тебе скоро восемнадцать. И мне восемнадцать исполнилось – через три дня после твоего рождения… Совсем девчонкой была. А до сих пор помню, как страшно было… и обиду горькую, девчоночью… до сих пор помню. Родилась ты – как две капли воды, на батю похожа. Как гордилась я… как радовалась!.. Ждала его, в окно без конца выглядывала,– так хотелось, чтоб он увидел тебя! А в шахте в ту ночь метан взорвался. До взрыва диспетчер успел передать в забой, что у Алексея Иванцова дочка родилась. Смена к концу шла, уже к подъёму собирались. И тут конвейер заискрил… Рвануло. Трое суток горноспасатели работали. Мне не говорили, – чтоб не волновалась я… чтоб молоко в груди не пропало… Я лишь потом… где-то через месяц узнала, что Алёшка мой больше суток под завалом был. Выбрался сам, и троих шахтёров сумел вытащить. Потом рассказал мне: когда в себя пришёл, – под завалом-то… дышать нечем было, задыхался… И вдруг силы взялись – приподнять глыбу породы, чуть сдвинуть её с места, чтоб проползти можно было… Потому что надо было подняться на-гора и дочку увидеть. И я – плакала от страха, хоть и не сказали мне про завал, просто – страшно: взрыв в шахте… обрушение, пожар… Плакала… а – знала: ничего не случится с Алёшей. У него же дочка есть… Он должен увидеть, как дочка похожа на него. Он в шахте был, под завалом… А я – в палате родильного отделения. А сердца наши – будто касались друг друга… будто одним сердцем становились.
Полинка притихла…
У Саньки сегодня – первый спуск в шахту: он окончил горный техникум.
Первый спуск…
И – первый подъём на-гора…
А ночью батальон шахтёрского ополчения выдвигается под Новосветловку.
- Мам!.. Мамочка!.. Они же ненадолго уходят? Они же скоро вернутся? Саня так хотел работать в шахте!
Каждое дочкино слово отзывалось болью в Татьянином сердце.
Что ж ты так любишь его… Саню своего…
Рослый, красивый степняк – здесь все мальчишки такие…
Потемневшее под степным солнцем лицо… а глаза – неожиданной пролесковой синью.
Сильные, крепкие плечи и руки.
-Мамочка, я без него не смогу… Они же ненадолго уходят?..
Ещё когда с Анютой Мельниковой в поселковом парке с детьми гуляли…
Смеялась Анюта:
- Надо же!.. Бровки хмурит Саня – глазами ищет Полюшку!
Так и было. Обе крохи радовались встрече, за руки держались…
Когда приходили с Аней за ребятами в детский сад, тоже с улыбками переглядывались:
- Жених и невеста!
И в школе – жених и невеста…
Разве ж можно было подумать, что невесте этой придётся провожать жениха на войну…
Как в кино.
Готовились к свадьбе – осенью, как положено в здешних краях, чтоб столы – по-шахтёрски богатые…
Выбирали свадебное платье.
Подружки Полюшкины спорили, какая причёска больше подойдёт невесте – под фату…
Из их 11-го Б Полинка первой замуж выходила, раньше всех девчонок невестой стала.
Отец, Алексей Андреевич, правда, долго курил во дворе, когда Санька Мельников сказал ему, что они с Полиной собираются подать заявление.
Курил и хмурился.
Но – согласился батя: а чего ждать… Саня горный техникум заканчивает, Полинка на заочном в педагогическом, на второй курс переходит… Взглянул Алексей на Татьяну:
- Как думаешь, мать?
Татьяна перевела дыхание: строг Алексей…
А дочушка – единственная.
Мальчишки, Данька и Артём, – ещё школьники.
Алексей потушил сигарету:
- Как думаешь, Танюша? Может, и лучше, что сейчас решили? Чего ждать, – раз любят друг друга. Саня – парень серьёзный, и Полюшка у нас умница: вся – в тебя.
Татьяна улыбнулась:
- Твоя же копия.
-Это – глазами… лицом – на меня похожа, – сдержанно, но в счастливой отцовской гордости объяснил Алексей. – А во всём остальном Полинка – в тебя. – Обнял жену: – Такая же хозяюшка, как ты у меня. Я уж и не отличаю: ты ли борщ готовила… или дочушка. И чего ждать? Осенью сыграем свадьбу. Согласна ты, Танюша?
- Если ты согласен, то и я согласна, – просто ответила Татьяна.
С Полюшкой обе переживали: разрешит ли отец…
Кто ж знал… кто ж подумать мог, – что невесте придётся провожать жениха на войну…
В Полюшкиных глазах, в бездонных синих-синих озерцах, надежда всколыхнулась:
- Мамочка!.. Мам!.. Может… А, может, до рассвета всё закончится?.. Может, и не война это? Саня так хотел в шахте работать! Так ждал первого спуска!.. И… подъёма мы с ним ждём.
А подъём – первый Санин подъём на-гора… – будет означать расставание.
Потому что над Луганкой рвётся небо.
На сколько расставание, – неизвестно.
К остановке подъехал шахтёрский автобус – закончилась вторая смена.
Отец и Саня вошли во двор.
Полинка выбежала им навстречу.
Алексей Андреевич устало кивнул Сане:
- Ты… недолго. С час-другой поспать надо. И рюкзак проверь.
Саня бережно прижал к себе Полюшку:
- Поль!.. Спуск – это… это, знаешь… дух захватило, – как в невесомости…
Про невесомость Полинка знала…
Так было, когда… впервые у них с Саней случилось.
-А в шахте, Поль, – фонари. Как на улице. Только свет другой… Здесь такого не бывает.
Здесь – это здесь, – поняла Полинка. А у Сани теперь есть шахта – километровая глубина…
И свет там другой.
- Я думал о тебе, Поль. Всю смену думал о тебе.
- И я… думала о тебе.
- Я знаю, Поль… А подъём – это ожидание. Знаешь, – так всегда бывает, когда возвращаешься. И тоже дух захватывает.
А между спуском и подъёмом – Полинка теперь точно знала это, – можно сердцем дотронуться… дотронуться сердцем до Саниного сердца.
Дотронуться сердцем, хоть между спуском и подъёмом – километровая глубина…
Дома Саня прилёг: обычное дело после шахтёрской смены…
Полюшкину ладонь не выпустил из своей руки:
- Ты не уходи, Поль. Посиди со мной…
Полина не ушла бы, – даже если бы он не сказал этих слов…
Невидимые волны закачали Саню в счастливой полудреме: Полюшка встретила его, – как встречает шахтёра жена…
Санина мать, Анна Григорьевна, открыла рюкзак.
Улыбнулась сквозь слёзы: девчонка, невеста Санина, тихонько сказала:
- Я сама посмотрю. Я знаю, что надо.
Ещё не светало, когда шахтёры собирались у машины с большим крытым кузовом.
Курили, негромко переговаривались: украинскими снарядами разбит мост через Северский Донец…
Не слова, а дыхание… – счастливое и горькое:
- Сань!..
Саня – при всех… застенчиво и смело – поцеловал Полину.
Так шахтёр целует жену перед спуском в шахту.
Или – когда уходит в шахтёрское ополчение.
- Я знаю, Полюшка. Ты береги себя… и маленького береги.
Лето 2014-го…
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»