Шестьдесят — это не просто возраст, это какой-то рубеж, понимаете? Вот сидишь ты, Галина Петровна, в дорогом ресторане, который, между прочим, твой сын оплатил, и думаешь: «Как же быстро пролетело!». Вроде только вчера маленьких Димку с Анькой на руках держала, а сегодня — они уже взрослые, со своими жизнями, заботами... Вон, Димка сидит, весь такой важный, в костюме от кутюр, смотрит в свой телефон. А Анька, моя младшенькая, то и дело на меня поглядывает — переживает. Знает она меня, насквозь видит... Чувствую, что-то не так.
Праздник, конечно, на славу. Все так красиво: белоснежные скатерти, хрусталь сверкает, свечи горят, а букеты... Боже, какие букеты! Розы, лилии, даже пионы в конце лета отыскали. Это всё Димка. Он всегда так: если уж делает, то по-царски. Мне, конечно, приятно. А что толку? Вот уже второй час праздника, а он всё молчит. Сидит, уткнулся в экран, будто мы тут и не существуем.
Первым поднялся брат мой, Коля. Человек простой, не писатель, но как сказал!
— Галька, — говорит, — мы с тобой столько пережили... И радость, и горе. И как я рад, что ты сегодня такая! Светится вся, будто солнышко. Всегда была нашим солнышком, нашей опорой. Спасибо тебе за всё!
Я тогда чуть не заплакала. Вот что значит — от души! Потом подруги мои, с которыми я больше сорока лет дружу. Они такие трогательные слова говорили, такие воспоминания поднимали... И про мою вечно улыбающуюся маску, и про то, как я всегда приходила на помощь. Ну, куда ж без этого! А потом зять мой, Сергей, Анькин муж. Ох, какой он молодец!
— Дорогая Галина Петровна, — начал он, — вы не просто теща, вы — вторая мама. Вы столько добра вложили в нашу Анечку, что мне остаётся только быть достойным её! Спасибо вам за вашу доброту, за ваше тепло! За то, что вы есть!
Я, конечно, вся расплылась. Обняла его крепко, поцеловала в щёку. Думаю, вот же, настоящий мужчина! Не боится чувств своих показывать. А Димка... Димка всё сидит. Я всё ждала, вот сейчас он поднимется, скажет что-нибудь... Ну хоть пару слов! Мы же с ним столько прошли! Я же его в институт на последние деньги отправляла, ночами не спала, когда он болел... А он, мой первенец, так и не смог найти пару слов для своей матери...
Я не понимаю, что ему нужно от меня? Я никогда ничего не просила, никогда не требовала. Просто хотела, чтобы он был счастлив. А он... Он подарил мне эти дорогие серьги. Вчера еще на почту пришла, принёс курьер. Я, конечно, надела, чтобы не обидеть. Да вот только они почему-то в ушах жгут, а не сверкают... Словно металл холодный, чужой... А вот слова — они бы согрели. Они бы сердце моё наполнили.
И вот, когда уже почти все тосты были сказаны, и официанты начали убирать посуду, я решилась. Взяла бокал с морсом (водку я не пью) и подняла его. Все утихли.
— Дорогие мои, — начала я, и голос мой дрожал. — Хочу сказать вам всем огромное спасибо! Спасибо, что вы есть в моей жизни! Вы — мое богатство!
Я обвела всех глазами. И снова остановилась на Димке. Он наконец-то отложил телефон. В его глазах что-то мелькнуло. Кажется, он понял, что я жду... Но нет. Он только кивнул и снова взялся за телефон. Всё. Для меня праздник закончился. Слёзы наворачивались на глаза. Я встала, улыбнулась как можно шире, и сказала:
— Спасибо, мои родные! Это был лучший день в моей жизни!
А внутри... А внутри, будто что-то оборвалось. Словно ниточка, которая связывала меня с моим сыном, порвалась. И я чувствовала, как этот разрыв не просто болит, он жжёт огнём! Неужели я чужая? Неужели я так и не заслужила простого тоста? И вот это чувство, это жгучее разочарование, оно было хуже любой боли.
Я знаю, что он любит меня. Он всегда был такой. В детстве, когда я его в садик отдавала, он от меня не отходил, плакал. А потом, когда я уже в школе его забирала, он выбегал и обнимал меня. Он всегда был таким. Но сейчас... Сейчас он взрослый. Он считает, что если он оплатил банкет, то этого достаточно. Он не понимает, что для меня это не так.
Он не понимает, что мне нужно не его богатство, а его душа. Его сердце. И вот это осознание, оно как холодный душ... Я чувствовала, что моё сердце сжимается от боли. Я улыбалась, говорила, обнимала всех, а внутри у меня был какой-то ледяной ком, который медленно, но верно, замораживал меня.
Анька, конечно, всё почувствовала. Она подошла ко мне, обняла меня, прошептала на ухо: "Мама, не переживай. Он просто такой". А я... А я знала, что он не такой. Он просто стал таким. И я чувствовала, что это моя вина. Может, я что-то не так сделала? Может, я его неправильно воспитала? Может, я не научила его любить?
И вот, в тот момент, когда я сидела, обнимая свою младшенькую, и чувствовала, как слёзы медленно, но верно, катятся по щекам, я поняла, что этот юбилей — это не праздник, это какое-то испытание. Испытание на прочность. И я не знаю, смогу ли я его выдержать.
Глава 2. Холодное утро
На следующее утро я проснулась рано. Голова гудела, и в ушах всё еще стоял шум вчерашнего праздника. Я села на кухне, взяла чашку горячего чая. За окном шел мелкий осенний дождь. Грусть, которая вчера вечером меня одолела, никуда не ушла. Она стала только сильнее.
Вот так всегда... Вроде всё хорошо, всё прекрасно, а потом — один момент, один жест, одно молчание — и всё рушится. Я посмотрела на телефон. Ни одного сообщения от Димки. Даже "спокойной ночи" не написал. Он всегда такой. Он считает, что если он сделал что-то важное, то этого достаточно. Он не понимает, что мне нужны не его дела, а его слова.
Он всегда так. Когда я его в школу отдавала, он плакал. А потом, когда я его забирала, он выбегал, обнимал меня... А сейчас... Сейчас он не может найти пару слов для своей матери... И я чувствовала, как меня накрывает волна обиды. Это было так больно. Я чувствовала, что моё сердце сжимается от боли.
Телефон зазвонил. Это была Анька.
— Мам, как ты? — спросила она. Голос у неё был такой... тревожный.
— Всё хорошо, доченька, — соврала я. — Просто немного устала.
— Мам, не ври мне, — сказала она. — Я же знаю тебя. Ты из-за Димки, да?
Я не смогла больше сдерживаться. Слёзы хлынули из глаз.
— Ну что он, Ань? — всхлипнула я. — Ну что ему стоило? Просто два слова сказать! «Мама, я тебя люблю», или «Мама, спасибо за всё»! Что? Он не мог? Он что, чужой мне?
Я говорила, и слёзы текли по моим щекам. Мне было так больно.
— Мам, ну перестань, — сказала Анька. — Он просто не умеет. Ты же знаешь, он всегда такой. Он не умеет говорить о своих чувствах. Он выражает свою любовь по-другому. Он оплатил банкет. Он купил тебе эти дорогие серьги. Что тебе еще нужно?
— Мне нужно его сердце! — закричала я. — Мне нужны его слова! Мне нужны его глаза, полные любви! А не его деньги! Понимаешь?
Она замолчала. Я чувствовала, что она меня понимает. Она всегда меня понимала.
— Мам, я поговорю с ним, — сказала она. — Я всё ему объясню. Не переживай.
Она положила трубку. Я сидела, обхватив себя руками, и плакала. Мне было так больно, так обидно. Я чувствовала, что мой сын меня не любит. Он просто не может. Или не хочет. И это было так больно.
Вечером я сидела, смотрела телевизор. Вдруг позвонила Анька.
— Мам, я у него была, — сказала она. — Он всё рассказал.
— Что? — спросила я. — Что он рассказал?
— Он... он на грани банкротства, мам, — тихо сказала она. — У него огромные проблемы на работе. Он... он не мог найти в себе силы на «лицемерные» речи, когда внутри у него всё рушилось. Он просто не мог, мам. Он был так напуган, так разбит... Он не знал, как тебе сказать.
Я замолчала. В голове у меня всё смешалось. Он... на грани банкротства? Мой Димка? Мой сильный, мой умный, мой самый лучший? Не может быть.
— Ты что, шутишь? — спросила я.
— Нет, мам, — сказала она. — Он не шутит. Он так... он так переживает, что даже спать не может. Он... он просто не хотел, чтобы ты узнала. Он хотел, чтобы ты была счастлива.
Я положила трубку. Мне было стыдно. Мне было так стыдно, что я так думала о нём. Я думала, что он не любит меня, а он... а он просто не мог. Он не мог сказать мне, что у него проблемы. Он не хотел, чтобы я переживала. Он хотел, чтобы я была счастлива. И это было так больно.
Я сидела, смотрела в окно. Дождь всё еще шёл. Я чувствовала, как моё сердце сжимается от боли. Я не знала, что делать. Я не знала, как ему помочь. Я не знала, что ему сказать. Я просто... просто сидела, и слёзы текли по моим щекам. Мне было так стыдно, так обидно... Мне было так больно. И я понимала, что это всё моя вина.
Если бы я просто спросила... Если бы я просто подошла к нему и спросила, что с ним... А я... а я просто обиделась. И я чувствовала, что это моя вина. И это было так больно.
Глава 3. Разговор в тишине
Я не спала всю ночь. Слова Аньки крутились в голове, как заезженная пластинка: «Он на грани банкротства... он просто не мог...». Мне было стыдно, очень стыдно. Я чувствовала себя такой глупой, такой эгоистичной. Он там, наверное, с ума сходит, а я? Я сижу и жду от него тоста, как какая-то... ну, как будто я маленькая девочка, которой не подарили любимую игрушку! Обиделась, видите ли!
Утром я собралась. Надела своё лучшее платье, расчесала волосы. Нет, я не поеду к нему. Я просто... просто позвоню. Но когда я взяла телефон, рука моя дрогнула. Что я ему скажу? «Сынок, прости меня, что я так думала о тебе»? Слишком банально. Слишком... просто. Я должна что-то сделать. Я должна что-то изменить.
Я подошла к окну. Дождь прекратился. Солнце светило, но всё равно было как-то холодно. Я посмотрела на своё отражение в стекле. И увидела... ну, не себя. Я увидела какую-то... старуху. С морщинами, с седыми волосами... А ведь я еще вчера была такой... такой молодой, такой красивой... И вот, в один момент, я постарела на двадцать лет. И всё из-за него. Из-за моей обиды. Из-за моей глупости.
Вдруг раздался звонок. Я вздрогнула. Это был Димка.
— Мам, — сказал он. Голос его был такой... хриплый. Словно он не спал всю ночь. — Я... я приеду. Можно?
Я молчала. Я просто не могла найти в себе силы, чтобы ответить.
— Мам? — спросил он. — Ты там?
— Да, — ответила я. — Да, конечно. Приезжай.
Он приехал через полчаса. Я открыла дверь. Он стоял на пороге. Словно какой-то... ну, не знаю. Словно он был не здесь, а где-то там, в своих мыслях. Он был одет в тот же костюм, что и вчера. Но он был какой-то... помятый. Словно он в нём спал.
— Заходи, — сказала я.
Он зашел. Мы сидели в гостиной. В тишине. Я не знала, что ему сказать. Он не знал, что ему сказать. Мы сидели, как два чужих человека. И это было так больно.
— Мам, — начал он. Голос его дрожал. — Прости.
Я молчала. Я не могла найти в себе силы, чтобы ответить. Я просто смотрела на него. И видела... ну, не своего сына. Я видела какого-то... ну, не знаю. Какого-то мальчика, который так сильно боится. Который так сильно напуган.
— Я... я не сказал тост не потому, что не люблю тебя, — сказал он. — А потому, что у меня сейчас такие проблемы, что я и себе боюсь в них признаться. Я просто... не смог.
Он замолчал. Я сидела, обхватив себя руками, и смотрела на него. И я видела... я видела, как он боится. Как он боится, что я его осужу. Что я его не пойму. Что я его... ну, не знаю. Что я его разлюблю.
— Я... я на грани, мам, — сказал он. — Я не знаю, что делать. Я... я не могу спать. Я не могу есть. Я не могу... я не могу ничего.
Он замолчал. Я чувствовала, как моё сердце сжимается от боли. Я встала, подошла к нему. Обняла его. И почувствовала, как он дрожит.
— Сынок, — сказала я. Голос мой дрожал. — Почему же ты молчал?
— Я... я не хотел, чтобы ты переживала, — сказал он. — Я не хотел, чтобы ты знала. Я хотел, чтобы ты была счастлива.
Я обняла его еще крепче. И почувствовала, как слёзы катятся по моим щекам. Это были слёзы... не знаю. Не грусти, не обиды. Это были слёзы... радости. Радости от того, что он мне доверяет. Радости от того, что он не боится быть слабым. Радости от того, что он... он мой. Мой сын. Мой самый любимый мальчик.
Мы сидели так еще какое-то время. Он не рассказывал подробностей своих проблем. И я не спрашивала. Мне это было не нужно. Мне было достаточно того, что он мне доверяет. Что он мне открылся. Что он не боится быть слабым.
И вот в этот момент я поняла, что тост — это не важно. Подарок — это не важно. Важно то, что он здесь. Что он рядом. Что он не боится быть слабым. И это было так... так хорошо. Так правильно.
Глава 4. Понимание без слов
После того разговора в гостиной что-то внутри нас обоих изменилось. Мы не стали вдруг говорить о чувствах каждый день. Дмитрий по-прежнему был немногословен, а я... я перестала ждать от него громких слов. Главное было в другом — в этом негласном соглашении, в новом, более глубоком понимании.
Прошла неделя. Димка позвонил.
— Мам, — сказал он, — я... я сейчас на работе. Завтра будет... ну, важный день.
— Я знаю, сынок, — сказала я. — Ты справишься. Я в тебя верю.
И он замолчал. Я слышала, как он тяжело дышит. Он не просил помощи, не говорил о своих проблемах. Он просто позвонил, чтобы я знала, что он сейчас... ну, не знаю. Что он сейчас нуждается в моей поддержке.
— Я просто... — сказал он. — Я просто хотел, чтобы ты знала.
— Я знаю, — сказала я. — Я всегда с тобой.
Он ничего не сказал. Просто положил трубку. А я... а я чувствовала, как меня накрывает волна тепла. Я чувствовала, что я... ну, не знаю. Что я нужна ему. Что я важна для него. И это было так... так хорошо.
Анька позвонила мне на следующий день.
— Ну что, мам, как он? — спросила она.
— Всё хорошо, доченька, — сказала я. — Всё будет хорошо.
— Я ему говорила, что он должен тебе открыться, — сказала она. — Он всё-таки послушался.
— Спасибо тебе, доченька, — сказала я. — Спасибо тебе за всё.
Она замолчала. И я почувствовала, что она... ну, не знаю. Что она гордится мной. Что она гордится нами.
Вечером я сидела на кухне. Смотрела в окно. Шел снег. Я вспомнила, как в детстве мы с Димкой лепили снеговика. Он всегда был таким... ну, не знаю. Таким серьезным. Он всегда всё делал правильно. Он всегда был таким... ну, не знаю. Таким взрослым. И я... я любила его таким.
А потом я вспомнила, как он болел. Он был такой... такой маленький, такой беззащитный. Он лежал в кроватке. Я сидела рядом с ним. Он был такой... такой горячий. Я прижимала его к себе. И я чувствовала, что он... он мой. Мой самый любимый мальчик.
Я сидела, и слёзы текли по моим щекам. Это были слёзы... не знаю. Не грусти, не обиды. Это были слёзы... любви. Любви к нему. Любви к своей жизни. Любви к своей семье.
Я почувствовала, что я... ну, не знаю. Что я счастлива. Я счастлива, что у меня есть такой сын. Такой... такой умный, такой сильный, такой... такой любящий. И я поняла, что его любовь — она не в словах. Она в его делах. Она в его заботе. Она в его... ну, не знаю. В его сердце.
И я... я чувствовала, что я... ну, не знаю. Что я люблю его. Люблю его таким, какой он есть. И я поняла, что это самое главное.
Глава 5. Теплый финал
Прошёл месяц. Проблемы на работе у Дмитрия не исчезли, но он стал... ну, не знаю. Он стал как-то легче к ним относиться. Он стал больше звонить, просто так. Не по делу. Просто, чтобы спросить, как у меня дела. Просто, чтобы... ну, не знаю. Чтобы услышать мой голос.
А я... а я перестала ждать от него чего-то. Я просто радовалась тому, что он звонит. Радовалась тому, что он есть в моей жизни. Радовалась тому, что он мой.
И вот однажды, вечером, он приехал ко мне. Без предупреждения. Он стоял на пороге. В руках у него был... ну, не знаю. Какой-то... ну, не знаю. Какой-то букет. Не из дорогих роз, а из... ну, не знаю. Из каких-то полевых цветов. И он был такой... такой... такой простой. И такой... такой красивый.
— Мам, — сказал он. — Я... я просто хотел тебе кое-что сказать.
Я не могла найти в себе силы, чтобы ответить. Я просто смотрела на него. И видела... ну, не знаю. Я видела своего... своего мальчика. Своего самого любимого мальчика.
— Я... я не сказал тост на дне рождения, — сказал он. — Но я хочу сказать его сейчас.
Он сел рядом со мной. Взял меня за руку.
— Мам, — сказал он. Голос его дрожал. — Ты... ты у меня самая лучшая. Ты... ты всегда была моей опорой. Ты всегда была моей... ну, не знаю. Моей мамой. Я... я люблю тебя.
Я не могла сдержаться. Слёзы хлынули из глаз. Я обняла его. И почувствовала, как он дрожит.
— Сынок, — сказала я. — Я... я тоже тебя люблю.
Мы сидели так еще какое-то время. Он не рассказывал подробностей своих проблем. И я не спрашивала. Мне это было не нужно. Мне было достаточно того, что он здесь. Что он рядом. Что он не боится быть слабым.
И вот в этот момент я поняла, что тост — это не важно. Подарок — это не важно. Важно то, что он здесь. Что он рядом. Что он не боится быть слабым. И это было так... так хорошо. Так правильно.
Подарок и тост потеряли всякое значение. Главным стало восстановленное доверие и понимание, что любовь проявляется не только в словах, но и в поступках, а главное — в принятии друг друга такими, какие мы есть.
Мы сидели на кухне. Он не рассказывал подробностей своих проблем, но его присутствие и честность уже всё сказали. Он просто взял мою руку, и этот жест стал красноречивее любого тоста. В этот момент мы стали ближе, чем когда-либо. Лед в моем сердце таял, и я чувствовала, как на его место приходит нечто новое: тёплое, нежное, хрупкое. Настоящая любовь, без условий и ожиданий.
Я смотрела на него и видела, как он изменился. Как он стал... ну, не знаю. Как он стал собой. И я чувствовала, что я... я счастлива.