У каждого счастья есть свой звук. Мое звучало, как тихое ворчание мужа, когда он в субботу утром пытался починить вечно капающий кран на кухне. Звучало, как его сдержанный смешок, когда наша старая кошка Мурка, вопреки всем законам физики, пыталась втиснуться в слишком маленькую для нее коробку. Звучало, как его шаги в прихожей — усталые после долгого рабочего дня, но всегда такие родные, такие долгожданные.
Я была хранительницей этих звуков. Коллекционером мгновений. И, как мне тогда казалось, щедрым дарителем, делившимся этим сокровищем с миром.
Мой канал назывался «Будни с моим Героем». Название пришло само собой, легко и естественно, как дыхание. Максим и был моим героем. Не тем, что спасает мир или совершает подвиги на виду у всех. Нет. Его героизм был тихим, повседневным. Он проявлялся в том, как он заботливо укрывал меня пледом, когда я засыпала на диване под бормотание телевизора. В том, как он, хмурясь, читал инструкцию к новому пылесосу, чтобы избавить меня от этой «головоломки». В том, как он всегда оставлял мне последний кусочек любимого торта, уверяя, что ему «совсем не хочется».
Я начала снимать его просто так, для себя. На старенький телефон, который вечно грозился разрядиться в самый неподходящий момент. Первое видео, которое я выложила, было снято случайно. Максим, мой сорокавосьмилетний, серьезный муж-инженер, пытался научить попугая Кешу говорить «интеграл». Он стоял перед клеткой, в своей любимой растянутой домашней футболке, и с серьезностью профессора повторял: «Ин-те-грал! Ну же, Кеша, это просто!» Попугай в ответ пронзительно каркал. Я смеялась до слез, снимая эту сцену через приоткрытую дверь.
Выложила в сеть, просто чтобы поделиться с сестрой. А на утро… На утро под видео было несколько сотен лайков и десятки комментариев.
«Какой у вас муж! Настоящий!», «Боже, я смеялась и плакала одновременно. Спасибо за это утро!», «Это так мило, берегите его!».
Я читала и чувствовала, как внутри разливается тепло. Они видели то же, что и я! Они понимали. Мой Максим, мой тихий, непубличный герой, оказался нужен не только мне.
Так все и началось. Мой телефон сменился на более современную модель с хорошей камерой. В квартире появились крошечные, почти незаметные камеры — одна на книжной полке в гостиной, другая в цветочном горшке на кухне. Я оправдывала это перед собой. *Это же не реалити-шоу. Я не снимаю ничего личного, ничего порочащего. Только свет, только добро. Я просто показываю, какими могут быть настоящие, теплые отношения.*
Максим ничего не замечал. Он жил своей обычной жизнью, будучи уверенным, что наш дом — это наша крепость. А я… я стала режиссером его жизни. Я научилась ловить ракурсы. Знала, когда он, задумавшись, забавно почешет затылок. Знала, в какой момент его лицо озарится той самой мальчишеской улыбкой, от которой у меня до сих пор замирало сердце.
Подписчики прибывали с какой-то космической скоростью. Десять тысяч, сто, пятьсот… Миллион. Цифра, которая не укладывалась в голове. Мой маленький канал о тихом семейном счастье превратился в империю. Появились рекламодатели. Сначала скромные — кухонная утварь, потом — бытовая техника, потом — крупные бренды семейной одежды. Деньги, о которых мы раньше и не мечтали, потекли рекой. Мы сделали ремонт, о котором Максим так долго говорил. Съездили в отпуск на море, впервые за десять лет.
— Ленка, ты у меня волшебница, — говорил он, обнимая меня на балконе отеля с видом на закат. — Твой блог… я, конечно, не очень в этом понимаю, но раз это приносит тебе радость и… вот это все, — он обвел рукой шикарный номер, — то я только рад.
Я кивала, прижималась к нему и чувствовала укол совести, такой маленький, почти незаметный, как укус комара. Я быстро его отгоняла. *Я же для нас стараюсь! Для него! Он заслуживает всего самого лучшего.* Я была в этом искренне уверена.
Моя аудитория — в основном женщины моего возраста и старше. Они писали мне длинные, проникновенные письма в личные сообщения. Рассказывали о своих мужьях, о том, что разучились замечать в них хорошее.
«Леночка, спасибо вам. Я посмотрела, как ваш Максим чинит стул, и впервые за много лет попросила своего мужа помочь с полкой. Он так обрадовался! Мы весь вечер проговорили, как раньше», — писала одна.
«Вы вернули мне веру в семью. Глядя на вашего Героя, я поняла, что мой-то тоже ничего, просто я перестала это ценить», — вторила ей другая.
Я чувствовала себя миссионером. Проповедником тихого семейного счастья. Я несла в мир свет, показывая, что любовь — она не в дорогих подарках и громких словах. Она в том, как человек чистит для тебя картошку или молча протягивает чашку с горячим чаем, когда ты устала.
И вот однажды раздался звонок.
— Елена Викторовна? Здравствуйте. Вас беспокоят с телеканала «Наш город». Мы готовим репортаж о самых успешных блогерах нашего региона. И мы бы очень хотели рассказать о вас и вашем удивительном канале.
Земля ушла из-под ног. Телевизор! Настоящий репортаж. Это был уже не просто успех в интернете, это было признание. Настоящее, весомое.
— Да… да, конечно, — пролепетала я, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Отлично! Тогда мы пришлем к вам съемочную группу завтра. Нам бы хотелось снять вас в вашей естественной среде, так сказать. Может, и ваш супруг, ваш Герой, согласится сказать пару слов? Зрители его обожают!
Холодок пробежал по спине. Максим? Перед камерой? Он же возненавидит эту идею. Он не любил даже фотографироваться, считая это «пустой тратой времени».
— Ой, вы знаете, он очень скромный человек, — быстро нашлась я. — Совсем непубличный. В этом ведь и вся прелесть канала, что он не играет на камеру. Он просто живет.
— Понимаю, понимаю! — весело ответила девушка на том конце провода. — Ну, может, он просто будет дома? Мы снимем, как вы вместе пьете чай, буквально пару кадров. Это так оживит картинку!
Я согласилась. Убедить Максима просто посидеть на кухне, пока нас снимают, было сложно, но выполнимо. Я скажу, что это для какого-то интернет-конкурса. Он не станет вникать. Проворчит для порядка, но согласится. Ради меня. Он всегда все делал ради меня.
Весь вечер я летала по квартире как на крыльях. Убирала, готовила, продумывала, что надену. Я стану знаменитой! Не просто Леной-блогером, а Еленой, о которой говорят по телевизору. Я представляла, как мы с Максимом будем смотреть этот репортаж. Как он будет гордиться мной. Он увидит, что мое «увлечение» — это серьезное, важное дело. Что я не просто «сижу в своем телефоне», а создаю что-то, что ценят миллионы.
В этой эйфории я совсем забыла, что фундамент моей красивой империи был построен на лжи. Маленькой, как мне казалось, невинной лжи. Но ложь имеет свойство расти. И я еще не знала, что завтра мой идеально выстроенный карточный домик рухнет, погребая под собой все, что мне было дорого.
Глава 2
Утро началось с суеты, приятной и волнительной. Я порхала по кухне, раскладывая на столе свежую выпечку и фрукты. Съемочная группа — молоденькая журналистка с горящими глазами и оператор с внушительной камерой на плече — уже расставляла свет в нашей гостиной. Максим, к моему удивлению, отнесся к происходящему на удивление спокойно. Я соврала ему, что это для небольшого регионального конкурса блогеров, и главный приз — путевка в санаторий. Упоминание санатория, куда он давно мечтал съездить подлечить спину, сработало безотказно.
— Ну, раз для дела… — проворчал он, надевая свежую рубашку. — Только чтобы меня поменьше в кадре было. Снимайте свою жену-звезду.
Я рассмеялась и поцеловала его в щеку. Все шло по плану.
Интервью пролетело на одном дыхании. Я рассказывала о том, как зародилась идея канала, о своей любви к мужу, о том, как важно ценить простые моменты. Я говорила искренне, от всего сердца, и почти сама верила в то, что все именно так и есть — чисто, светло и без обмана. Оператор снял несколько общих планов, как мы с Максимом пьем чай на кухне. Мой муж, как и обещал, в основном молчал, смущенно улыбаясь, и выглядел в кадре еще более очаровательным в своей немногословной мужественности.
— Репортаж выйдет в эфир сегодня, в вечерних новостях в семь, — сообщила журналистка, прощаясь. — Не пропустите!
Вечером мы уселись перед телевизором, как в старые добрые времена. Я приготовила его любимый ужин, налила нам по бокалу вина. Внутри все трепетало от предвкушения. Вот он, мой триумф.
И вот началась программа. Диктор бодрым голосом рассказал о феномене блогинга в нашем городе, и на экране появилось мое лицо. Потом кадры из нашей гостиной, отрывки из моего интервью. А затем… затем на экране пошла нарезка из моих видео. Вот Максим забавно танцует, когда думает, что его никто не видит. Вот он с упоением смотрит старый советский фильм, вытирая непрошеную слезу. Вот он спит на диване, и кошка Мурка свернулась у него на груди. На экране мелькали цифры: «1,5 миллиона подписчиков», «десятки тысяч комментариев». Журналистка за кадром восторженно щебетала: «Елена создала уникальный формат, показывая своего мужа, Максима, в самых естественных и трогательных ситуациях. Зрители влюбились в этого простого инженера, которого жена ласково называет «мой Герой».
Я взглянула на Максима. Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, и его лицо было белым как полотно. Он не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к экрану, где *его* жизнь, *его* личные, сокровенные моменты, которые он делил только со мной, теперь были выставлены на всеобщее обозрение.
— Что… это? — тихо, почти шепотом спросил он, когда репортаж закончился и пошла реклама.
— Макс, я… я могу все объяснить, — залепетала я, чувствуя, как ледяной ужас сковывает мне горло.
Но он меня не слушал. Он достал свой телефон, что-то быстро набрал в поиске. Его пальцы дрожали. И вот он нашел. «Будни с моим Героем». Он нажал на первое попавшееся видео. То самое, с попугаем. Потом на второе. На третье. Он листал ленту, и с каждым новым роликом его лицо становилось все более каменистым. Ушло недоумение, ушел шок. Осталось только одно — холодное, звенящее чувство предательства.
Я видела, как в его глазах отражается вся его жизнь за последние два года, перемонтированная, нарезанная на короткие смешные ролики и приправленная веселой музыкой. Его слабости, его привычки, его нежность, его усталость — все стало контентом. Товаром.
— Все это время… — он наконец поднял на меня глаза, и я отшатнулась от того, что в них увидела. Там была такая боль, такая бездна непонимания, что мне захотелось провалиться сквозь землю. — Все это время ты… снимала меня? Как подопытного кролика?
— Нет! Максюша, это не так! Я просто… я хотела показать, какой ты замечательный! Люди тебя любят! Они восхищаются тобой!
— ЛЮДИ? — он вскочил на ноги, и его голос, обычно такой спокойный, сорвался на крик. — КАКИЕ ЛЮДИ?! Я не знаю этих людей! И я не хочу, чтобы они меня знали! Это МОЯ жизнь, Лена! НАША жизнь! Как ты могла?!
— Но деньги, ремонт, отпуск… Я делала это для нас! — мой голос дрожал, слезы застилали глаза. Это был мой последний, самый жалкий аргумент.
— Деньги? — он горько усмехнулся. — Ты продала меня за деньги? За лайки? За эту… фальшивую славу? Я бы лучше всю жизнь ел одну картошку, но знал бы, что мой дом — это место, где я могу быть собой! А не актером в твоем бесконечном спектакле!
Он ходил по комнате, как зверь в клетке. Он не мог найти себе места. Он смотрел на знакомые вещи — на книжную полку, на диван, на цветок в горшке — и я видела, как в его сознании они превращаются из деталей домашнего уюта в декорации.
Внезапно его телефон завибрировал. Он посмотрел на экран.
— А вот и слава пришла, — с ядом в голосе произнес он и показал мне экран. Сообщение от его коллеги, Игоря. «Макс, привет! Увидел тебя по телеку. А потом нашел канал твоей жены. Ну ты даешь, звезда! Не знал, что ты такой юморист :)))». И ссылка на мой канал.
Унижение. Вот что я прочла в его глазах. Полное, сокрушительное унижение. Его коллеги, его друзья, весь мир теперь видел его не серьезным инженером Максимом Викторовичем, а забавным персонажем из блога жены.
— Я… я не думала… — прошептала я.
— В том-то и дело, Лена. Ты не думала. Ты вообще перестала думать. Ты только снимала.
Он замолчал, прошел в спальню. Я слышала, как выдвигаются ящики комода. Через минуту он вышел, уже одетый в уличную одежду, с небольшой спортивной сумкой в руке.
— Куда ты? — испуганно пискнула я.
— Я не могу здесь оставаться. Я не знаю, где тут настоящая жизнь, а где съемочная площадка. Я не знаю, когда ты смотришь на меня, как жена, а когда — как оператор, ищущий удачный кадр.
Он подошел к двери. Его рука легла на ручку.
— Максим, пожалуйста, не уходи! Прошу тебя! Мы поговорим! Я все удалю! Прямо сейчас!
— Поздно, Лена, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты уже все выложила. На всеобщее обозрение. Включая мое сердце.
Дверь за ним захлопнулась. Звук щелкнувшего замка прозвучал в оглушительной тишине квартиры как выстрел. Я осталась одна. Одна, посреди идеальных декораций для съемок счастливой семейной жизни. Только вот главного героя в ней больше не было.
***
### Глава 3
Тишина. Такой оглушительной тишины в нашем доме я еще никогда не слышала. Раньше это была тишина уюта, когда мы, каждый занятый своим делом, просто находились рядом. Сейчас же она давила, звенела в ушах, заполняла собой каждый угол. Квартира, которую я с такой любовью превращала в идеальное гнездышко, за одну ночь стала чужой. Она превратилась в съемочный павильон после окончания съемок — холодный, безжизненный, гулкий.
Я ходила из комнаты в комнату, прикасаясь к вещам, которые еще вчера были частью нашей общей жизни, а теперь казались уликами моего преступления. Вот его кресло, в котором он любил читать. Я сразу вспомнила ролик, где он забавно морщит нос, когда натыкается на скучный абзац. Ролик, набравший двести тысяч лайков. Вот его чашка на кухне, с дурацкой надписью «Царь, просто царь». Подарок коллег на 23 февраля. Я снимала, как он, смущаясь, пил из нее первый раз чай. Миллион просмотров.
Каждый предмет кричал о моем предательстве. Я смотрела на книжную полку и видела не книги, а замаскированную камеру. Смотрела на пышный фикус и видела вторую. Эти маленькие черные глазки, мои шпионы, теперь смотрели на меня с немым укором. Я подошла и резким движением выдернула их из укрытий, оборвав провода. Но было поздно. Они уже сделали свою работу.
Мой телефон разрывался от уведомлений. После репортажа на канал хлынула новая волна подписчиков. Комментарии сыпались сотнями в минуту.
«Елена, вы такая молодец! Ваш муж — просто золото!»
«Посмотрела репортаж и сразу подписалась! Какая вы прекрасная пара!»
«Ждем новое видео с вашим Героем! Он сегодня в хорошем настроении?»
Я читала это, и меня физически тошнило. Они требовали продолжения шоу. Они не знали, что главный герой ушел, а режиссер сидит на полу в пустой кухне и воет от отчаяния. Их любовь, их обожание, которое еще вчера казалось мне высшей наградой, теперь ощущалось как соль на ране. Они любили не Максима. Они любили образ, который я им создала. Удобный, милый, домашний «Герой». Они понятия не имели, какой он на самом деле, когда выключена камера. Они не знали, как он переживает из-за проблем на работе, как он до хрипоты спорит о политике, как он может часами молчать, когда ему грустно. Я обокрала его, забрав у него право быть сложным, разным, *настоящим*, и превратила в плоскую, глянцевую картинку для чужих глаз.
Прошла ночь. Я не сомкнула глаз. Утром я машинально сварила кофе на две чашки. И только когда поставила его чашку на пустое место, осознала весь ужас произошедшего. Я разрыдалась, уронив голову на стол. Кофе остывал, а вместе с ним, казалось, остывала и моя жизнь.
Я пыталась ему звонить. Десятки раз. Он не брал трубку. Написала ему сообщение, длинное, сбивчивое, полное мольбы и раскаяния. «Прости. Я была слепа. Я все исправлю. Только вернись». Ответ не пришел.
Дни тянулись, как резиновые. Дом зарос пылью. Я перестала готовить, перебиваясь какими-то бутербродами. А комментарии все шли и шли. Теперь в них появились тревожные нотки.
«Леночка, куда вы пропали? С вами все в порядке?»
«Мы соскучились по вашему Герою! Почему нет новых видео?»
«Надеемся, у вас ничего не случилось. Передавайте привет Максиму!»
Эти сообщения, полные участия, доводили меня до исступления. Я хотела крикнуть им всем: «Случилось! Все случилось! Я все разрушила! Нет больше никакого Героя, потому что я оказалась главной злодейкой!»
На третий день моего одиночества я сделала то, чего боялась больше всего. Я открыла ноутбук и начала пересматривать свои видео. Не как режиссер, оценивающий удачный кадр, а как зритель. Как чужой человек. И я увидела.
Я увидела не милые семейные зарисовки. Я увидела вторжение в личное пространство. Вот Максим, уставший после работы, дремлет на диване. Я приближаю камеру к его лицу, и тысячи людей в комментариях пишут: «Ой, как мило сопит». А я теперь видела только одно: уставшего мужчину, который имеет право на отдых без посторонних глаз. Вот он пытается разобраться с новой газонокосилкой, сердится, чертыхается себе под нос. А я наложила смешную музыку, и подписчики потешались над его «битвой с техникой». А ведь он просто хотел, чтобы во дворе был порядок. *Для меня.*
Я смотрела ролик за роликом, и с каждой минутой мне становилось все хуже. Я видела, как постепенно менялось мое поведение. Если в первых видео я была просто наблюдателем, то в последних я уже активно провоцировала его. Подстраивала ситуации, задавала каверзные вопросы, зная, что он ответит что-нибудь забавное. Я превратилась в кукловода, а он — в мою марионетку, даже не подозревающую о нитях.
Осознание ударило наотмашь, вышибая воздух из легких. Я не делилась своим счастьем. Я торговала его душой в розницу. Каждый лайк, каждый восторженный комментарий, каждый рубль от рекламы был платой за кусочек его личности, который я у него отрывала без спроса.
Я закрыла ноутбук. Решение пришло мгновенно. Ясное, холодное и единственно верное. Я больше не могла лгать. Ни себе, ни ему, ни этому миллиону людей, которые ждали продолжения своего любимого сериала. Если я публично совершила это преступление, то и каяться я должна была публично.
Я знала, что должна сделать. Это был единственный способ доказать Максиму — и самой себе — что я поняла. Что я готова отказаться от всего, что построила на этом обмане. Я должна была сжечь свою империю дотла.
Дрожащими руками я снова открыла ноутбук, зашла на свой канал и нажала кнопку «Начать прямую трансляцию». Обратного пути не было.
***
### Глава 4
Камера включилась. В маленьком окошке предпросмотра я увидела свое отражение. Бледное, измученное лицо, красные от слез глаза, спутанные волосы, собранные в небрежный пучок. Никакого макияжа, никакой укладки. Никакой Елены из «Будней с моим Героем». Просто Лена. Раздавленная, опустошенная женщина сорока пяти лет.
Счетчик зрителей в углу экрана начал стремительно расти. Сто… пятьсот… тысяча… десять тысяч. Люди подключались, удивленные внезапным эфиром после нескольких дней молчания. Чат справа взорвался сообщениями:
«Леночка, наконец-то! Мы так волновались!»
«Вы какая-то бледная, что случилось?»
«А где Максим?»
«Ура, прямой эфир! Сейчас Герой появится?»
Я смотрела на бегущие строчки, и во мне не было ничего, кроме горькой пустоты. Я глубоко вздохнула, собираясь с силами. Воздух дрожал, как и мои руки, лежавшие на столе.
— Здравствуйте, — мой голос прозвучал хрипло и незнакомо. — Здравствуйте все, кто меня сейчас смотрит.
Чат на мгновение замер, а потом полились новые сообщения: «Что с голосом? Вы болеете?», «Лена, мы с вами!».
— Я… я не знаю, с чего начать, — я криво усмехнулась, чувствуя, как по щекам снова катятся слезы. — Наверное, с правды. Я так долго вам всем врала, что уже и сама забыла, где она.
Я сделала паузу, сглотнув ком в горле. Счетчик зрителей перевалил за пятьдесят тысяч.
— Вы все знаете мой канал. «Будни с моим Героем». Вы знаете моего мужа Максима. Вы его любите. Вы считаете его идеальным мужем, а меня — счастливой женой. И… в какой-то мере это было правдой. Я действительно счастливая жена. И мой муж — он даже лучше, чем вы думаете. Он добрый, честный, порядочный человек. Он — моя опора, моя любовь, вся моя жизнь.
Слезы текли уже не переставая. Я не пыталась их вытирать. Пусть видят. Пусть видят все.
— Но есть одна вещь, которую вы не знали. Которую не знал и он. Все эти два года… все эти сотни видео… он не подозревал, что я его снимаю. Он не знал, что его жизнь, его дом, его самые личные моменты стали достоянием общественности. Он не давал на это своего согласия.
Чат взорвался. Я не читала, но боковым зрением видела вопросительные знаки, шокированные смайлики, слова «как», «зачем», «не может быть».
— Я начала это как шутку, как способ сохранить для себя дорогие моменты. А потом… потом мне понравился ваш отклик. Ваши лайки, ваши комментарии. Мне понравилось быть успешной. Понравились деньги, признание. Я попала в ловушку, — мой голос сорвался на всхлип. — Я убеждала себя, что делаю благое дело. Что показываю пример настоящей семьи. Но это ложь. Нельзя построить ничего настоящего на обмане.
— Я превратила своего любимого человека в персонажа. В «Героя». Я торговала его доверием. И несколько дней назад он обо всем узнал. Он увидел репортаж по телевизору… и он ушел. Ушел, потому что я разрушила нашу крепость. Я предала его. И я не знаю, сможет ли он меня когда-нибудь простить.
Я подняла заплаканное лицо и посмотрела прямо в объектив камеры, словно могла заглянуть в глаза каждому из ста тысяч зрителей, которые сейчас на меня смотрели.
— Я провожу этот эфир не для того, чтобы вы меня пожалели. Я не заслуживаю жалости. Я делаю это, чтобы попросить прощения. В первую очередь у него. Максим… любимый мой… если ты это видишь… прости меня. Прости, если сможешь. Я была неправа. Я была так чудовищно неправа. Никакая слава, никакие деньги не стоят и одной твоей слезы. Ты — единственное, что у меня есть. И я все это уничтожила.
Я замолчала, переводя дыхание. Рука сама потянулась к мышке.
— Вы все ждали новых видео. Их не будет. Этот канал был одной большой ошибкой. И единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы попытаться хоть что-то исправить… это все прекратить.
Я подвела курсор к настройкам канала. Нашла нужную вкладку. «Удалить канал». Сердце колотилось где-то в горле. Два года моей жизни, мой успех, моя империя — все сводилось к одному клику.
— Я хочу сказать спасибо всем, кто писал мне добрые слова. Мне жаль, что я вас обманывала. Но мой настоящий, единственный и самый главный зритель — это мой муж. И я больше не хочу, чтобы между нами стояла камера. Прощайте.
Я нажала на кнопку. На экране появилось предупреждение: «Вы уверены, что хотите удалить канал «Будни с моим Героем»? Это действие необратимо».
Я не колебалась ни секунды. Я нажала «Да».
Страница обновилась. На белом фоне появилась стандартная надпись: «Этот канал не существует». Счетчик зрителей упал до нуля. Эфир прервался.
Все было кончено.
Я сидела в полной тишине, глядя на пустой экран. Не было ни облегчения, ни радости. Только звенящая пустота внутри и снаружи. Я сожгла мосты. Я уничтожила свое прошлое. И я понятия не имела, есть ли у меня будущее. Но я знала одно: я сделала единственно правильный выбор. Я выбрала не виртуальную любовь миллиона незнакомцев, а призрачный шанс на прощение одного-единственного, родного человека.
***
### Глава 5
После того как экран погас, тишина в квартире стала другой. Она перестала быть давящей, обвиняющей. Она стала чистой. Как белый лист бумаги после того, как с него стерли неудачный рисунок. Пустота, которая раньше пугала, теперь давала надежду. Надежду, что на этом чистом листе еще можно что-то написать.
Я встала и впервые за несколько дней прошлась по квартире без чувства вины. Я видела не декорации, а свой дом. Я подошла к окну. На улице шел тихий дождь, смывая пыль с деревьев. Мне показалось, что он смывает грязь и с моей души.
Я не ждала, что Максим вернется сразу. Я не ждала вообще ничего. Его прощение нужно было заслужить, и я понимала, что это будет долгий и трудный путь. Возможно, длиной в целую жизнь. А может, этот путь был уже для меня закрыт. Мое публичное покаяние не было сделкой. Это была капитуляция. Безоговорочная.
Я начала приводить дом в порядок. Не для кого-то, а для себя. Я вымыла полы, вытерла пыль, разобрала вещи. Сняла со стен фотографии, где мы были слишком «идеальной» парой для очередного поста. Я убирала следы своего преступления, символически возвращая нашему дому его душу, его право на частную жизнь.
Вечером я заварила себе ромашковый чай и села в его кресло. Оно все еще хранило его запах. Я закрыла глаза и впервые за долгое время почувствовала не отчаяние, а тихую, светлую грусть. Я оплакивала не потерянный канал и не упущенную славу. Я оплакивала наше прошлое, которое сама же и разрушила.
Я не знала, сколько я так просидела. Может быть, час, может быть, два. Я задремала, уронив голову на мягкую спинку кресла.
И сквозь дрему я услышала звук. Тот самый звук, по которому так истосковалось мое сердце. Тихий скрежет ключа в замочной скважине.
Я вскочила. Сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Дверь открылась.
На пороге стоял Максим.
Он был уставший, осунувшийся. В его глазах не было ни гнева, ни злости. Только бесконечная, вселенская усталость. Он молча вошел в квартиру, снял куртку и повесил ее на вешалку. Все как обычно. Как будто и не было этих мучительных дней.
Мы стояли друг напротив друга в тишине прихожей. Я не знала, что сказать. Любые слова казались лишними, фальшивыми.
— Я видел, — наконец произнес он тихим, глухим голосом.
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Мне Игорь позвонил. Сказал: «Включай скорее, твоя там, кажется, с ума сходит». Я успел к самому концу. Увидел, как ты… все удалила.
Он прошел на кухню. Я пошла за ним, как привязанная. Он налил себе стакан воды, выпил залпом.
— Зачем ты это сделала? — спросил он, не оборачиваясь.
— Потому что это было единственное, что я могла сделать, — прошептала я. — Потому что ты прав. Я все продала. И я хотела… я хотела показать тебе, что ты для меня дороже всего этого. Дороже всех лайков, всех денег, всего мира.
Он долго молчал, глядя в темное окно, в котором отражалась наша кухня. Наше отражение. Два силуэта, разделенные пропастью.
— Я жил эти дни у Игоря, — медленно произнес он. — Не мог домой. Мне казалось, что здесь стены на меня смотрят. Камеры… Я думал, я никогда не смогу сюда вернуться. Не смогу тебе верить.
Я опустила голову. Я была готова к этому. Готова услышать, что все кончено.
— А потом я увидел твой эфир, — он повернулся ко мне. Я заглянула в его глаза и впервые за эти дни увидела там не только боль. Там было что-то еще. Сомнение. Надежда. — Я увидел тебя. Не блогера, не режиссера. А мою Ленку. Испуганную, растерянную… и настоящую. Ту, на которой я женился двадцать пять лет назад.
Он шагнул ко мне. Взял мою руку в свою. Его ладонь была теплой, знакомой, родной.
— Я не знаю, Лена, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Я не знаю, сможем ли мы все вернуть. Доверие — это не канал, его нельзя просто удалить и забыть. Его нужно строить заново. По кирпичику. И это будет очень долго. И очень больно.
— Я готова, — выдохнула я, и слезы снова брызнули из глаз, но это были уже другие слезы. Слезы облегчения, слезы надежды. — Я готова на все. Я буду строить всю жизнь. Только… только не уходи больше.
— Я не уйду, — он притянул меня к себе и крепко обнял.
Я уткнулась ему в плечо, вдыхая его запах, и плакала. Я плакала от боли, которую ему причинила, и от счастья, что он дал мне шанс. Шанс все исправить.
Мы стояли так посреди нашей тихой кухни, которая снова стала *нашей*. За окном кончился дождь. Впереди нас ждал долгий, трудный путь. Путь без камер, без лайков, без подписчиков. Путь, на котором нам предстояло заново учиться смотреть друг на друга, а не в объектив. Учиться жить своей, настоящей, неидеальной, но такой драгоценной жизнью. И я знала, что мы справимся. Потому что теперь у нас не было зрителей. Только мы вдвоем. И этого было более чем достаточно.