Воздух в нашей маленькой квартире на пятом этаже пах остывшим кофе и пыльными книгами. Этот запах, когда-то казавшийся мне символом уюта, теперь вызывал лишь глухое раздражение, словно застрявшая в горле кость. Я сидела на подоконнике, обхватив колени руками, и смотрела, как за окном гаснут последние отблески заката. Москва тонула в сиреневой дымке, зажигая миллионы искусственных звезд. А мне казалось, что вместе с солнцем гаснет и последняя искорка тепла в моей душе.
Максим ворвался в комнату, как врывается сквозняк через неплотно прикрытую форточку — шумно, внезапно и неся с собой холод. Он размахивал телефоном, словно флагом победившей армии, а на его лице сияла та самая самодовольная улыбка, которая когда-то казалась мне очаровательной, а теперь — невыносимо фальшивой.
— Лилек, ты не поверишь! Просто бомба! — провозгласил он, плюхаясь на диван и сбивая стопку моих книг. Книги посыпались на пол с сухим, бумажным шелестом. Он даже не заметил.
Я медленно повернула голову.
— Что случилось, Максим? Ты выиграл в лотерею?
— Лучше! Гораздо лучше! Помнишь, я отправлял заявку на то шоу? Ну, «Детектор любви»?
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось часто-часто, как пойманная в силки птица. «Детектор любви». Господи, какое пошлое, унизительное название. Я помнила. Как я могла забыть тот вечер, когда он, пьяный от дешевого вина и собственной значимости, заполнял анкету на сайте телеканала? Я тогда смеялась, думая, что это одна из его дурацких шуток. Он любил внимание. Он питался им, как вампир — кровью. Ему нужно было постоянно доказывать миру, и в первую очередь себе, что он лучший, что у него всё самое-самое. Включая женщину.
— И что? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— Нас взяли! Представляешь?! Из тысяч пар выбрали именно нас! Позвонила продюсер, сказала, что мы очень «фактурные». Сказала, у нас «интересная история». Мы летим на съемки через две недели! А главный приз — путешествие на Мальдивы!
Он смотрел на меня сияющими глазами, ожидая восторга, объятий, может быть, даже слез радости. Он действительно не понимал. Не видел, какой чудовищный, оскорбительный смысл несло в себе это «приглашение». Проверить меня. Публично. На всю страну. Словно я вещь, которую несут к оценщику, чтобы подтвердить ее подлинность.
— Максим… ты серьезно? — мой голос сел.
— А то! Лиля, это же наш шанс! Все увидят, какая мы классная пара! Я докажу всем этим… — он неопределенно махнул рукой, — …всем этим твоим бывшим и моим завистникам, что у нас всё по-настоящему! Что ты — моя.
*Моя.*
Это слово прозвучало как щелчок кнута. В ушах зазвенело. Перед глазами на секунду встала другая квартира, другой мужчина, чьи глаза так же горели ревнивым огнем. Его крики, его подозрения, его постоянные проверки телефона, его «Где ты была? С кем говорила?». Я бежала из тех отношений, как из горящего дома, оставив там часть своей души. Я дала себе слово — никогда больше. Никогда не позволю превратить свою жизнь в зал суда, где я вечно обвиняемая.
И вот, история повторяется. Только декорации стали более вычурными. Вместо тесной кухни — яркие софиты телестудии. Вместо одного ревнивца — миллионы зрителей.
— То есть, ты хочешь проверить меня на верность? — я встала с подоконника. Ноги были ватными. — Ты мне не доверяешь?
Улыбка сползла с его лица, сменившись выражением досады, словно я была маленькой, непонятливой девочкой.
— Лилек, ну не начинай. Это же просто шоу! Игра! Формальность! Мы же знаем, что ты у меня самая лучшая, самая верная. Просто… пусть и другие это увидят. Это же весело! К тому же, Мальдивы! Ты же всегда хотела на океан.
Он пытался подкупить меня, как ребенка — конфетой. Океан в обмен на самоуважение. Какая выгодная сделка.
Внутри меня что-то оборвалось. Та тонкая ниточка, которая еще связывала нас, натянулась и с сухим треском лопнула. Я посмотрела на него — на этого красивого, самоуверенного мужчину, с которым провела последние три года, — и впервые увидела не любимого человека, а пустоту, прикрытую блестящей оберткой эгоизма. Он не видел меня. Он видел лишь свое отражение в моих глазах, свое удачное приобретение, которое нужно было продемонстрировать миру.
Обида была такой острой, что перехватило дыхание. Хотелось кричать, бить посуду, вышвырнуть его вон из моей квартиры, из моей жизни. Но я заставила себя сделать глубокий вдох. Нет. Эмоции — это то, чего он ждет. Он бы назвал это «женской истерикой», снисходительно покачал бы головой и еще больше уверился в своей правоте.
Нужно было действовать иначе.
Холодный, ясный расчет пришел на смену боли. Если он хочет шоу — он его получит. Такое шоу, которое он не забудет до конца своих дней. Если он хочет игры — я сыграю. Но по своим правилам.
Я медленно подошла к нему, заставила себя улыбнуться. Улыбка получилась кривой, натянутой, но в полумраке комнаты он этого не заметил.
— Мальдивы… — прошептала я, проводя рукой по его плечу. — Это, конечно, заманчиво.
Он тут же расцвел, снова превратившись в восторженного мальчика.
— Я же говорил! Я знал, что ты согласишься! Мы их порвем, Лилек!
— Да, — сказала я, глядя ему прямо в глаза, но видя уже совсем другую картину: его растерянное лицо на огромном студийном экране. — Мы их порвем.
Вечером, когда Максим, счастливый и умиротворенный, уснул, я тихонько встала, взяла ноутбук и ушла на кухню. Приглушенный свет от экрана выхватывал из темноты мое решительное лицо. Пальцы быстро забегали по клавиатуре, вбивая в поисковую строку: «Шоу “Детектор любви”, контакты редакции». На экране появился список имен и электронных адресов. Я нашла то, что искала: «Светлана Орлова, главный продюсер».
Я открыла почту. Курсор мигал на пустом белом листе, словно маленькое настойчивое сердце.
«Здравствуйте, Светлана, — начала я печатать. — Меня зовут Лилия. Я — участница вашего шоу. И у меня есть для вас встречное предложение. Предложение, от которого вы не сможете отказаться, если вам, конечно, нужны настоящие рейтинги, а не постановочная мелодрама».
Нажав кнопку «Отправить», я почувствовала ледяное спокойствие. Война была объявлена. И я собиралась ее выиграть.
Глава 2. Сделка с дьяволом в юбке
Кабинет главного продюсера напоминал аквариум. Одна стена была полностью стеклянной и выходила в огромный, гудящий, как улей, опенспейс, где десятки людей сновали туда-сюда, говорили по телефонам, стучали по клавиатурам. Они создавали иллюзию реальности для миллионов зрителей. Фабрика грез, или, скорее, фабрика кошмаров наяву.
Светлана Орлова, хозяйка этого аквариума, была женщиной лет сорока пяти, с хищным взглядом и безупречной укладкой. На ней был строгий брючный костюм, который, казалось, мог стоять сам по себе, без хозяйки. Она откинулась в своем огромном кожаном кресле и смерила меня оценивающим взглядом, от которого по спине пробежал холодок. Таким взглядом мясник смотрит на теленка, прикидывая, сколько получится вырезки.
— Итак, Лилия, — произнесла она, постукивая по столу длинным ногтем с алым маникюром. — Ваше письмо меня заинтриговало. «Настоящие рейтинги», «сенсация»… Смелые слова. Обычно наши участники готовы на все, чтобы *казаться* идеальными, а вы предлагаете обратное. Что ж, я вас слушаю. У вас десять минут.
Я села напротив, выпрямив спину. Волнение, которое душило меня всю дорогу до телецентра, отступило. Осталась только холодная, звенящая пустота и цель.
— Светлана, вы же понимаете, что все эти проверки на верность — фарс. Люди либо доверяют друг другу, либо нет. Третьего не дано. Мой… молодой человек, Максим, этого не понимает. Он привел меня на ваше шоу, как на заклание, чтобы потешить свое эго. Чтобы публично заклеймить меня своей собственностью.
— Трогательно, — хмыкнула Светлана, но в ее глазах блеснул интерес. — Продолжайте.
— Он уверен, что я пройду любую проверку. Он самодоволен, слеп и абсолютно уверен в своей неотразимости. И в этом его главная слабость. Я предлагаю вам перевернуть игру. Официально шоу будет проверять меня. Все анонсы, все подводки ведущего — всё будет обо мне. Но на самом деле… все камеры, все ваши «соблазнители» будут нацелены на Максима.
Светлана подалась вперед, и в ее глазах загорелся огонек азарта.
— То есть, вы хотите подставить собственного парня в прямом эфире?
— Я хочу не подставить его, а показать его истинное лицо, — поправила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Я хочу справедливости. Вы получите свою сенсацию — обманутый жених, который сам оказался предателем. Драма, слезы, шок-контент. Рейтинги взлетят до небес. А я… я получу возможность уйти с высоко поднятой головой, а не униженной и растоптанной.
Она молчала с минуту, изучая меня. Я видела, как в ее голове щелкают шестеренки, просчитывая риски и выгоды. Наконец, она улыбнулась. Улыбка у нее была тоже хищная, обнажающая слишком белые зубы.
— Мне нравится ваш план, Лилия. В нем есть… шекспировский размах. Но как вы собираетесь это сделать? Наш Максим, я читала его анкету, мнит себя чуть ли не мачо. Уверен, что любую соблазнительницу раскусит на раз-два.
— В этом и прелесть, — сказала я, чувствуя, как уверенность наполняет меня. — Его не нужно соблазнять в привычном смысле. Его нужно взять на лесть. Максим — «творческая личность». Он фотограф.
Я сделала паузу, чтобы Светлана оценила иронию.
— Он снимает закаты, котиков и капли дождя на стекле. Но в своих глазах он — непризнанный гений, почти Анри Картье-Брессон. Ему нужна не роковая красотка, а восторженная поклонница. Девушка, которая будет смотреть на него снизу вверх и восхищаться «глубиной» его работ.
— Так-так… — протянула Светлана, доставая из ящика стола блокнот и ручку. — Конкретнее.
И я начала говорить. Я выкладывала ей все, что знала о Максиме. Все его слабые струны, все потаенные желания, все комплексы, прикрытые броней самоуверенности. Я рассказывала, какие слова он хочет слышать, какие комплименты заставят его растаять, как он любит поучать и давать советы, чувствуя себя гуру. Я, по сути, писала для них подробную инструкцию по взлому его души. И с каждым словом мне становилось все горше и противнее. Я чувствовала себя предательницей. Но потом я вспоминала его сияющее лицо, его «ты — моя», и тошнота отступала.
— Ему нужно сказать, что у него «особый взгляд на мир», — диктовала я. — Что его фотографии «не для всех», что они «заставляют думать». Актриса должна представиться начинающим фотографом, которая случайно увидела его работы в интернете и была потрясена. Она должна попросить у него совета, как у мэтра.
— А что насчет вас? — спросила Светлана. — Он же будет о вас говорить.
— Обязательно будет, — кивнула я, и сердце болезненно сжалось. — Он начнет жаловаться. Что я его «не понимаю», «не ценю его талант», «слишком приземленная». Это будет его способ оправдать свой флирт в собственных глазах. Мол, не он такой, а я его вынудила.
Светлана записала что-то в блокнот и подняла на меня глаза.
— Хорошо. У нас есть одна девочка, Аня. Актриса, студентка театрального. Умница, очень тонко чувствует людей. Думаю, она справится. Мы устроим им «случайную» встречу в кафе рядом с его работой. Дальше — дело техники. Но, Лилия, вы понимаете, что назад дороги не будет? После такого…
— Я понимаю, — твердо сказала я. — Мне и не нужна дорога назад. Мне нужен выход.
Мы ударили по рукам. Наша сделка с этим телевизионным дьяволом в юбке была заключена.
Через два дня меня познакомили с Анной. Это была миловидная девушка с огромными, наивными глазами и копной русых волос. Глядя на нее, невозможно было заподозрить какой-то подвох. Она выглядела как ожившая героиня тургеневской повести.
Мы сидели в пустой гримерке, и я, как режиссер, проводила для нее последний инструктаж. Я показывала ей фотографии Максима в его профиле, объясняла, какой снимок лучше похвалить, на какую деталь обратить внимание.
— Вот этот, с голубем на фоне серого неба, — говорила я, указывая пальцем на экран планшета. — Назови его «символом одиночества в большом городе». Он будет в восторге. А вот эту размытую ветку сакуры назови «японской гравюрой».
Аня внимательно слушала, кивала, делала пометки в своем блокноте.
— А что мне делать, если он… ну… начнет распускать руки? — спросила она, немного покраснев.
— Не начнет, — заверила я ее. — Не сразу. Ему важнее эмоциональная связь. По крайней мере, на первых порах. Ему нужно чувствовать себя значительным, мудрым, наставником. Ваша задача — не соблазнить его физически, а поймать его эго в капкан. А когда он будет пойман… — я замолчала.
— Что тогда? — тихо спросила Аня.
— Тогда он все сделает сам, — закончила я.
В последние дни перед съемками Максим был невыносим. Он ходил по квартире гоголем, раздавал интервью по телефону каким-то желтым изданиям, выбирал наряды для эфира. Он уже видел себя звездой. Он репетировал перед зеркалом свои реплики, свою снисходительную улыбку, свой мужественный взгляд. Он был так поглощен собой, что совершенно не замечал моего отчуждения, моей ледяной вежливости. Он принимал мое молчание за трепет перед грядущим событием.
А я жила как в тумане. Днем я механически выполняла свою работу, улыбалась коллегам, а вечерами смотрела короткие видеоотчеты, которые мне присылала Светлана. Вот Максим и Аня сидят в кафе, он увлеченно что-то ей рассказывает, жестикулируя. Вот они гуляют по парку, и он «учит» ее ловить свет. Я смотрела на эти беззвучные кадры, как на немое кино о предательстве. И с каждым новым видео огненный ком обиды внутри меня сжимался, превращаясь в холодный, тяжелый камень.
Я знала, что поступаю жестоко. Но его поступок — разве он не был жестоким? Он привел меня на публичную казнь, надеясь устроить из этого праздник. Что ж, праздник действительно состоится. Но героем дня на нем будет совсем другой человек.
Глава 3. Танец марионеток
Обратный отсчет начался. До съемок оставалась неделя, которая тянулась, как резина, и одновременно неслась вскачь. Каждый день был похож на предыдущий: фальшивая улыбка для Максима, пустые разговоры о предстоящем «триумфе» и короткие, как сводки с фронта, сообщения от Светланы.
Первая встреча Максима и Ани прошла как по нотам. Светлана прислала мне видео, снятое на скрытую камеру в кафе. Качество было неважным, звук — с помехами, но я все видела. Я видела, как Аня «случайно» подходит к его столику, сжимая в руках фотоаппарат, как она сбивчиво, с придыханием, говорит, что узнала его, «того самого гениального фотографа».
Я видела, как расправляются плечи Максима, как на его лице появляется выражение снисходительного превосходства. Он — мэтр, к которому пришла за советом юная ученица. Это была музыка для его ушей, бальзам для его эго.
— Вы знаете, ваши работы… они такие… глубокие, — щебетала Аня, глядя на него своими огромными глазами. — Особенно та, с голубем. Это же настоящий символ одиночества души в мегаполисе!
Я мысленно аплодировала. Слово в слово. Девочка была настоящей актрисой.
Максим расцвел. Он тут же начал ее поучать, рассказывать про «композицию», про «золотое сечение», про «игру света и тени». Он говорил банальности, которые можно прочитать в любой брошюре для начинающих фотографов, но с таким видом, будто открывал ей сакральные истины.
А потом он заговорил обо мне.
— Понимаешь, Анечка, творческому человеку очень важна поддержка, — говорил он, понизив голос до доверительного полушепота. — А когда тебя не понимают самые близкие… это очень тяжело. Моя девушка, Лиля… она прекрасный человек, но она такая… приземленная. Ей важны счета, продукты, планы на выходные. Она не видит мир так, как я.
Я сидела перед экраном ноутбука и чувствовала, как по щекам текут слезы. Тихие, злые слезы унижения. Приземленная. Не понимаю. Господи, да кто оплачивал его «творческие» капризы, все эти объективы и штативы? Кто вытаскивал его из депрессий, когда его «гениальные» снимки не получали и десяти лайков? Кто верил в него тогда, когда он сам в себя не верил?
Я выключила видео. Руки дрожали. В груди было так пусто, будто оттуда вынули все, оставив только звенящую, холодную боль. Но отступать было поздно. Он сам запустил этот механизм.
Их встречи продолжались. Светлана была в восторге. «Он клюнул, Лиля! Да он не просто клюнул, он заглотил наживку вместе с крючком и леской!» — радостно сообщила она мне по телефону.
Они гуляли в парках. Максим учил Аню «видеть кадр». Они сидели в кофейнях, и он все больше жаловался на мою «ограниченность». Он показывал ей свои фотографии, а она ахала и восхищалась. Он был павлином, распустившим свой хвост перед зачарованной зрительницей. Он был марионеткой, а я и Светлана — кукловодами, дергающими за невидимые ниточки. Но от этого мне не становилось легче. Смотреть на этот танец было мучительно.
Я почти перестала спать. Ночами я лежала рядом с Максимом, чувствовала тепло его тела и ощущала себя так, словно рядом со мной лежит совершенно чужой человек. Иногда он во сне обнимал меня, что-то бормотал, и я вздрагивала от омерзения. Днем я ходила как автомат, и только ледяная решимость не давала мне расклеиться.
Финальный аккорд прозвучал за два дня до съемок. Светлана позвонила мне поздно вечером.
— Лиля, у нас есть джекпот, — ее голос в трубке звенел от возбуждения. — Он сломался.
Она прислала мне последнее видео. Снято было в том же парке. Осенний вечер, желтые листья, грустное солнце. Идиллическая картинка.
Максим и Аня сидели на скамейке. Он взял ее за руку.
— Анечка, ты такой светлый человек, — говорил он, глядя ей в глаза. — Ты меня понимаешь, как никто. С тобой я чувствую, что могу дышать.
Аня смущенно опустила ресницы.
— Максим, но у вас же есть девушка…
— Лиля — это… привычка, — с легкостью отмахнулся он. — Это быт. А с тобой — жизнь, творчество, полет! Послушай, у нас с ней на эти выходные запланирована годовщина. Скучный ужин в ресторане, банальные подарки… Я не хочу этого. Давай лучше сбежим за город? Вдвоем. У меня есть на примете одно место, там потрясающие туманы по утрам. Будем снимать… натуру.
«Натуру». Какое пошлое, затасканное слово. Он предложил ей провести нашу годовщину вместе. Тот день, который он клялся никогда не забывать.
Я досмотрела видео до конца. Больше слез не было. Внутри все выгорело дотла. Остался только пепел и холод. Камень, который лежал у меня на сердце, превратился в айсберг.
— Спасибо, Светлана, — сказала я в трубку ровным, бесцветным голосом. — Этого более чем достаточно.
— Увидимся на шоу, детка, — промурлыкала она. — Это будет легендарно.
В последний вечер перед съемками Максим устроил мне «прощальный ужин». Он купил мое любимое вино, заказал суши. Он был весел, возбужден и полон предвкушения.
— Завтра, Лилек! Завтра мы всем покажем! — провозгласил он тост, поднимая бокал. — Я хочу, чтобы ты знала: я ни секунды в тебе не сомневаюсь. Я люблю тебя.
Он произнес эти слова так легко, так просто, глядя мне прямо в глаза. И в этот момент я поняла, что он не просто предатель. Он — искусный лжец. Он врал мне, глядя в лицо, и, возможно, даже верил в собственную ложь. А может, он просто считал меня настолько глупой, что я ничего не замечу и не почувствую.
Я подняла свой бокал. Вино в нем было кроваво-красным.
— Завтра, — повторила я, как эхо. — Завтра действительно будет интересный день.
Я улыбнулась ему. И в моей улыбке не было ни капли тепла. Это была улыбка человека, идущего на казнь. Только вот на эшафот предстояло взойти не мне.
Глава 4. Время смотреть кино
Студия напоминала раскаленную сковородку. Яркие, безжалостные софиты заливали все вокруг белым светом, стирая тени и полутона. В воздухе пахло лаком для волос, дорогой парфюмерией и подступающей паникой. Гудела массовка, суетились люди с камерами и микрофонами, а в центре всего этого сверкающего хаоса стоял он — ведущий, похожий на глянцевую куклу, с приклеенной к лицу белозубой улыбкой.
Мы сидели на мягком белом диване, прямо напротив него. Я выбрала простое, но элегантное черное платье. Оно было моим траурным нарядом по нашим умершим отношениям и одновременно — боевыми доспехами. Я чувствовала себя странно спокойной. Словно наблюдала за всем со стороны, как за фильмом, финал которого мне уже известен. Весь мой страх, вся боль и унижение перегорели за последние две недели, оставив после себя лишь холодную, как сталь, решимость.
Максим, напротив, был на взводе. Он сидел рядом, но не со мной. Он был там, под прицелом камер, купаясь в лучах славы, которой у него еще не было. На нем был модный пиджак, волосы уложены гелем, а на лице — выражение самодовольства, которое мне хотелось соскрести ногтями. Он сжал мою руку, но его ладонь была влажной и холодной.
— Не волнуйся, малыш, — прошептал он мне на ухо, хотя его глаза бегали по залу, ловя восхищенные (как ему казалось) взгляды. — Просто будь собой. Естественной. Они это любят.
«Будь собой». Какой тонкий юмор. Я едва заметно кивнула, не отрывая взгляда от огромного экрана за спиной ведущего. Сейчас этот черный прямоугольник был моим главным союзником.
— Итак, друзья! — зычно провозгласил ведущий, и зал взорвался аплодисментами. — Сегодня у нас в гостях невероятно красивая пара — Максим и Лилия! Они вместе уже три года и решили доказать всей стране, что их любовь способна выдержать любые испытания! Максим, это была ваша идея прийти на шоу?
— Да, — Максим взял микрофон и подался вперед, входя в роль. — Я считаю, что настоящим чувствам нечего скрывать. Я уверен в Лиле на все сто процентов. Я просто хочу, чтобы все увидели, какое сокровище мне досталось.
Зал умиленно загудел. Какая-то женщина в первом ряду даже смахнула слезу. Я посмотрела на Максима. Он играл свою роль великолепно. Настоящий рыцарь, без страха и упрека. У меня к горлу подступила тошнота.
— Лилия, а вы? Не было страшно? Ведь наши проверки — это серьезное искушение! — ведущий повернулся ко мне.
Я взяла микрофон. Мои пальцы не дрожали.
— Я верю, что главное в отношениях — это доверие, — сказала я ровно, глядя прямо в объектив ближайшей камеры. — Если оно есть, никакие проверки не страшны.
— Золотые слова! — воскликнул ведущий. — Ну что ж, страна замерла в ожидании! Мы все хотим узнать, смогла ли наша очаровательная героиня устоять перед чарами нашего специального агента! Внимание на экран!
Максим откинулся на спинку дивана, положив руку мне на плечо. Он улыбался своей самой обаятельной улыбкой. Он был похож на императора в Колизее, ожидающего, когда на арену выпустят львов, чтобы растерзать беззащитную жертву. Он даже снисходительно мне подмигнул. Мол, не дрейфь, сейчас все закончится, и мы поедем на Мальдивы.
На огромном экране появились первые кадры. Уютная кофейня, столик у окна. Зал затих. Я видела, как Максим весь подобрался, его улыбка стала еще шире. Он ждал появления Лили и подставного актера.
Но на экране появилась миловидная девушка с копной русых волос. Аня. А следом за ней — он сам. Максим.
Улыбка на его лице застыла. Он недоуменно моргнул, словно не узнавая самого себя. Он наклонился ко мне и прошипел: «Это что за монтаж? Что происходит?»
Я ничего не ответила. Я просто смотрела на экран.
А там разворачивалось представление. Вот Максим снисходительно поучает Аню. Вот он жалуется на мою «приземленность». Зал, который секунду назад был готов аплодировать нашей «идеальной паре», недоуменно загудел. Я видела краем глаза, как женщина в первом ряду перестала вытирать слезы и уставилась на экран с открытым ртом.
Максим вцепился в подлокотник дивана. Его лицо начало менять цвет, превращаясь из румяного в бледно-серое.
— Это… это какая-то ошибка… — пролепетал он, но его никто не слушал.
Все смотрели кино.
Апогеем стала сцена в парке. Осенний пейзаж, скамейка, двое людей.
«Лиля — это привычка… быт… А с тобой — жизнь, полет!» — разнесся по студии голос Максима, усиленный мощными динамиками.
И финальный аккорд, контрольный выстрел: «Давай лучше сбежим за город? Вдвоем. Будем снимать… натуру».
В студии повисла оглушительная тишина. Казалось, было слышно, как гудят софиты.
Улыбка давно сползла с лица Максима. Теперь на нем был написан первобытный ужас. Ужас загнанного в угол зверя, которого выставили на всеобщее обозрение. Он смотрел на экран, потом на меня, потом снова на экран. В его глазах плескалось отчаяние, непонимание и зарождающаяся ярость. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, но не мог произнести ни звука.
Ролик закончился. Экран погас. И в этой звенящей тишине голос ведущего прозвучал, как удар грома.
— Максим? — он сделал театральную паузу, давая камерам вдоволь насладиться растерзанным лицом моего парня. — Кажется, наш детектор любви сработал немного… неожиданно. Вы не хотите это прокомментировать?
Все камеры, все взгляды в зале — и, я была уверена, миллионы взглядов по ту сторону экрана — были направлены на него. На моего самоувереннго, неотразимого, гениального Максима.
Он сидел, съежившись, на этом белом диване, который вдруг стал похож на позорный столб. И в этот момент мне даже стало его жаль. Совсем чуть-чуть. Как жалеют глупое, самонадеянное насекомое, попавшее в паутину.
Он сам сплел эту паутину. И сам в нее угодил.
Глава 5. Билет в один конец
Максим попытался что-то сказать. Он открыл рот, но из него вырвался лишь какой-то невнятный, сиплый звук. Он посмотрел на меня с мольбой, будто я могла взмахом волшебной палочки отмотать время назад, стереть этот позор, вернуть все на свои места. Но в моих глазах он увидел только спокойствие. Холодное, безжалостное спокойствие хирурга, который только что ампутировал безнадежно больную конечность.
Поняв, что от меня помощи не будет, он повернулся к ведущему.
— Это… это все неправда! — наконец выдавил он из себя. — Это монтаж! Провокация! Она… она меня подставила!
Он ткнул в меня дрожащим пальцем. Зал снова загудел, но теперь в этом гуле слышались смешки и презрительные возгласы. Обвинение выглядело так жалко, так по-детски, что не вызывало ничего, кроме брезгливости.
Ведущий, опытный хищник, почувствовавший запах крови, склонил голову набок.
— Подставила? То есть, вы хотите сказать, что на видео не вы? И это не ваш голос?
— Я… меня спровоцировали! Эта девушка… она специально… — лепетал Максим, окончательно теряя остатки достоинства.
Пришло мое время. Я спокойно взяла микрофон, который он выронил на диван. Все взгляды тут же переключились на меня. В студии снова воцарилась тишина.
— Думаю, проверка прошла успешно, — мой голос прозвучал на удивление твердо и громко. Он разнесся по всему залу, и каждое слово падало в тишину, как камень в воду. — Она показала, что в наших отношениях действительно не было главного — доверия.
Я сделала паузу, обводя взглядом замерший зал, растерянное лицо ведущего и, наконец, остановилась на Максиме.
— И, как видите, не с моей стороны.
Я положила микрофон на диван. Медленно, очень медленно встала. Черное платье мягко обтекло фигуру. Я чувствовала себя королевой, выигравшей решающую битву. Я расправила плечи и, не глядя больше на человека, с которым делила жизнь последние три года, пошла прочь со сцены.
Я шла мимо рядов, мимо ошеломленных лиц зрителей, мимо суетящихся операторов. Мне казалось, я иду по длинному, ярко освещенному коридору, в конце которого — дверь. Дверь в новую жизнь. Спиной я чувствовала, как на сцене разворачивается финал этой трагикомедии: ведущий, пытающийся что-то говорить, камеры, впившиеся в уничтоженное лицо Максима, хаос и смятение. Но меня это уже не касалось.
Я толкнула тяжелую дверь и вышла из студии.
Меня окутала прохлада и тишина служебных коридоров телецентра. Оглушительная тишина после рева софитов и эмоций. Я шла, и стук моих каблуков отдавался гулким эхом. Я не плакала. Слезы кончились еще несколько дней назад. Я чувствовала невероятную, звенящую пустоту и… легкость. Словно с моих плеч сняли огромный, тяжелый груз, который я тащила так долго, что уже успела с ним свыкнуться.
На выходе из здания меня догнала Светлана.
— Лилия! Постойте! — на ее лице была смесь восхищения и делового азарта. — Это было гениально! Вы — звезда! Рейтинги будут космические! Мы хотим предложить вам контракт, может, сделаем из вас ведущую нового шоу о…
— Спасибо, Светлана, — я прервала ее, мягко улыбнувшись. — Но я, пожалуй, откажусь. С меня хватит шоу.
Она удивленно вскинула брови, но спорить не стала. Пожала плечами, словно говоря: «Ну, как знаешь», и развернулась, чтобы вернуться в свой аквариум, к своим рейтингам и драмам.
Я вышла на улицу. Москва встретила меня прохладным вечерним ветром и россыпью огней. Я сделала глубокий вдох. Воздух был свежим, чистым, и пах свободой. Я достала из сумочки телефон. Десятки пропущенных от Максима. Сообщения, полные ярости, мольбы, обвинений. Я не читая удалила их все и занесла его номер в черный список.
Потом я набрала другой номер — риелтора.
— Здравствуйте, это Лилия. Помните, мы говорили о квартире в другом районе? Да, я готова. Чем скорее, тем лучше.
Я убрала телефон и пошла по улице, не разбирая дороги. Просто вперед. Куда-то туда, где огни города сливались с темным небом.
Я не знала, что будет завтра. Я знала только, что там не будет места недоверию, унижениям и человеку, для которого любовь была лишь способом доказать миру свою значимость.
Путешествия на Мальдивы не будет. Но впереди у меня был целый океан. Океан новой жизни, билет в которую я только что купила. И это был билет в один конец.