Тонкая нить
Рассвет застал Альбину за приготовлением завтрака. Кухня, некогда бывшая сердцем дома, теперь напоминала лазарет. На столе, рядом с деревянной хлебницей, аккуратно разложены блистеры с таблетками, шприцы с предзаполненными дозами инсулина, мерные стаканчики. Воздух густо пах овсянкой, застоявшимся чаем и сладковатым, навязчивым ароматом обезболивающей мази.
Она механически помешивала кашу, вслушиваясь в звуки из маминой комнаты. Тихий стон, шорох простыни, прерывистое дыхание — каждый звук отзывался в ней тревогой. За последние дни она научилась различать их, как музыкант различает ноты. Лёгкое покашливание — всё в порядке. Тихий плач — что-то болит. Громкий, надрывный кашель — пора бить тревогу.
В дверях появился Руслан. Он вернулся с ночной смены, и на его лице застыла маска усталости, которую не могли скрыть даже тёмные очки.
— Как она? — спросил он, снимая куртку.
— Ночью звала тебя, — тихо ответила Альбина. — Говорила, что ты опаздываешь в школу.
Руслан молча кивнул, прошёл к раковине и умылся ледяной водой. Плечи его подрагивали от напряжения.
— Я сегодня могу подольше посидеть, — сказала Альбина. — Ложись поспи.
— Не надо, — он резко вытер лицо полотенцем. — Сам справлюсь.
Она поняла — это не упрёк и не недоверие. Это страх. Страх позволить себе расслабиться, страх, что за время его сна что-то случится, а он не успеет. Страх, который стал его постоянным спутником.
Внезапно из комнаты донёсся ясный, испуганный голос:
— Руслан? Ты здесь?
Брат мгновенно преобразился. С плеч будто свалилась тяжесть, лицо разгладилось. Он вошёл к маме, и Альбина услышала его мягкий, почти незнакомый голос:
— Я здесь, мам. Рядом. Всё хорошо.
Она осталась стоять на кухне с половником в руке, чувствуя странную смесь ревности и облегчения. Мама узнала его. Только его.
Уроки забытого языка
Днём, пока Руслан спал, Альбина пыталась наладить контакт с мамой. Она принесла старый фотоальбом — потрёпанный, с выцветшими снимками.
— Смотри, мам, это мы в Нугуше. Помнишь, как ты учила меня плавать?
Мать безучастно смотрела на фотографию. Её пальцы нервно перебирали край одеяла.
— А это твой выпускной, — Альбина перелистнула страницу. — Ты так плакала от счастья...
Вдруг мамина рука дрогнула и легла на снимок. На тот, где они были все вместе — мама, Марсель, она и Руслан маленькие.
— Дождик, — прошептала мама. — Мы промокли... все промокли...
Альбина замерла, боясь спугнуть момент.
— Какой дождь, мам?
— После фото... пошёл дождь... — глаза матери наполнились слезами. — Мы бежали... смеялись...
Это был обрывок памяти, крошечный осколок прошлого, всплывший из глубины болезни. Альбина почувствовала, как слёзы катятся по её щекам. Она не помнила того дождя. Но мама помнила.
Вечером она рассказала об этом Руслану. Он молча слушал, а потом неожиданно улыбнулся:
— Помню. Мы тогда забежали в кафе есть мороженое. Ты облилась клубничным сиропом с ног до головы.
И вдруг они оба засмеялись — тихо, чтобы не разбудить маму, но это был настоящий, живой смех. Первый за долгие месяцы.
Ночной разговор
Ночь. Дом затих, лишь слышно мерное тиканье часов на кухне. Альбина дежурила у маминой кровати, когда услышала шорох. Руслан стоял в дверях.
— Не спится, — тихо сказал он. — Можно посижу с тобой?
Они сидели в темноте, слушая мамино дыхание. Вдруг Руслан заговорил:
— Знаешь, почему я всегда злился на тебя?
Альбина покачала головой, хотя ответ знала.
— Потому что ты могла уехать. А я — нет. Для меня это всегда было предательством.
— Я не хотела...
— Знаю, — он перебил. — Но это не мешало злиться. А теперь... теперь я просто благодарен, что ты здесь.
Он говорил тихо, отрывисто, словно слова давались ему с трудом.
— Иногда мне кажется, что я сойду с ума. Что проснусь однажды и не смогу больше это выносить.
— Я тоже боюсь, — призналась Альбина. — Каждую ночь кажется, что она перестанет дышать.
— Но мы же вместе, — он протянул руку, и их пальцы сплелись в темноте. — Теперь вместе.
В эту минуту что-то изменилось. Стена между ними рухнула, оставив только двух уставших, напуганных людей, которые наконец-то перестали быть по разные стороны баррикады.
Утром внезапно заработало радио, и тишину снова разрезала бодрая фраза: «Хәйерле иртә!» доносящийся голос радиоведущего. Альбина не вздрогнула. Она просто вздохнула и пошла варить кофе. Руслан уже собирался на работу, но перед выходом остановился:
— Сегодня вечером могу сходить в магазин. Что нужно?
— Молоко, — ответила Альбина. — И... может быть, мороженого. Клубничного.
Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на улыбку. Дверь закрылась, а Альбина осталась стоять на кухне, слушая, как мама тихо напевает во сне что-то знакомое. И сердце её ёкнуло — это была та самая любимая песня, мамина, башкирская. Та, которую она часто напевала в детстве и больше нигде её не слышала. Её звучание изливалось, как чистый живой родник.
Песня согревала её изнутри, и было так приятно, что все волнения постепенно утихали, а проблемы куда-то улетучивались. Ей было так тепло и спокойно.
Но теперь она не бежала. Она слушала. И впервые за долгое время ей не было страшно.
Бабье лето
Неожиданное октябрьское тепло пришло в город вместе с тихим воскресным утром. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь пыльные стёкла, рисовали на полу тёплые золотистые квадраты. Даже вездесущий заводской смог сегодня казался менее ядовитым, приглушённым мягким светом.
Альбина раздвинула занавески в маминой комнате, и солнечный свет упал на лицо спящей женщины. Та поморщилась, повернулась на бок, и на её лице появилось выражение почти детского недовольства. Альбина замерла, наблюдая эту удивительную метаморфозу — на мгновение мама выглядела именно так, как в её детских воспоминаниях, когда будила её в школу.
— Мам, — тихо позвала она, боясь спугнуть этот хрупкий момент. — Смотри, какое солнце.
Мать медленно открыла глаза. Не было привычной пустоты — лишь лёгкая утренняя затуманенность.
— Кофе... — прошептала она неожиданно чётко. — С корицей... как раньше...
Альбина почувствовала, как что-то ёкнуло у неё внутри. Мама не просто говорила — она вспомнила. Вспомнила их воскресные ритуалы, когда пахло свежей выпечкой, а по радио играла лёгкая музыка.
Она бросилась на кухню, где Руслан как раз разливал чай по кружкам.
— Мама хочет кофе! — выпалила она, запыхавшись. — С корицей!
Брат замер с заварочным чайником в руке. Его лицо выражало такое же изумление, какое она, вероятно, ощущала сама.
— Но врач говорил...
— Я знаю! — перебила Альбина. — Но она так захотела! Впервые за столько времени она действительно чего-то захотела!
Они переглянулись, и в воздухе повисло немое соглашение — правила созданы для того, чтобы их иногда нарушать.
Воскресное чудо
Альбина с особой тщательностью готовила кофе — молола свежие зёрна, добавляла щепотку корицы, именно так, как любила мама. Руки дрожали — от страха нарушить предписания, от волнения, от надежды.
Когда она внесла в комнату поднос, мама уже сидела, опёршись на подушки. Руслан помог ей принять полусидячее положение. В её глазах светилось что-то похожее на интерес.
— Помнишь, мам, как мы всегда по воскресеньям... — начала Альбина, но голос дрогнул.
Мама медленно потянулась к чашке. Пальцы её дрожали, но она уверенно взяла её, как делала это тысячи раз прежде. Сделала небольшой глоток. На её лице появилась тень улыбки.
— Хорошо... — прошептала она. — Как тогда...
Руслан стоял у двери, и Альбина видела, как он смахивает слёзы украдкой. В этот момент она поняла — они плачут не от горя. Они плачут от счастья, которое стало таким редким и таким ценным.
Кефир, почуяв необычную атмосферу, запрыгнул на кровать и улёгся у ног хозяйки. Белка последовала его примеру. Казалось, даже кошки чувствовали особенность этого утра.
Прогулка памяти
После кофе мама не захотела ложиться. Она сидела, смотрела в окно и что-то тихо напевала. Солнечный свет играл в её седых волосах, делая их похожими на серебряный нимб.
— На улицу... — вдруг сказала она. — Хочу посмотреть...
Альбина и Руслан переглянулись. Врач категорически не рекомендовал выносить маму на улицу — слишком большой риск. Но в её глазах светилась такая ясная, такая осознанная просьба, что отказаться было невозможно.
Они укутали её в тёплый плед, тот самый, синий в цветочек, нашли старенькое кресло-каталку в сенях. Руслан осторожно, как хрустальную вазу, перенёс маму в кресло.
Воздух на улице был прохладным, но свежим. Мама зажмурилась, подставив лицо солнцу, и глубоко вдохнула.
— Пахнет осенью... — прошептала она. — Листья... яблоки...
Альбина опустилась на корточки рядом с креслом, взяла мамину руку. Та была тёплой, почти живой.
— Помнишь, мам, как мы с тобой осенью варенье варили?
— Из райских яблочек... — мама кивнула, и в её глазах мелькнула искорка. — Ты всегда пыталась стащить горячее...
Они сидели так, все трое, на открытой террасе, залитые осенним солнцем. Даже вездесущий гул машин казался далёким и неважным.
Мама вдруг положила руку на голову Руслана, потом погладила Альбину по щеке.
— Мои детки... — прошептала она. — Все вместе...
В этот момент Альбина поняла — они дождались. Дождались того чуда, в которое уже перестали верить. Мига ясности, который стоил всех страданий, всех бессонных ночей, всех слёз.
Когда они заносили маму обратно в комнату, она уже начала дремать. Но на её лице застыла улыбка — лёгкая, едва заметная, но настоящая.
Вечером Альбина и Руслан сидели на кухне за пустыми чашками. В доме пахло кофе, корицей и чем-то неуловимо праздничным.
— Спасибо, — тихо сказал Руслан. — За то, что настояла.
— Спасибо тебе, — ответила Альбина. — За то, что не испугался.
За окном садилось солнце, окрашивая заводские трубы в розовые тона. Сегодня они не казались враждебными. Сегодня они были просто частью их жизни — не идеальной, не такой, какую они хотели, но их единственной и настоящей.
Альбина посмотрела на брата и поняла — они прошли через самое страшное. И выстояли. Не потому что были сильными. А потому что нашли силы быть слабыми вместе.
Рассказ построен на реальных событиях
Оставайтесь с нами, ПОДПИСАВШИСЬ НА КАНАЛ.
Смотрите также:
Мамина рука узнала её щёку сквозь пелену болезни. Не плачь, доченька
Память, съеденная смогом. Возвращение в забытый ад