Страна слепых королей
Человек оседлал Тихий океан задолго до того, как придумал колесо и одомашил всех, кто не успел от него убежать. Предки нынешних полинезийцев, микронезийцев и прочих обитателей раскиданных по воде клочков суши были ребятами отчаянными. На своих утлых каноэ с балансирами они, гонимые голодом и скверным характером соседей, упрямо гребли от Юго-Восточной Азии на восток, в пустоту. Это была не разовая акция, а методичное, растянувшееся на столетия просачивание в Океанию, которое завершилось лишь к началу нашего тысячелетия. Эти древние мореходы знали океан как свои пять пальцев. Они читали звезды, как открытую книгу, чувствовали течения пятой точкой, лежа на дне лодки, и разбирались в капризах ветров лучше любого современного синоптика. Жители Микронезии даже плели из палочек и ракушек навигационные карты, которые были не столько картами, сколько гениальными схемами волн и течений — шпаргалками для тех, кто понимает язык океана. Их огромные катамараны, способные вместить пару сотен человек со всем скарбом, были настоящими ковчегами, дрейфующими в поисках земли обетованной. Но вся их мудрость и опыт заканчивались там, где кончался солнечный свет, — у поверхности воды. То, что творилось внизу, в многокилометровой толще воды, было для них такой же тайной, как и для нас — содержимое черной дыры. Они были королями на поверхности, но абсолютно слепыми по отношению к тому, что лежало у них под килем. Эта слепота оказалась на удивление живучей. Она пережила и античных философов, и средневековых алхимиков, и даже самоуверенных мореплавателей Эпохи великих географических открытий.
Первым, кто решил из любопытства ткнуть палкой в эту бездну, был Фернан Магеллан. В 1520 году, вывалившись из своего пролива в безмятежные воды, которые он сгоряча назовет «Мирным океаном» (Эль Пасифико), он совершил жест, полный наивного величия. Он приказал размотать самый длинный трос, какой только был на корабле, — двести саженей, то есть около 400 метров, — и пощупать дно. Трос, конечно, беспомощно повис в чернильной пустоте, не встретив никакого сопротивления. Магеллан пожал плечами и поплыл дальше, навстречу своей незавидной судьбе на Филиппинах, где его путешествие оборвалось весьма прозаично. Но его жест был символичен: человечество официально заявило о своем желании заглянуть под юбку океану, но технических возможностей для этого у него не было от слова «совсем». И так продолжалось еще триста с лишним лет. Единственным инструментом для познания глубин оставался лот — кусок свинца на пеньковой веревке. На мелководье эта штука работала безупречно, но в открытом океане превращалась в генератор случайных чисел. Толстый пеньковый трос намокал, растягивался под собственным весом, его сносило течениями. В итоге исследователи, часами вытравливая веревку за борт, получали фантастические цифры в 14, а то и 15 километров, принимая за дно какой-нибудь глубинный поток, который просто тянул снасть в сторону. Это была не наука, а гадание на пеньковой гуще. Лишь в 1854 году американский морской офицер Джон Брук догадался усовершенствовать лот, приделав к нему механизм, который отстреливал груз при ударе о дно, — теперь наверх нужно было тащить только легкую веревку с образцом грунта. Это немного упростило жизнь, но не решило главной проблемы — неточности самого троса.
Настоящий прорыв случился только в 1872 году, когда великий английский физик Уильям Томсон, более известный как лорд Кельвин, предложил гениальное в своей простоте решение. Устав от жалоб океанографов, он посоветовал им заменить свою дубовую пеньку на тонкую и прочную стальную фортепианную струну. Она почти не растягивалась, была легкой и оказывала минимальное сопротивление воде. С этого момента океанография из искусства превратилась в науку. Вооружившись новым инструментом, в 1870-х годах в Тихий океан отправились сразу три серьезные экспедиции, решившие наконец составить хоть какое-то подобие карты подводного мира. Немецкий корвет «Газелле» ковырял дно в юго-восточной части океана. Американское судно «Тускарора», работая у берегов Японии, наткнулось на глубоченную впадину, которую скромно назвало своим именем. Но самый жирный куш сорвали англичане на парусно-паровом корвете «Челленджер». Их экспедиция 1872–1876 годов стала настоящей вехой в истории. Это был не просто корабль, а плавучий научный институт, напичканный лабораториями и лучшими умами своего времени. Именно «Челленджер», промеряя глубины между Каролинскими и Марианскими островами, обнаружил бездну, уходящую вниз на 8184 метра. Этот желоб, названный в честь корабля, долгое время считался самой глубокой точкой планеты. Мир впервые с ужасом и восторгом осознал, что под водой существуют не пологие впадины, а настоящие пропасти, способные целиком поглотить Эверест. В 1881 году русский академик Михаил Рыкачев, собрав воедино разрозненные данные «Газелле», «Тускароры» и «Челленджера», а также доложив результаты отечественных экспедиций на корветах «Аскольд» и «Витязь», составил одну из первых внятных карт глубин Мирового океана. На ней впервые проступили контуры подводной страны: хребты, котловины, желоба. Это была грубая, схематичная зарисовка, сделанная по нескольким тысячам точек на площади в 180 миллионов квадратных километров. Все равно что пытаться нарисовать портрет человека, ткнув в него иголкой в десяти местах. Но даже эта примитивная карта произвела фурор. Человечество перестало быть слепым королем. Оно начало прозревать.
Музыка бездны
Несмотря на прорыв с фортепианной струной, процесс измерения глубин оставался адским трудом. Представьте себе: чтобы сделать один-единственный промер, нужно было остановить судно, часами вытравливать за борт километры проволоки, зафиксировать момент касания дна, а потом еще столько же времени, матерясь, крутить лебедку, чтобы поднять все это хозяйство обратно. За день в лучшем случае удавалось сделать несколько таких замеров. Вся карта глубин, по сути, была редкой сеткой точек, нанесенных с огромными затратами времени и сил. Ученые могли пропустить под килем целые горные системы размером с Альпы и даже не заметить этого. Было очевидно, что нужен принципиально новый метод, который позволил бы «видеть» дно, а не щупать его. Идея витала в воздухе. Еще Леонардо да Винчи писал, что если приложить ухо к веслу, опущенному в воду, можно услышать далекие корабли. Звук в воде распространяется гораздо лучше и быстрее, чем в воздухе. Оставалось только придумать, как этим воспользоваться.
Подлинную революцию совершило изобретение эхолота. Принцип его работы прост, как мычание: прибор посылает ко дну звуковой импульс (тот самый «пинг», знакомый всем по фильмам про подводные лодки), засекает время, за которое отраженный сигнал вернется обратно, и, зная скорость звука в воде, вычисляет глубину. Впервые эту технологию в мирных целях применили на американском исследовательском судне «Карнеги» в 1920-х годах. Результаты ошеломили. Процедура, занимавшая часы, теперь длилась секунды. Но, как это часто бывает, мощнейший толчок развитию технологии дала не жажда знаний, а необходимость решать военные задачи. Грянула Первая мировая война, и на охоту вышли немецкие подводные лодки. Срочно потребовалось средство для их обнаружения. Инженеры союзников, в том числе французский физик Поль Ланжевен, работая над этой задачей, создали первые гидролокаторы, или сонары. После войны эти военные наработки перекочевали в гражданскую науку. Эхолоты становились все совершеннее. Апогеем этого процесса стало создание эхолотов-самописцев в 1930-х годах. Эти приборы уже не просто выдавали цифру глубины в конкретной точке, а вели непрерывную запись, вычерчивая на бумажной ленте подробный профиль дна под килем идущего судна. Эпоха точечных промеров, героическая, но мучительно долгая, закончилась. Теперь каждый рейс любого судна, оснащенного самописцем, превращался в полноценную исследовательскую экспедицию. Океанологи получили возможность видеть непрерывные линии рельефа, а не гадать, что находится между двумя удаленными друг от друга точками.
Вторая мировая война еще больше подстегнула прогресс. Борьба с субмаринами в Атлантике и на Тихом океане превратилась в настоящую технологическую гонку. Сонары становились мощнее, чувствительнее, точнее. Когда пушки смолкли, в распоряжении ученых оказалось огромное количество списанных военных кораблей и, что важнее, целая россыпь усовершенствованных приборов: радиоакустических буев, магнитных детекторов, систем подводной фото- и киносъемки. Начался золотой век океанографии. Экспедиции посыпались как из рога изобилия. Мир, разделенный холодной войной, неожиданно нашел точку соприкосновения в изучении океана. Кульминацией этого сотрудничества стала программа Международного геофизического года (МГГ) 1957–1958 годов. Это была беспрецедентная по масштабу научная акция, объединившая усилия ученых из десятков стран. В Тихом океане бок о бок работали американские, советские, японские, французские, австралийские и другие экспедиции. Они больше не действовали вслепую, а координировали свои усилия, создавая единую, глобальную картину.
Одной из главных звезд этой эпохи стало советское научно-исследовательское судно «Витязь». Этот бывший немецкий грузовой теплоход, перестроенный в первоклассную плавучую лабораторию, с 1949 года на протяжении почти 30 лет был флагманом советской и мировой океанологии. Именно «Витязь» в 1957 году, работая в районе Марианской впадины, зафиксировал с помощью эхолота и подтвердил лотом рекордную на тот момент глубину — 11 022 метра. Эта точка, расположенная в юго-западной части желоба, получила название «Бездна Челленджера» и до сих пор считается самой глубокой в Мировом океане (хотя современные, более точные измерения дают цифру чуть меньше, около 10 984 метров). Но открытия «Витязя» не ограничивались рекордами. Экспедиции на его борту сделали ряд фундаментальных открытий. Например, изучая глубоководные желоба, которые американские военные всерьез рассматривали как идеальное место для захоронения радиоактивных отходов, советские ученые обнаружили, что это никакие не стоячие «болота». Напротив, в этих пропастях происходит интенсивный вертикальный водообмен с поверхностными слоями. Вывод был убийственно прост: сбросить ядерные отходы в желоб — все равно что вылить яд в водопровод. Это открытие, возможно, спасло Мировой океан от чудовищного заражения. Так, слушая «музыку бездны» с помощью эхолотов, человечество не только рисовало карту нового мира, но и училось понимать его хрупкость и взаимосвязанность всех его процессов.
Бурение в прошлое
К 1960-м годам карта дна Тихого океана перестала быть белым пятном. Ученые уже знали о гигантских подводных хребтах, глубочайших желобах и бескрайних абиссальных равнинах. Но это было знание о форме, а не о содержании. Все равно что иметь идеальную гипсовую маску человека, но не иметь ни малейшего понятия о том, кто он, сколько ему лет и чем он болел. Океанография столкнулась с новым вызовом: нужно было заглянуть под кожу, под многометровый слой ила и осадков, и прочитать геологическую историю планеты, записанную на дне. Первые попытки были робкими и неуклюжими. С борта корабля опускалась драга — по сути, тяжелое металлическое ведро, — которая скребла по поверхности, захватывая верхний слой грунта. Это давало какое-то представление о составе осадков, но не позволяло заглянуть вглубь. Нужен был способ получить нетронутый столбик пород, керн, который можно было бы изучать слой за слоем, как страницы книги.
Революцию, сравнимую с изобретением эхолота, произвели геофизические методы и, в конечном итоге, глубоководное бурение. Сначала ученые научились «просвечивать» осадочную толщу с помощью сейсмического профилирования. Корабль тащил за собой источник звуковых волн (пневматическую пушку), которые уходили вглубь, отражались от границ между слоями разной плотности (например, между рыхлым илом и уплотненной глиной, или между осадками и базальтовым основанием) и улавливались гирляндой чувствительных микрофонов. Анализируя время и характер отраженных сигналов, можно было построить разрез осадочной толщи и определить ее мощность, не прикасаясь ко дну. Это уже был огромный шаг вперед, но все же это было косвенное знание. Ученым не терпелось получить в руки сами образцы. И в 1968 году эта мечта осуществилась. В океан вышло уникальное судно «Гломар Челленджер». Это было не просто исследовательское судно, а плавучая буровая платформа водоизмещением 10 500 тонн, оснащенная 43-метровой буровой вышкой и сложнейшей системой динамического позиционирования, которая позволяла удерживать корабль в одной точке над скважиной на глубине в несколько километров с точностью до нескольких метров. Это было необходимо, чтобы снова и снова вводить буровую колонну в одну и ту же скважину после смены изношенного долота.
Проект глубоководного бурения (Deep Sea Drilling Project, DSDP) стал одним из самых успешных международных научных начинаний в истории. На протяжении 15 лет «Гломар Челленджер» бороздил все океаны, пробурив более 600 скважин и извлекши почти 100 километров керна. Но именно в Тихом океане были сделаны самые ошеломляющие открытия. До этого проекта в геологии господствовала теория о древности океанских впадин, которые считались перманентными, существующими миллиарды лет. Каково же было удивление ученых, когда анализ кернов показал, что самые древние осадки, лежащие непосредственно на базальтовом дне Тихого океана, имеют возраст не более 180–200 миллионов лет. По геологическим меркам, это просто юность. Океанское дно оказалось поразительно молодым, гораздо моложе континентов, где встречаются породы возрастом в 4 миллиарда лет. Более того, обнаружилась четкая закономерность: чем дальше от оси срединно-океанических хребтов (в Тихом океане это Восточно-Тихоокеанское поднятие), тем древнее осадки. Это стало самым веским и неопровержимым доказательством теории тектоники плит и спрединга (раздвижения) морского дна. Картина мира складывалась в единый пазл: в зонах срединно-океанических хребтов из мантии поднимается расплавленное вещество, которое, застывая, формирует новую океаническую кору. Эта кора, как две ленты конвейера, расползается в разные стороны, унося на себе континенты. А на окраинах океана, в зонах глубоководных желобов, старая и тяжелая океаническая кора погружается обратно в мантию — этот процесс называется субдукцией. «Гломар Челленджер» позволил воочию увидеть и пощупать этот глобальный механизм. Изучая микроскопические окаменелости в слоях керна, палеонтологи смогли восстановить климатическую историю планеты, проследить за сменой течений и глобальными похолоданиями. Данные бурения легли в основу составления палеогеографических атласов, которые показывали, как выглядел Тихий океан и его берега миллионы лет назад. Оказалось, что Азия и Северная Америка то соединялись сухопутным мостом в районе Берингова пролива, то вновь разделялись, а Южную Америку на протяжении десятков миллионов лет отделял от Северной пролив на месте нынешней Центральной Америки. Бурение в прошлое открыло больше, чем просто геологические факты. Оно показало, что наша планета — это живой, дышащий организм, находящийся в постоянном движении, а дно океана — не свалка истории, а ее самая точная и подробная летопись.
Подводная страна чудес
Когда туман неведения рассеялся, взору ученых предстала страна поистине циклопических масштабов и инопланетных пейзажей. Дно Тихого океана оказалось вовсе не унылой, плоской пустыней, как считалось ранее. Это был мир, полный драматизма и величия, со своими горными хребтами, превосходящими по размерам любые наземные, с равнинами, чья площадь сопоставима с континентами, и с пропастями, рядом с которыми Гранд-Каньон показался бы мелкой царапиной. Львиную долю этой подводной страны, около 80–85 процентов, занимают так называемые абиссальные холмы. Это самая распространенная форма рельефа на планете Земля. Представьте себе бесконечное поле пологих холмов, высотой в среднем 300 метров и диаметром основания около 6 километров. Иногда они погребены под многометровой толщей осадков, которые за миллионы лет сгладили их очертания, превратив местность в идеально плоские абиссальные равнины. Этот пейзаж, монотонный и унылый, простирается на огромные территории, создавая ощущение вечного покоя. Но это затишье обманчиво.
Над холмистыми равнинами тут и там возвышаются подводные горы, или сеамаунты. Это, как правило, вулканы, действующие или потухшие. Их на дне Тихого океана, по подсчетам, около 10 000 — гораздо больше, чем на всех континентах вместе взятых. Некоторые из них — одинокие гиганты, чьи склоны круто уходят в бездну. Другие образуют целые цепи и архипелаги, протянувшиеся на тысячи километров. Вершины самых высоких из них пробивают толщу воды и становятся островами, вроде Гавайских. Мауна-Лоа на острове Гавайи, если измерять ее высоту не от уровня моря, а от подножия на дне океана, достигает почти 10 километров, что делает ее высочайшей горой на планете, оставляя Эверест далеко позади. Некоторые из этих подводных гор имеют странную, плоскую, как стол, вершину. Их называют гайотами. Первооткрыватель этих структур, геолог Гарри Хесс, еще в 1940-х годах предположил, что это древние вулканические острова, чьи вершины были срезаны волнами, когда они находились на уровне моря, а затем по какой-то причине опустились на километровую глубину. Эта гипотеза подтвердилась, когда драги подняли с плоских вершин гайотов окатанную прибоем гальку и остатки мелководных кораллов. Гайоты — это настоящие призраки, памятники исчезнувшим островам.
Но главная структура, определяющая весь рельеф и геологию Тихого океана, — это гигантская система срединно-океанических хребтов. В Тихом океане ее называют Восточно-Тихоокеанским поднятием. Это колоссальная подводная горная страна, которая тянется от Новой Зеландии до Калифорнийского залива на расстояние более 15 000 километров. Ее ширина местами превышает 2000 километров, а высота над окружающими равнинами достигает 2–3 километров. По площади она сопоставима с обеими Америками. В отличие от Срединно-Атлантического хребта, у Восточно-Тихоокеанского поднятия нет ярко выраженной рифтовой долины в центре — это более широкое и пологое образование. Именно здесь находится «фабрика» по производству новой земной коры, глобальный шов на теле планеты, из которого постоянно сочится магма. Вся эта система пересечена гигантскими поперечными разломами, которые смещают ось хребта на сотни километров. Эти зоны разломов — самые прямолинейные и протяженные элементы рельефа на Земле, шрамы, тянущиеся на тысячи километров.
На противоположной стороне океана, по его периметру, располагаются структуры совершенно иного рода — глубоководные желоба. Это самые глубокие места на планете, узкие и длинные депрессии, где старая океаническая кора, пройдя свой путь через весь океан, изгибается и погружается обратно в мантию. Именно в Тихом океане находятся все десять самых глубоких желобов мира, с глубинами, превышающими 10 000 метров. Эти желоба почти всегда соседствуют с цепочками вулканических островов, так называемыми островными дугами (Курильские, Алеутские, Марианские острова). Эта связь не случайна: погружающаяся океаническая плита плавится на глубине, и расплавленное вещество поднимается к поверхности, порождая вулканы. Этот процесс создает самые драматичные перепады высот на планете. Например, рядом с побережьем Чили, где вершины Анд вздымаются почти на 7000 метров, дно Перуанско-Чилийского желоба опускается на 8000 метров. Общий перепад высот на коротком расстоянии составляет 15 километров! Вся эта гигантская система — островные дуги, желоба, зоны разломов и вулканической активности по периметру океана — получила название Тихоокеанского огненного кольца. Здесь высвобождается до 80% всей сейсмической энергии планеты, здесь происходит большинство землетрясений и извержений вулканов. Это не просто страна чудес, это живой, яростный, постоянно меняющийся мир, который формирует облик нашей планеты.
Огненная подкова планеты
Тихоокеанское огненное кольцо — это не просто красивое название. Это самая геологически активная зона на Земле, гигантская подкова протяженностью 40 000 километров, опоясывающая океан от оконечности Южной Америки, вдоль побережья Северной Америки, через Алеутские острова, Камчатку, Японию, Филиппины, Индонезию и до Новой Зеландии. Из примерно 1500 активных вулканов на планете около 75% находятся именно здесь. 90% всех землетрясений мира, включая самые разрушительные, происходят вдоль этой линии. Это передний край глобальной стройки и одновременно свалки, где сталкиваются, трутся и пожирают друг друга гигантские тектонические плиты. Тихоокеанская плита, самая большая на планете, медленно, но неумолимо движется на северо-запад, подползая под более легкие континентальные плиты (Северо-Американскую, Евразийскую) и другие океанические (Филиппинскую, Наска). Этот процесс, называемый субдукцией, и порождает всю эту яростную активность.
Вулканы огненного кольца разнообразны и коварны. Некоторые, как знаменитая Фудзияма в Японии или Ключевская Сопка на Камчатке, находятся в состоянии почти постоянной активности, регулярно выпуская пар и пепел. Другие могут дремать столетиями, чтобы затем проснуться с чудовищной, апокалиптической силой. В 1883 году извержение вулкана Кракатау в Индонезии вызвало звуковую волну, обогнувшую планету, и породило цунами, которое изменило судьбы более 36 000 человек. В 1980 году извержение вулкана Сент-Хеленс в США снесло ему верхушку и преобразило сотни квадратных километров леса. А в 2011 году мощнейшее землетрясение у берегов Японии (магнитудой 9.0) вызвало разрушительное цунами и привело к аварии на АЭС «Фукусима-1», напомнив человечеству, насколько хрупка его цивилизация, построенная на краю этой бурлящей преисподней.
Но вулканическая активность не ограничивается только побережьями. Она пронизывает и сам океан. Цепочка Гавайских островов — это классический пример так называемого «внутриплитного» вулканизма. Они находятся в самом центре Тихоокеанской плиты, вдали от ее границ. Их происхождение связано с «горячей точкой» (hotspot) — стационарным источником магмы в глубине мантии, который, как паяльная лампа, прожигает движущуюся над ним океаническую кору. Тихоокеанская плита медленно ползет на северо-запад, а горячая точка остается на месте, последовательно создавая один вулканический остров за другим. Самый молодой и активный остров — Гавайи («Большой остров») — находится сейчас прямо над горячей точкой. По мере смещения плиты старые вулканы отрываются от источника магмы, затухают, и их вершины начинают разрушаться эрозией и опускаться под воду, превращаясь в атоллы и, в конечном итоге, в подводные горы-гайоты. Вся Гавайско-Императорская цепь подводных гор, тянущаяся почти на 6000 километров, — это след, который оставила горячая точка на дне океана за последние 80 миллионов лет.
Рождение новых островов в Тихом океане — это не дела давно минувших дней, оно происходит буквально на наших глазах. В 1963 году у южного побережья Исландии (хоть это и Атлантика, но процесс тот же) извержение подводного вулкана породило новый остров, Суртсей. В Тихом океане подобные события еще более часты. В 2013 году в районе японских островов Огасавара начал извергаться подводный вулкан, создав новый островок, который затем соединился с соседним островом Нисиносима, значительно увеличив его площадь. Этот процесс — наглядная демонстрация того, как из ничего, из огня и пепла, рождается суша. Но так же, как острова рождаются, они и умирают. Эрозия, волны, ураганы и медленное опускание земной коры делают свое дело. Остров-вулкан Фалькон в архипелаге Тонга за последнее столетие несколько раз то появлялся из воды, то вновь исчезал, превращаясь в мелководную банку. Это вечная борьба созидательных сил вулканизма и разрушительных сил океана. Изучая эту борьбу, ученые понимают, что огненное кольцо — это не просто зона бедствий. Это глобальный двигатель, который создает новую землю, перемешивает химические элементы и, в конечном счете, делает нашу планету геологически живой.
Призрак затонувшего континента
Как только люди осознали, что Тихий океан — это не просто большая лужа, а сложный мир с разбросанными по нему островами, в их головах немедленно родилась соблазнительная идея. А что, если все эти острова — Гавайи, остров Пасхи, Таити — не просто случайные вулканические прыщи, а последние уцелевшие вершины некогда великого континента, затонувшего в пучине вод? Легенда о тихоокеанской Атлантиде, Пацифиде, оказалась на удивление живучей. Ее подпитывали и туманные мифы самих полинезийцев о прародине Гавайки, и удивительное сходство их языков и культур на островах, разделенных тысячами километров, и загадочные мегалитические сооружения, вроде статуй-моаи на острове Пасхи или циклопических руин Нан-Мадола в Микронезии. Казалось, все это невозможно объяснить, не предположив существования в прошлом высокоразвитой цивилизации, которой пришел конец в результате катастрофы.
На рубеже XIX и XX веков гипотеза о Пацифиде была вполне респектабельной в научных кругах. Геологи, находя на некоторых вулканических островах «материковые» породы вроде гранитов (которые, как выяснилось позже, могут быть вынесены на поверхность магмой из глубин), видели в этом прямое доказательство. Биологи, ломая голову над тем, как некоторые виды растений и животных, неспособные пересекать океан, оказались на удаленных островах, с готовностью хватались за идею сухопутных «мостов», соединявших все и вся. Антропологи, отмечая смешанные расовые черты полинезийцев, предполагали, что они — потомки особой «океанийской расы», сформировавшейся на этом затонувшем континенте. В XX веке к делу подключились мистики и писатели-фантасты, породив целую галерею вымышленных земель — континент Му, Лемурию, Аракинезию. Книга Джеймса Черчуорда «Затонувший континент Му», якобы основанная на расшифрованных им древних табличках, стала бестселлером, несмотря на то, что была откровенной фальшивкой от начала и до конца. Пацифида превратилась в популярный бренд, удобное объяснение для всех загадок Тихого океана.
Однако по мере того как реальные знания об океанском дне накапливались, призрак затонувшего континента начал таять. Решающий удар по гипотезе нанесло открытие двух принципиально разных типов земной коры — материковой и океанической. Материковая кора толстая (30–70 км) и относительно легкая, так как состоит в основном из гранитов. Океаническая — тонкая (5–10 км), плотная и тяжелая, сложенная базальтами. Континенты, как легкие айсберги, плавают на поверхности плотной мантии, в то время как океаническая кора образует дно впадин. Превратить континент в океанское дно геологически невозможно — это все равно что заставить пробку утонуть в воде. Геофизические исследования и глубоководное бурение подтвердили: дно центральной части Тихого океана сложено типичной океанической корой. Никакого затонувшего континента там нет и быть не могло. Загадочные «материковые» породы на островах оказались ксенолитами — обломками глубинных пород, захваченными и вынесенными наверх вулканами. А удивительное распространение флоры и фауны прекрасно объяснилось переносом семян птицами, ветром, течениями и на плавающих обломках деревьев на протяжении миллионов лет.
Окончательно добила миф о Пацифиде теория тектоники плит. Она показала, что Тихий океан — это не статичная впадина, а динамичная система, где постоянно рождается и умирает океаническая кора. Острова Океании — это не обломки континента, а вершины вулканов, рожденных либо горячими точками (как Гавайи), либо процессами субдукции на границах плит. А сходство культур полинезийцев объясняется не общим домом на затонувшей земле, а их собственным беспримерным мореходным искусством. Они, начав свой путь из Юго-Восточной Азии, на протяжении столетий методично, от острова к острову, колонизировали этот бескрайний водный мир, неся с собой свой язык, свои мифы и свои технологии. Их империя была не сухопутной, а морской, и ее следы нужно искать не на дне, а в генах и языках современных жителей Океании. Конечно, это не означает, что уровень океана всегда был постоянным. Во время ледниковых периодов, когда огромные массы воды были скованы в ледниках, уровень Мирового океана был на 100–120 метров ниже нынешнего. Многие современные острова соединялись друг с другом, образуя более крупные массивы суши (например, Новая Гвинея и Австралия были единым континентом Сахул). Это, безусловно, облегчало древние миграции. Но это были не затонувшие континенты, а лишь временно обнажившиеся шельфы. История реальных открытий на дне Тихого океана оказалась куда более захватывающей, чем любой миф. Вместо одной вымышленной Атлантиды ученые нашли целый мир с собственной геологической жизнью, историей и законами — мир, который продолжает удивлять и задавать новые загадки.
Новая жизнь старых мифов
Хотя наука и похоронила идею о едином континенте Пацифида, она не отменила того факта, что дно Тихого океана — это не статичный ландшафт. Острова рождались и умирали, уровень моря колебался, а конфигурация суши постоянно менялась. Это породило новую, более научную и осторожную версию «затонувших земель» — гипотезы о локальных массивах суши или цепочках островов, которые могли существовать в прошлом и играть роль «ступенек» в расселении животных, растений и, возможно, даже человека. Вместо одной большой Пацифиды на карте появились «микро-Пацифиды»: Меланезида, Полинезида, Маорида и другие.
Например, в юго-западной части океана, в районе Новой Каледонии, Новой Зеландии и островов Фиджи, земная кора действительно имеет аномалии. Она толще типичной океанической и местами имеет черты материковой. Этот регион, названный Зеландией, сейчас на 94% находится под водой, а его надводными вершинами являются Новая Зеландия и Новая Каледония. Геологические данные показывают, что около 80 миллионов лет назад этот массив откололся от суперконтинента Гондвана (включавшего Австралию и Антарктиду) и начал медленно погружаться. Это уже не миф, а доказанный научный факт. Однако погружение основной части Зеландии произошло за десятки миллионов лет до появления человека, так что она не могла быть прародиной полинезийцев. Тем не менее, существование в прошлом более крупных массивов суши и густой сети островов в этом регионе (Меланезида, Тасманида) могло облегчить ранние миграции темнокожих предков австралийцев и папуасов, которые заселили Австралию и Новую Гвинею более 50 000 лет назад, когда уровень моря был значительно ниже.
В центральной Полинезии картина иная. Здесь нет обломков древних континентов. Но здесь есть бесчисленные подводные горы-гайоты, бывшие острова. Советский океанолог Николай Зубов еще в 1949 году предположил, что во времена заселения Полинезии (которое началось около 3000 лет назад) на пути мореплавателей могло существовать гораздо больше островов, чем сейчас. Эти острова-призраки, ныне ставшие подводными банками, могли служить промежуточными стоянками, облегчая навигацию и выживание в этом гигантском «водном треугольнике». Грандиозная цепь подводных гор Мид-Пасифик, протянувшаяся между Гавайями и Микронезией, — это, по сути, кладбище островов. Когда именно затонул последний из них — вопрос открытый. Не исключено, что некоторые из этих событий запечатлелись в полинезийских мифах о землях, ушедших под воду. Легенда острова Пасхи о том, что их родина была когда-то большой землей, которую разрушил великан Уоке, может быть отголоском не гибели континента, а катастрофического извержения местного вулкана, вызвавшего обрушение его кальдеры и цунами.
Самым интригующим остается вопрос о контактах между Полинезией и Южной Америкой. Анализ ДНК сладкого картофеля (батата), который был основной культурой полинезийцев, показал, что он имеет южноамериканское происхождение и был завезен в Океанию задолго до Колумба. Это почти неопровержимое доказательство трансокеанских путешествий. Знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал на своем плоту «Кон-Тики» доказал принципиальную возможность такого плавания из Южной Америки в Полинезию. Возможно, и в этом случае древним мореплавателям помогали ныне исчезнувшие острова. Подводные хребты Наска и Сала-и-Гомес, тянущиеся от побережья Южной Америки в сторону острова Пасхи, испещрены подводными горами. Не исключено, что тысячу лет назад некоторые из их вершин еще торчали над водой, образуя удобную цепочку для навигации. Таким образом, наука не просто разрушила старый миф о Пацифиде. Она заменила его новой, гораздо более сложной и интересной картиной. Вместо одного затонувшего материка мы видим динамичный мир, где постоянно идет процесс созидания и разрушения, где целые архипелаги могут погружаться в бездну, а на их месте рождаться новые. И на фоне этих грандиозных геологических драм разворачивалась не менее захватывающая история человеческих миграций, мужества и невероятного искусства навигации, позволившего людям каменного века покорить величайший океан планеты. Реальность, как это часто бывает, оказалась куда удивительнее любой выдумки.
