Осень подкралась незаметно. Еще вчера, казалось бы, солнце ласково гладило макушки деревьев, раскрашивая их в яблочно-красные и золотистые оттенки. А сегодня – уже все. Холодный, пронизывающий ветер выл в щелях старого окна, а по стеклу стекали тоненькие, как слезинки, струйки дождя. Противный, мелкий дождь, который так и норовил пробраться под воротник пальто, за шиворот, да и просто – на душу.
Марина сидела на кухне и смотрела в окно. Ей было почти шестьдесят, но она все еще любила наблюдать, как меняется мир за окном. В доме было тепло, уютно – пахло свежей выпечкой, которую она только что достала из духовки. Ее любимый, яблочный пирог. Виктор очень его любил. И дети. Когда-то.
Она встала, поправила фартук, вышитый еще в молодости, и вздохнула. Вздохнула тяжело, глубоко, словно хотела выдохнуть все, что накопилось за долгие годы. А накопилось немало.
Слякоть на улице была ужасная. Выходить не хотелось совсем, но надо было в магазин – кончился сахар. А еще... Еще ей нужно было купить ботинки. Старые, видавшие виды, совсем развалились. Подошва отклеилась, верх промок насквозь. Они уже давно отслужили свое. Стыдно было в них выходить, честно говоря. Да и ноги мерзли. Но ведь просить надо. Она чувствовала, как неприятная, липкая волна стыда подкатывает к горлу. Ну что она, маленькая девочка? И все равно, каждый раз – как в первый. Просить. У мужа. На свои нужды.
- Витя – тихо позвала она. – Ты спишь?
Виктор сидел в кресле, уставившись в телевизор. Он не слышал. Или делал вид, что не слышит.
- Витя – позвала она еще раз, уже чуть громче. – Мне надо в магазин сходить.
- Иди – буркнул он, не отрываясь от экрана. – Что ты меня тревожишь?
- Мне… мне надо ботинки купить – произнесла она, заминаясь. – Старые совсем развалились.
Он повернул голову. Его взгляд, обычно такой спокойный, стал холодно-равнодушным. Марина знала этот взгляд. Он означал, что сейчас начнется.
- Ботинки? – протянул он. – Ты что, каждый месяц себе обувь покупаешь?
- Витя, ну ты же знаешь… – начала она.
- Знаю, знаю! – перебил он, а в его голосе прозвучали те самые, ставшие уже привычными, но все равно, до сих пор больно ранившие нотки раздражения. – Знаю, что я на тебя и так трачусь! Вечно тебе что-то надо! То сапоги, то пальто, то вот теперь – ботинки!
Она стояла, как вкопанная. Слова, словно осколки льда, впивались в сердце. «Я и так на тебя трачусь». Как он мог? После стольких лет? После всего, что она сделала для него, для их семьи? Она сгорбилась, словно хотела стать меньше, чтобы не видеть его ледяного взгляда, не слышать этих унизительных слов. Всю жизнь, как только она просила деньги на что-то, это всегда заканчивалось одним и тем же. Его недовольным ворчанием. Его снисходительным тоном.
- Я... я самую простую пару, недорогую... - пробормотала она.
- Недорогую! - рассмеялся он. - Да ты и так половину пенсии моей на продукты и прочую ерунду тратишь! Сколько мне еще работать, чтобы ты могла каждый месяц на себя тратить?!
Она замерла, сжимая в руках скомканный фартук. Вот оно. Он не видел в ней человека. Он видел в ней расходную статью. Пункт в бюджете. "Иждивенка", как он любил говорить в ссоре. Сердце сжалось от обиды, но, на удивление, слез не было. Вместо них ее охватило другое, совсем незнакомое чувство. Холодная, жгучая ярость. Она смотрела на него, сидящего в своем кресле, такого важного и довольного, и впервые за много лет поняла: так больше продолжаться не может.
- Хорошо, Витя – сказала она спокойно, сама не узнавая свой голос. – Я поняла. Не надо.
Она развернулась и медленно пошла в свою комнату. Он, удивленный ее покорностью, только пожал плечами и снова уставился в телевизор. А она шла по коридору, и в голове у нее крутилось, как заевшая пластинка: "Я и так на тебя трачусь".
Марина вошла в комнату, села на кровать и закрыла лицо руками. Слезы все-таки пошли. Но это были не слезы обиды, нет. Это были слезы гнева. На него. На себя. На всю свою жизнь, где она добровольно стала жертвой. "Ты заработала не на одни ботинки, а на весь обувной магазин". Слова дочери Оли, сказанные ей когда-то, всплыли в памяти. Ольга всегда говорила ей об этом, но Марина только отмахивалась, мол, «так было всегда, так у всех». Но разве у всех? Разве это нормально?
Она вдруг вспомнила, как в молодости, когда она еще работала инженером, сама себе купила сапоги. Дорогие, итальянские, на тонкой шпильке. Она тогда еще не была замужем за Виктором. И она так гордилась ими! Гордилась тем, что сама их заработала. А потом… Потом появилась Ольга. Виктор сказал, что с двумя зарплатами они не потянут, а ее работа – не такая уж и прибыльная. И предложил ей уйти. Мол, «женщина должна быть дома, создавать уют, воспитывать детей». И она, наивная дурочка, согласилась. Думала, что так правильно. Что это и есть любовь.
А что в итоге? Унижение. Постоянные просьбы. Неуверенность в завтрашнем дне. Она даже не могла купить себе чашку кофе, если не попросит у мужа. Она стала его придатком, тенью. И сейчас она поняла, что эта тень... больше не хочет быть тенью. Эта последняя капля переполнила чашу терпения. С сегодняшнего дня, что-то должно измениться.
Глава 2. Астрономическая сумма
Марина встала, решительно вытерла слезы. "Хватит! – подумала она. – Хватит реветь". Она подошла к старенькому письменному столу, выдвинула ящик, в котором хранились старые счета, квитанции, да и просто – разная мелочевка, которая была дорога ее сердцу. Она достала оттуда старую школьную тетрадь, которую когда-то использовала для записей. Открыла ее на чистой странице.
И начала считать. Сначала она подсчитала все расходы, которые были на ней. Продукты – сколько? Одежда для детей – сколько? Еда для мужа – сколько? Коммунальные платежи – сколько? Она считала, и цифры росли. Ее старенький калькулятор трещал, не успевая за ее мыслями. За последние несколько месяцев, с тех пор как Виктор вышел на пенсию и стал еще больше контролировать ее траты, она даже перестала покупать себе что-то нужное. Не говоря уже о мелочах, которые могли бы просто порадовать. "Да на тебе же и так все держится! - говорил он ей. - Ты же сама знаешь, что без тебя...". Он думал, что она это воспринимает как комплимент. А она воспринимала как должное.
- Мама, ты что, плачешь? - в комнату вошла Ольга. Она приехала с работы забрать кое-какие документы.
Марина быстро утерла глаза.
- Нет, доченька, что ты. Просто что-то в глаз попало.
- Опять? - спросила Ольга, присаживаясь рядом. - Что, опять с папой поругались?
Марина молчала. Она не хотела говорить дочери, что ее "папа" опять ее унизил. Но Ольга всегда чувствовала ее настроение, и в этот раз ей удалось вытащить из матери правду.
- Я... я ботинки хотела купить, - тихо сказала Марина. - И он... он мне сказал, что "и так на меня тратится".
Ольга подскочила, как ужаленная. Ее глаза наполнились гневом.
- Что?!! Опять?! Да сколько можно?! Мама! Ты не иждивенка! Ты работаешь 24 часа в сутки, 7 дней в неделю! Ты... ты дом на себе тащишь! Ты готовишь, стираешь, убираешь, гладишь, продукты покупаешь! А что он делает?! Он приходит с работы, садится на диван и ждет, когда его накормят! И еще и смеет так говорить?!
- Оля... тише... - пробормотала Марина.
- Никаких "тише"! - Ольга говорила тихо, но с таким напором, что Марина чувствовала, как ее слова пробивают броню, которую она выстроила за долгие годы. - Мама, посчитай. Только не сколько ты потратила. А сколько бы ты заработала, если бы все это делала не для него, а для других. Сколько стоит час работы домработницы? А повара? А няни? А психолога, который тебя выслушивает, а ты его?
Марина смотрела на дочь. Ее слова были словно бальзам на душу. Она почувствовала, как что-то внутри нее ломается. Лед, который сковывал ее сердце, начал трескаться.
- Ты... ты права... - пробормотала она.
- Мама, твой труд стоит денег! - повторила Ольга. - Ты заработала не на одни ботинки, а на весь обувной магазин! И даже больше!
- Но... где я их возьму? - спросила Марина, как ребенок. - Мне же никто не заплатит.
- А вот и нет! - воскликнула Ольга. - Ты же у меня золотошвейка! Ты же у меня мастер на все руки! Помнишь, как ты мне платье шила? А подруге?
Марина вздохнула. Это было ее любимое хобби. С детства. Она могла из ничего сделать шедевр. И когда-то, в далекой юности, она даже мечтала работать дизайнером. Но… не сложилось.
- Это... это так, баловство, - сказала она.
- Какое баловство?! Это твоя профессия! Твой талант! - не сдавалась Ольга. - У меня есть подруга, которая хочет перешить свое старое пальто. А у другой – старое платье, которое надо укоротить. Я могу им сказать, что ты этим занимаешься.
Марина задумалась. Ее руки, которые так привыкли к тяжелой работе по дому, вдруг зачесались. Она вспомнила, как когда-то, давно, сидела над чертежами, придумывая новые модели. Она вдруг почувствовала себя... живой. Она еще раз взглянула на свои руки. Они были грубые, с мозолями, но... они могли творить.
- Ну... попробуй, - тихо сказала она, и в ее голосе прозвучало что-то новое, неслыханное для нее самой - надежда.
Ольга улыбнулась. Она обняла маму.
- Все будет хорошо, мама, - сказала она. - Ты все сможешь. Я в тебя верю.
Марина осталась одна. В голове у нее крутились слова дочери. Она взяла карандаш, и снова начала считать. Только теперь не расходы. А сколько мог бы стоить ее труд. Один обед – 500 рублей. Уборка дома – 1000 рублей. Стирка, глажка – еще 500. И так – день за днем. Месяц за месяцем. Год за годом. Она сидела за столом, и глаза ее расширялись. Сумма росла. И когда она наконец-то посчитала все за 35 лет, она чуть не упала со стула. Астрономическая. Именно так. Она, Марина, не иждивенка. Она - миллионер. Пусть и на бумаге. Эта мысль грела ее сердце.
Глава 3. Новая жизнь, новые ботинки
Следующие несколько недель Марина жила как в тумане. Привычная рутина казалась теперь бессмысленной. Она делала все, как обычно: готовила, убирала, стирала, но в голове ее постоянно крутились мысли о том, сколько стоит ее труд. Она стала замечать, как Виктор относится к ней – не как к жене, а как к... вещи. Вещи, которая должна обслуживать его, кормить, убирать за ним.
А еще она начала работать. По вечерам, когда Виктор садился смотреть свой любимый футбол, она уходила в свою комнату и доставала швейную машинку. Она взяла заказы от двух подруг. Одну просили перешить старое, но очень красивое пальто, другую – укоротить и немного изменить фасон старого платья.
- Марин, ну ты что, прячешься от меня? – однажды спросил Виктор.
- Нет, Витя, просто... занята, - ответила она, не поднимая головы.
Он пожал плечами и ушел. Он не мог и подумать, что его жена, которая, по его мнению, сидела у него на шее, вдруг начала что-то делать для себя.
Работа захватила ее с головой. Она забыла о том, что ей почти шестьдесят. Ее руки, такие привычные к швабре и половнику, вдруг вспомнили, как держать иглу, как выводить тонкие строчки. Она чувствовала себя художником, творцом. Она сшила такое пальто, что подруга пришла в восторг. И, протягивая Марине деньги, сказала:
- Марин, да это же... это шедевр! Ты должна этим заниматься!
Марина взяла деньги. Свои первые, честно заработанные. Она держала их в руке, и чувствовала, как по телу разливается тепло. Это было совсем не то чувство, которое она испытывала, когда Виктор выдавал ей деньги "на хозяйство". Это было чувство гордости. Достоинства.
- И вот еще, - сказала подруга, - у моей сестры есть старое пальто, которое она хочет перешить. Ты возьмешься?
Марина улыбнулась.
- Конечно, возьмусь.
Так она и начала. Сначала это были подруги, потом – их знакомые. Она работала по вечерам, по ночам. Днем она продолжала быть примерной женой и домохозяйкой, а по ночам – она была... художником. Она чувствовала, как внутри нее что-то меняется. Она стала более уверенной, более спокойной. Она перестала бояться Виктора. Она перестала бояться его ворчания.
- Марина, а где ты берешь деньги? – однажды спросил он. – Я же тебе не давал.
- Нашла, - ответила она, не моргнув глазом. – Отложенные, наверное.
Виктор пожал плечами. Он привык, что она не спорит, не пререкается, и его это устраивало. Ему было комфортно в его мире, где он – главный, а она – его тень. Он даже не догадывался, что его мир скоро рухнет.
И вот однажды, накопив достаточно денег, Марина решила, что пора. Она нарядилась в свое старенькое пальто, которое было ей уже великовато, и пошла в обувной магазин. Она шла по улице, и впервые за долгое время чувствовала себя свободной. Она больше не была заложницей. Она сама себе хозяйка.
Она вошла в магазин. Перед ней был огромный выбор – ботинки на любой вкус и кошелек. Но ее взгляд упал на одну пару. Черные, лаковые сапоги, на небольшом, но изящном каблучке. Сбоку – красивая пряжка. Они стоили... очень дорого. Гораздо дороже, чем она могла себе позволить, если бы попросила у Виктора. Но сейчас... сейчас она могла. Она подошла, примерила. Они были ей впору. И она вдруг почувствовала, что они – это не просто сапоги. Это символ. Символ ее новой жизни.
Она купила их. Она даже не торговалась. Она расплатилась своими, кровью и потом заработанными деньгами. И, держа в руках красивый, дорогой пакет, она вышла из магазина.
Она шла по улице, и чувствовала себя королевой. Эти сапоги были не просто обувью. Они были ее победой. Победой над унижением. Победой над страхом. Победой над собой, которая так долго боялась быть собой. Она шла домой, и в ее сердце пела весенняя птица, хотя за окном была осень.
Глава 4. Ультиматум
Вечер того дня был как обычно. Виктор сидел в своем кресле, смотрел новости. Марина накрывала на стол. Сегодня она приготовила его любимую запеченную курицу. А еще купила к ней салат и... дорогой сыр. Она специально его купила.
- Что это? – спросил Виктор, когда увидел сыр. – Опять что-то дорогое купила?
Марина посмотрела на него. В его голосе уже звучала привычная нотка недовольства.
- Это просто сыр, Витя, - спокойно сказала она.
- Просто сыр? – воскликнул он. – Да ты знаешь, сколько он стоит?! Да ты опять накупила всякой ерунды!
Он встал, подошел к ней. Его глаза сверкнули от злости. Марина не отступила. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в них была не привычная покорность, а что-то новое, непонятное ему. Холодная сталь.
- Я купила то, что хотела, - сказала она. - За свои деньги.
Виктор опешил.
- За свои? – спросил он, недоуменно. – Откуда у тебя свои деньги?
- Я заработала, - ответила она.
Он рассмеялся. Громко, невесело.
- Ты? Заработала? Да что ты несешь?!! Ты у меня сидишь на шее 35 лет! Иждивенка!
Марина молча отошла, взяла с полки коробку, из которой достала новые, блестящие сапоги. Она поставила их на стол, рядом с сыром.
- Вот, - сказала она. - Это тоже за мои деньги. И вот...
Она достала из коробки чек. И положила его на стол.
- Посмотри, - сказала она. - Я купила их. Сама. На свои деньги.
Виктор взял чек. Его глаза округлились. Он никогда не видел, чтобы Марина покупала себе такие дорогие вещи. Он не мог поверить.
- Ты... ты украла? – пробормотал он.
- Нет, Витя, - сказала она, и ее голос стал еще более холодным. - Я заработала. Шью для людей. А теперь... теперь я хочу поговорить с тобой.
Он сел. Его лицо было бледным. Он не понимал, что происходит. Эта женщина, его покорная жена, вдруг превратилась в совершенно незнакомого ему человека.
- Я... я устала, Витя, - начала она. - Устала от того, что ты попрекаешь меня каждой копейкой. Устала от того, что ты считаешь, что мой труд ничего не стоит. Я... я посвятила тебе всю свою жизнь. Я отказалась от своей карьеры. Я родила тебе дочь. Я создавала уют в нашем доме. А ты... ты считал меня пустым местом.
- Но... но это же... это же нормально, - пробормотал он. - Я же тебя обеспечивал.
- Обеспечивал? – рассмеялась она, и в ее смехе была горечь. – Ты просто давал мне подачки! А я работала! Я работала 24 часа в сутки! Я... я посчитала, Витя. Сколько стоит моя работа. И знаешь, что? Я заработала не на одни ботинки. А на весь обувной магазин! И вот теперь, я ставлю тебе ультиматум.
Он смотрел на нее, как на сумасшедшую.
- Или, - продолжила она, - ты начинаешь меня уважать. И половина твоего дохода – моя зарплата. Или... или я ищу себе другую работу. И мы расходимся.
Он оцепенел. Он не мог поверить в то, что слышит. Его тихая, покорная жена, которая всегда молча сносила его придирки, вдруг... взбунтовалась.
- Ты... ты что, с ума сошла?! – крикнул он.
- Я никогда не была так в своем уме, как сейчас, - ответила она. - Ты можешь кричать. Ты можешь злиться. Но это уже ничего не изменит. Я приняла решение. И оно окончательное.
Он смотрел на нее, на ее новые, красивые сапоги, и вдруг понял. Она не шутит. Она говорит серьезно. И он... он может потерять все.
Глава 5. Первая победа
Тишина в комнате повисла, тяжелая, как предгрозовое небо. Виктор сидел, опустив голову. Он не мог поверить, что его мир, такой удобный и понятный, вдруг рухнул. Эта женщина, его жена, которая, казалось, была его тенью, вдруг обрела голос.
Он пытался что-то сказать, но слова застревали в горле. Он смотрел на новые сапоги. Он даже не мог представить, что она могла сама их купить. Ведь он всегда считал, что она не способна ни на что, кроме как вести дом. И тут… Сапоги. Свои деньги. Ультиматум.
- Марина... – начал он, и его голос был хриплым.
Она молчала. Она дала ему возможность подумать. И он думал. Впервые за долгие годы он думал о ней не как о домохозяйке, а как о человеке. О человеке, который имеет свои потребности, свои мечты, свое достоинство.
- Марина... я... – он поднял голову. – Я не думал...
- А ты и не думал, Витя, - перебила она. – Ты просто использовал меня. И я позволила тебе это делать. Но всему приходит конец.
Он смотрел на нее. Она была красива. Не так, как в молодости. Но ее глаза, в которых светилась уверенность, ее гордо поднятая голова – все это делало ее такой... такой желанной. Он вдруг понял, что он может потерять не просто домработницу, а женщину, которую он, по-настоящему, любил.
- Хорошо, - тихо сказал он, и эти слова дались ему с трудом. - Хорошо, Марина. Давай... поговорим. Сколько... сколько стоят твои ботинки? И... твоя работа?
Марина улыбнулась. Это была ее первая победа. Она чувствовала, как камень, который она носила на душе столько лет, медленно сползает с нее. Она села напротив него, и они начали говорить. Не кричать, не ругаться, а говорить. Как равные. Как партнеры.
Они говорили о деньгах, о том, как они будут теперь их распределять. Они говорили о том, как им жить дальше. Он слушал ее, и впервые в жизни он видел в ней не просто жену, а человека. Человека со своими мыслями, чувствами, желаниями. Он понял, что его мир был построен на лжи, на обмане, на унижении. И он сам разрушил его.
Они договорились, что он будет ежемесячно переводить ей на карточку половину своей пенсии. А еще он будет помогать ей по дому. И они будут вместе ходить в магазин. И он больше никогда не скажет ей фразу "Я и так на тебя трачусь!".
Спустя несколько месяцев жизнь в их доме изменилась. Виктор действительно стал ей помогать. Он стал более внимательным, более заботливым. Он начал видеть в ней не просто жену, а человека, который достоин уважения. А Марина... Марина стала расцветать. Она похудела, похорошела, стала более уверенной в себе. Она купила себе новое пальто, которое сшила сама, и туфли к нему. И каждый раз, когда она надевала их, она чувствовала, как в ее душе расцветают цветы.
Они стали больше разговаривать. Не только о бытовых мелочах, а о жизни, о мечтах, о том, что их волнует. Они стали настоящей семьей. И все это – благодаря тем самым, черным, лаковым сапогам. Сапогам, которые изменили их жизнь.