Все части здесь
«Глава о неверных сигналах, нераспознанных словах и тепле, которое может прийти не от того, от кого ждал. Надя входит в новый дом, заходит за порог новой жизни — не зная еще, какая любовь уже стоит рядом. Но все ли можно распознать с первого взгляда? И может ли простое прикосновение ладони к щеке стать началом доверия?»
Глава 49
Он смотрел ей в спину, на ее развевающиеся от ветра волосы, и ему нестерпимо захотелось ее догнать, развернуть к себе, крепко обнять и так же крепко поцеловать, прошептать едва касаясь нежного розового ушка:
— Я люблю тебя, и твоего ребенка уже люблю. Я хочу быть его отцом.
Но Олег понимал, что пока не время. А может, это время не настанет вообще никогда? Надя любит Милоша, или она любит свою мечту о нем?
Милош далеко, очень далеко, и вряд ли когда-нибудь будет рядом. А он, Олег, здесь, и будет рядом всегда.
«Ах, черт! — подумал Олег. — Эта командировка так некстати. Ирония судьбы. Надя живет в Княжеске, но эти три месяца будет жить в Новосибирске. Я живу в Новосибирске, но мне нужно быть в Княжеске. Ну не смешно ли?» — Олег рассмеялся и крикнул:
— Надь, постой.
Она остановилась, обернулась и вопросительно посмотрела на него:
— Чего?
— Надь, я вот сам предложил тебе эти курсы, а сейчас, представляешь, совсем чуточку, но… пожалел.
— Ты что? Почему? — Надя была обескуражена. — Я что-то сделала не так.
— Да нет, конечно! Что ты? Все хорошо, и все так. Надь, — он подошел к ней. — Я не хочу с тобой расставаться.
Надя восприняла это признание легко… Как от друга.
— Ну что ты, Олежка. Время быстро пролетит!
— Надь, так оно быстро пролетит — это верно. Но ты потом в Княжеск, а я сюда. Понимаешь?
— Ну ничего. Будешь иногда приезжать.
Олег сник и дальше разговор продолжать не стал. Ни к чему!
Надя пошла вперед, и ей казалось, что все внутри у нее светится: от предстоящей учебы, от слов Любови Петровны, от этой простой дороги, где она не ведомая, а ведущая. А слова Олега? Им она даже не придала особого значения и не поняла вовсе, что имел в виду Олег. А ведь он почти признался ей в любви. Олег шел следом и ругал себя: зачем, к чему?
Дом уже показался из-за поворота — серый, многоэтажный, чужой утром, и такой родной теперь.
Они поднялись на этаж, и когда Таня открыла дверь, из коридора навстречу вышла и бабушка. Вера Андреевна.
Олег просиял:
— Бабушка! — и кинулся в объятия старушки.
Она обняла его и зашептала на ухо:
— Звонила тебе сто раз. Ты почему трубку не брал? Понабрали этих телефонов, носите с собой, а сроду до вас не дозвониться. Ни до тебя, ни до Любки.
Надя стояла чуть в сторонке, неловко переминаясь, не зная, куда деть глаза. Олег чуть отстранился от Веры Андреевны:
— Бабушка, познакомься. Это Надя. Надюша, а это моя бабуля — Вера Андреевна.
Надя сделала шаг вперед, смущенно кивнула.
— Здравствуйте. Очень приятно, — тихо сказала она.
А Вера Андреевна оглядела ее внимательно, пристально, и, кивнув, тоже шагнула ближе. Необидно, по-доброму приложила ладонь к Надиной щеке.
— Здравствуй, дочка. Тонкая ты какая! Звонкая! Ну проходите, ребята. Рассказывайте.
И Надя почувствовала, как внутри у нее что-то отпустило. Не совсем все, но хоть немного.
А Олег в этот момент стоял и смотрел на обеих — на Надю и на бабушку, и понимал: вот бы все было так просто. Вот бы все сейчас и решилось. Но знал — не решится. Потому что ни бабушка, ни мать еще не знают про главное.
А с другой стороны — ну и узнают, и что? Вон Надя как его отшила. А беременность посторонней женщины разве интересна кому-то? Он-то думал, что Надя станет ему не посторонней, что между ними что-то есть. Но она сегодня около клиники парой слов сломала все его надежды. «Надежда сломала надежды», — Олег усмехнулся. Так что стоит ли переживать?
Татьяна встрепенулась:
— Обедать, обедать быстренько. У меня все готово. Мыть руки и на кухню.
— Ну что? — подмигнула бабушка. — Хозяйка зовет — надо повиноваться.
На кухне пахло чесноком, сыром и чем-то еще приятным — не разобрать. Домашним, простым, вкусным.
Таня поставила сковороду на подставку, шумно вздохнула и обтерла руки о полотенце:
— Спагетти. Без изысков, но я старалась.
— Старалась, — буркнула бабушка, прищурившись. — Еще как! Бегала тут как угорелая.
Олег рассмеялся:
— Вот именно по этому я всегда скучаю. За столом у нас демократия, но бабушка все равно главный санитарный врач!
Надя села тихо, стараясь не шуметь стулом. Салфетку разложила на коленях, как учила мама давным-давно. Все внутри чуть дрожало — не от голода, а от присутствия Веры Андреевны.
Таня раздала всем тарелки со спагетти, политым сырно-чесночным соусом.
— А я был как-то в Италии, — вдруг сказал Олег, наматывая на вилку щедрую порцию спагетти. — Ну, как был? Командировка на пару дней всего. Ели мы там настоящую пасту, с морепродуктами и какой-то сумасшедшей зеленью. Но честно скажу — вот это, — он ткнул вилкой на Танину тарелку, — вкуснее.
— Не ври, — отмахнулась Таня, но по глазам было видно — приятно.
— Серьезно, Татьяна Сергеевна. У них хоть и Альпы, и Адриатика, а у нас — по-русски. По-людски, так сказать. Хлебосольно.
Все рассмеялись.
Бабушка хмыкнула, но уже без строгости:
— Главное, чтобы все вместе. Тогда и картошка вкусная, и лапша царская. А то вон Валерка наш…
— Бабуль, — Олег посмотрел с укоризной.
Пожилая женщина мигом захлопнула рот, а Таня, поняв неловкость момента, тут же сказала:
— А чай будем пить с бабушкиным печеньем. Я уж попробовала — это что-то!
— Да, а я ваши пирожки отведала. Тоже доложу я вам — шедевр. Рецепт буду просить.
Все снова рассмеялись.
Напряжение упало окончательно, и дальше ужин прошел в семейной обстановке.
— Надь, ну как все прошло? —матери не терпелось узнать о результатах собеседования.
— Мам, потом! — буркнула Надя.
— Что, сильно моя дочка лютовала? Она может! А я ее выпорю! — рассмеялась Вера Андреевна.
— Нет, что вы! Любовь Петровна — очень мягкая и тактичная женщина и…
— Кто, моя Любаша мягкая? Да про мою ли дочь ты говоришь? — рассмеялась Вера Андреевна. — Моя дочь — хирург. А хирург не может быть мягким. Однозначно.
Вера Андреевна хлопнула ладонью по столу.
Надя подпрыгнула от неожиданности, покраснела и сказала:
— Вашей дочери и внуку удается сочетать доброту простого человека и жесткость хирурга, ответственного за жизнь пациента.
Бабушка с интересом посмотрела на Надю:
«Или правда блаженная, или придуряется. Но черт возьми, мне приятно!»
Татьяна Алимова
