Среди старых бумаг, писаных некогда на Торговой площади сохранилась целая коллекция контрактов, заключавшихся перед вступлением в брак. Эти документы приоткрывают перед нами дверки в частную жизнь предков, и многие ознакомившись с нею будут удивлены. Как все-таки мы с ними похожи!
Вот в 21 день сентября 1655 года площадной подьячий, посадский человек Василий Иванов сын Ощурков, сварганил «сговорную запись» по просьбе посадского человека Максима Юрьева сына Панина, который сговаривался жениться на Ксении Юрьевой дочери, вдове посадского человека Зиновия Григорьева. Их свадьба намечалась на 23 сентября, то есть через два дня после составления сговора.
В бумаге писанной Ощурковым прямо и конкретно указывалось: «а яз Максим к ней Ксении иду во двор жить, а у меня вдовы Ксении двор свой, отца моего и матери благословения». Детей у вдовы не было, а родне она завещать ничего не хотела. Поэтому особой статьей оговорено было, что в случае смерти Ксении её двор и «нажиток, каков ни есть и вся дворовая посуда» перейдет к её новому мужу, Максиму Панину, а не родне покойной «ее роду и племени никому ни до чего дела нет».
Бравший вдовую Ксению в жены Максим так же был вдов, и у него-то дети были – два сына, Исай и Тарас, - уже взрослые, жившие в своих дворах. Поэтому, в свою очередь Максим соглашался на то, что в случае его кончины двор Ксении, её имущество и все что они наживут вместе детям его от первого брака не достанутся, потому что, как сказано было в документе сыновьям Максима, Исаю и Тарасу, в этом случае «дела нет ни до чего».
Оговаривалась неустойка, на случай нарушения условий одной из сторон:
«а заряду мы ставили оба по совету, буде яз Максим не возьму тое Ксению на тот срок и мне дать 50 рублей, а будет яз Ксения не пойду за того Максима замуж на тот срок и мне дать тоже 50 рублей».
Составленный в Писчей избе документ передавался на хранение третьему лицу, некоему Алексею Евдокимову сыну Шубникову, который по условию должен был хранить бумагу бережно, и ни в коем случае не выдавать её сговаривающимся по отдельности. Только обоим разом и обязательно в присутствии свидетелей: «а запись мы положили излюбя Алексея Евдокимова сына Шубникова, и ему тое записи по единому не выдавать ни Максиму, ни Ксении, а выдать та запись кому, коли понадобитца, вместе обоим, наведши добрых людей и выложить, а одному не давать, а ее тому Алексею не утерять».
Оба сговаривающихся, и Максим и Ксения, были неграмотны. За них подписался их духовный отец, священник церкви Семиона Богоприимца, о чем имеется особая пометка:
«у подлинной зговорной записи позади пишет к сей разрядной записи Семионовский поп Григорий вместо прихожанина своего Максима Юрьева сына Панина да Ксении Юрьевой дочери, по их велению, руку приложил».
В качестве послухов при составлении сговора участвовали Лаврентий Иванов, подписавшийся сам, а второй послух, сын Максима, Тарас, был неграмотным, и за него «руку приложил» Григорий Михайлов, как сказано в помете записи «Григорий Михайлов вместо Тараса Панина руку приложил».
Ещё одну сговорную запись, которая названа «рядной», 20 февраля 1681 года составили по просьбе посадской вдовы Анны Макарьевой, урожденной Родионовской, по мужу Владыкиной, занимавшейся торговлей калачами (вероятно, калачное дело как раз развивалось на улице Зайцева, совсем рядом с нашей пряничной лавкой, где также можно ощутить вкус былого времени). Вдова эта «сговорила дочь свою, девицу Федору, выдать замуж за коломнятина, за посадского человека, за Ерофея Маркова сына Гончарова». Сговорщица вдова Анна – как старшая в доме – настаивала на том, что: «а женясь, ему Ерофею на дочери моей Федоре жити ему с женою своею во дворе моем, а тот мой двор на Коломне, на посаде, у церкви Семиона Богоприимца, в межах, подле Авдеева двора Позднякова, а по другую сторону – улица, а на том моем дворе хоромного строения изба да клеть (холодная, летняя изба) меж ими сени, погреб с погребицею, баня и огород с яблоневым садом».
Вдова Анна также просила записать, что у нее есть: «купленное дворовое место, что купил муж ее Родион у вдовы Евдокеи Абакумовой дочери Ивановской жены Зимина, что на Коломне, на посаде, в Морулевой улице,... а на том порозжем месте – яблоневый сад, и тем моим местом с яблоневым садом владеть по купчей сыну моему Андрею, и жене ево, и детям, а зятю моему Ерофею, и дочери моей, и детям их до того места с яблоневым садом и до городьбы дела нет».
Особо оговорены были условия проживания молодых в доме матери невесты:
«а живучи ему зятю моему Ерофею со своею женою, а с моей дочерью, в том моем дворе со мною одною по мой век и живучи нам вместе, мне Анне зятя своего Ерофея напрасно не изгонять, и с того двора его не сбивать, и до того моего двора, и до хоромного строения, и до огорода с яблоневым садом при мне вдове Анне и после моего живота сыну моему Андрею, и жене ево, и детям, и иным моим сродникам дела нет».
Вдова Анна всем своим недвижимым имуществом – двором, пожитками, с «платьем, посудой и всякой рухлядью» - отказывала после ее смерти «владеть ее зятю Ерофею, а ее сыну Андрею с женой и детьми ничего ни в какие крепости не писать, и Ерофея от всяких крепостей очищать, и убытка ему в том никакого не доставить».
В собственность семьи Ерофея вдова Анна передавала в качестве приданого торговое заведение:
«да яз вдова Анна пишу ему зятю своему Ерофею да дочери своей Федоре на Коломне в Калачном ряду полок свой с местом (земельный участок, на котором стоит полок), а до того моеву полку с местом при мне вдове Анне и после моего живота сыну моему Андрею, и с женою его, и с детьми дела нет». Так же в семейство Ерофея передавались иконы, которыми вдова Анна благословляла Ерофея и Федору: «образ Всемилостивого Спаса з деисусы в окладе, да образ Пречистые Богородицы Казанские в окладе ж, венец с короною и з гривною».
В сговоре скрупулезно перечислили приданое невесты: «шуба баранья новая, шубец кумачовый новый с пухом и с сукном красным, с кружевом мишурным, нашивки золотные да серги-лапки, другие серьги, двои четки, цепочки со кресты, четыре перстня позолочены, кружева жемчюжные, сорока жемчюжная (Сорока — женский нарядный головной убор, украшение шапки) на шапку – два рубля денег».
Все приданое было так себе. Можно сказать даже бедновато. Двор Анны Владыкиной в коломенской переписной книге 1678 года записан в разряд вдовьих и бестяглых людей, которые «на Коломне, на посаде живут и за скудостью, с них тягла нет». Они облагались облегченной бобыльской податью, которая в 3–4 раза была меньше тяглой ежегодной подати. Очевидно, поэтому вдовица стремилась хоть отчасти компенсировать невеликое приданое дочери передачей в пользование её мужу недвижимости и завещая ему все имущество.
Сам жених так же был человек небогатый. Было ему двадцать лет. Хлеб Ерошка добывал гончарным промыслом, и то, что он посватался к девушке из «скудной семьи» говорит о том, что брал «ровню по себе». Не так же просто, появились поговорки «всяк сверчок знай свой шесток» да «по одежке протягивай ножки». Богатые с бедными не знались, дел не имели, и родством себя не связывали. В лучшем случае оказывали благодеяния «бедным родственникам», причем очень нередко в самой унизительной форме, мало отличавшейся от подаяния, раздаваемого нищим.
Что до неустойки, то в случае нарушения договора по вине вдовы Анны она обязывалась выплатить 50 рублей: «а будет я вдова Анна на тот вышеписанный срок дочери своей не выдам за него Ерофея, и ему Ерофею взять на мне 50 рублей денег». А вот случай неисполнения Ерофеем обязательства вообще не рассматривался. И даже его «рукоприкладства» под сговорной записью нет. Видимо калачница Анна имела все основание считать, что Ерошка не увильнет, а подпись его не обязательна. И что-то такое проглядывает в ещё одном пункте сговора, трактовавшего о том, что «коли я Анна учну на него Ерофея находить и напрасно его изгонять, и со двора ево збивать, и в чем против сей записи не устою, и ему Ерофею выводить на меня отца моего духовного и людей добрых».
Что уж там между ними было теперь, поди знай, но на оборотной стороне документа вместо неграмотной Анны расписался её крестник, подьячий коломенской Съезжей избы Артемий Сазонов. Эту «ряду» заверили подписи трех свидетелей-послухов. И прямо очень интересно, как это там жил Ерофей в доме тещеньки Анны Макарьевны со своей супружницей Федорой?! Похоже попал молодой гончар под тещин каблук… Впрочем, это уже личное суждение, а оно вполне может быть ошибочным.
Вам понравились истории коломенцев 17 века? Еще больше об истории города и персоналиях - в макете Коломенского Кремля.
Если пропустили предыдущую статью, прочитать можно здесь.
