Процветание корпорации площадных подьячих основывалось на острейшей нехватке грамотных людей, умеющих вести письменное делопроизводство. Но возникает вопрос – а сами-то подьячие, как и где учились писать, читать и составлять деловые бумаги должным образом? Их статус посадских людей ясно указывает на то, что к привилегированным сословиям они не принадлежали, а стало быть, домашнее обучение, специально приглашенным наставниками можно сразу исключить.
Общественные училища, наподобие европейских коллегий в Русском царстве появились только в последней четверти 17 столетия, а площадные подьячие были привычным явлением городской и общественной жизни лет за сто до их возникновения. Да и статус выучеников московского училища подьячих, Типографской школы и Славяно-греко-латинской Академии был столь высок, что вряд ли они стали бы общественными писцами, составителями заемных кабал, меновых грамот и прочих бумаг для нужд посадских людей и купечества.
Не поручусь за всех работников Писчей избы – может кто-то из них и учился письму, как любому другому ремеслу, у отца, брата или дяди - но большей частью происходившие из низших сословий русские люди получали образование у «мастеров», содержавших свои школы. Правила устройства этих училищ были сформулированы в книге «Стоглав», содержащая постановления Стоглавого Собора, проводившегося в Москве по желанию царя Ивана Грозного в 1550-55 годах. Они копировали образцы русских школ, существовавших до Батыева разорения, а те... Вот уж с каких образцов были созданы те училища древности, и сказать-то трудно. Сведений не сохранилось.
Согласно правилам, установленным Стоглавым собором, получать разрешение на содержание школы должно было у церковного начальства, при этом, проводилось испытание глубины собственных познаний соискателя учительской должности, и, от надежных поручителей собирались возможные сведения о нем, о его поведении.
Отцы семейств, желающие обучать своих сыновей, на второй неделе ноября, перед праздником Козьмы и Дамиана Ассийских (эти святые на Руси считались покровителями книжного учения), сговаривались об оплате за обучение отпрысков с кем-нибудь из учителей, коих тогда уважительно величали «мастерами». Образование считалось делом сугубо мужским. Женщины в него не лезли. Вернее им не давали в него лезть, считая такую интеллектуальную нагрузку на женский ум совершенно излишней.
Какой-то твердой расценки на труды «мастеров» не существовало – родители договаривались «посильно», внося часть платы «натурой», а часть деньгами. Да сверх того свято соблюдался обычай «кормить», перед большими праздниками, присылая учителям различные съестные припасы в качестве «гостинцев». Особенно же почитали «мастера» в день пророка Наума (1 декабря), считавшегося покровителем учителей. В этот день родители школяров подносили «мастерам» разные дары, и всяк норовил зазвать их к себе в дом, чтобы почтить труды наставников премудрости богатыми застольями.
У мастера было право просить дополнительных подношений перед большими праздниками церковного календаря, именинами и по другим каким причинам. Имелся целый набор образчиков писем, с которыми обращался учитель к родителям своих учеников с этой целью. Всё делалось по правилам, с соблюдением формы.
К высокопоставленным, почтенным родителям, мастеру следовало писать так: «Государю такому-то, бьет челом и плачется работничишко твой, такой-то». Далее следовали приветствия и благие пожелания, а потом переходили к делу: «Помяни благоутробия своего ко мне, работничишку, Господа ради и благоцветущей отрасли благонасажденного древа, единородного своего и любезнейшего сына, и пресладкого ради божественного учения, благоцветущей ради отрасли твоей научения, а тебе Государь, на душевное утешение; пожалуй, мне, работничишку твоему, на школьное строение, мене же с домочадцами моими, на пропитание, благоутробне смилуйся!».
Впрочем, имелись и другие обращения, куда менее уничижительные для личности просителя, явно указующие на то, что у тогдашних учителей губа была не дура, и аппетиты примерные:
«Прикажи Государь, нам класоросленных плодов запасцу дати. И от пресветлыя твоя трапезы говед и тинолюбяша свинины преподати. Совсем же сим желаем и птах водоплавных. Иже обретаются в домах ваших преславных. От млек загущено и от семен згнетанного масла. Да в приходящий праздник усладитися наша брашна водъозари происходящи сквозь огонь и воду. Да благолепно будет нашему дому высокоришиным огорченного пива добресного, пчелодельного меду сладчайшего молим Бога, дабы всех тебе Государю, известил, нас же, богомольцев своих, сим посетил».
Если в школе обретались десятка два «благонасажденных древ отраслей», коих родителям можно было отправить такие послания, и по ним просимое получить, то, наверное, жил такой учитель весьма не худо!
В посланиях этих соблюдалась некоторая тонкость. Просить крепких напитков учителя стеснялись, хотя от употребления таковых не воздерживались, и для намека использовали примитивную тайнопись, прося: «Пришли Государь сосуд, наполненный питья имянитого, званием второго и осьмого, и пятьдесят первого». Тогда вместо цифр в ходу были буквы алфавита: 2=В; 8=И; 50=Н; 1=А, стало быть, прося напитка 28501, учитель просил прислать ему винца!
Описание устройства старинной русской школы обнаруживается в книгах называвшихся «Азбуковниками» (рукописный сборник статей нравоучительного, учебного и энциклопедического содержания на Руси), «Письмовниками» (сборник образцов для составления писем разного содержания, употреблявшийся для практических письменных при занятиях русским языком и литературой) и «Школьными благочиниями» (стихотворное сочинение в форме диалога, наставляющего юношество. Автором его считают Прохора Коломнятина – иеромонаха, начавшего работу в Марчуговской Соловецкой пустыни близ Коломны, а после 1682 года продолжившим в костромском Ипатьевском монастыре). Судя по этим сочинениям, школы «мастеров» располагались на дворах получивших разрешение учить. Реже это была отдельная постройка, чаще пристроенная к усадебным хоромам горница.
Занятия начинались очень рано, осенью и зимой затемно. Освещалась школьная горница лучинами - щепами, почти метровой длинны, наколотыми специальным ножом-«косарем» из сухих поленьев. Такая щепа-лучина вставлялась в «светец», специальную подставку, «прадедушку» свечного канделябра, имевшую сверху специальный зажим. У подножья этого сооружения стоял сосуд с водой, что бы павшие от прогоревшей лучины угольки и случайные искры не наделали пожара. Дополнительным источником света в школе были лампады перед образами, но все равно, в школе большую часть дня царил полумрак, поскольку маленькие оконца, которые по обычаю того времени были слюдяные, пропускали совсем мало света.
Вдоль одной из стен стоял длинный дощатый стол, упиравшийся в «красный угол», где весели иконы. В торце стола, под иконами, было место «мастера». В противоположном углу помещался «козел», специальная лавка, на которой секли наказанных. В деревянной бадейке с водой подле него вымокали приготовленные загодя розги, а на крюке, вбитом в стену, висел «кожаный клейнот – учителев плетной ремень», всенепременнейшие инструменты тогдашнего учительского ремесла! Вот тебе и метод кнута и пряника! Об этом подробнее могут рассказать на экскурсии в музее пряников "10 зайцев"!
Когда ученики собирались все, учитель начинал опрос. Каждый должен был ответить урок, изучавшийся накануне. По результатам ответов нерадивые ученики урока не учившие становились первыми утренними клиентами угла, противоположного тому, в котором были иконы. Секли их старшие ученики, назначенные учителем. Исполнители воспитательных процедур сменялись, и сами они, в случае обнаружения незнания, вовсе не были застрахованы от «лозанов».
После проведения опроса и первых вразумительных манипуляций на «козле», начинался урок, однако не все школяры принимали в нем участие. Часть из них, те, кого накануне назначал «мастер», в течение всего дня должны были «пристроять школу», т.е. мести сор, мыть полы, лавки и стол, менять воду в сосудах под «светцем», заготавливать лучины, менять их, по мере сгорания, а так же топить печь. На другой день «пристроять школу» назначались другие. Это была обязанность, но не наказание.
Ученики рассаживались у стола на общих лавках, занимая те места, которые им указывал «мастер». Перед каждым из них на столе лежали доски и грифели, если школа была побогаче, или вощеные дощечки и стержни-стило, если «мастер» не роскошествовал. Писать чернилами на бумаге в школе выходило дороговато. Они денег стоили, а мальчишки столько всего перепортят, пока выучатся! Набивали руку грифелем и стилом, стирая написанное, чтобы писать снова.
Для занятий из шкапов и сундуков, стоявших тут же в горнице вдоль стен, доставались книги. Они были собственностью школы и её главной ценностью. Книги стоили очень дорого и беречь их приучали прежде всего, а тех, кто с ними обращался нерадиво, строго наказывали. А наказывать в этих школа умели преотлично!
Постепенно, занятое уроками школьное утро переходило в день, и ближе к обеду делался большой перерыв в учебе. Порядки в разных школах отличались. В одних школяров распускали по домам, чтобы они могли пообедать, а где-то накрывался общий стол, содержавшийся на родительской складчине. Доподлинно неизвестно, кормили ли детей тогда пряниками. Но у нас в "10 зайцах" угощают с удовольствием не только детей, но и взрослых! И никакого кнута!
После обеденного перерыва занятия возобновлялись и продолжались до самого вечернего благовеста, дававшего знак окончанию учения. После чего школяров распускали по домам. Так, с поздней осени до Пасхи учились несколько лет. Определенного срока не было. Ходили к мастеру, сколько родители могли себе позволить. Обычно пора зрелости наступала в 15 лет. С этого срока молодой человек считался женихом. Уж какая там учеба. Пора молодцу было самому свой хлеб зарабатывать.
Хотите узнать больше интересных историй? Обязательно посетите нашу макетную комнату, где представлен интерактивный макет Коломенского кремля, располагается она в музее пряников «10 зайцев» на улице Зайцева дом 10.
Не забудьте прочитать нашу статью "Артель грамотеев" или как на Руси дела вели. Часть 1.
