Миф первый: тупой пещерный человек
В галерее наших культурных стереотипов человек каменного века занимает прочное, хоть и не самое почётное место. Это сутулый, волосатый и туповатый дикарь с низким лбом и тяжёлой челюстью. В одной руке у него — дубина, в другой — нога мамонта. Он изъясняется мычанием, живёт в сырой пещере и боится всего, чего не может съесть. Этот образ, любовно выпестованный карикатуристами XIX века и голливудскими фильмами, настолько удобен и прост, что стал почти аксиомой. Он позволяет нам, людям XXI века, чувствовать своё интеллектуальное превосходство над нашими далёкими предками. Но этот образ — не более чем злобная и невежественная карикатура. Реальный человек каменного века, будь то неандерталец или наш прямой предок кроманьонец, был не тупым дикарём, а гением выживания, чей интеллект, изобретательность и сложность внутреннего мира мы только начинаем по-настоящему осознавать.
Прежде всего, давайте разберёмся с мозгами. Объём мозга поздних неандертальцев и кроманьонцев был не меньше, а в среднем даже немного больше, чем у современного человека. Конечно, объём — не единственный показатель интеллекта, но он говорит о том, что нейронный «аппарат» у них был что надо. И они им активно пользовались. Сложность их каменных орудий поражает. Это были не просто оббитые булыжники. Они владели сложнейшими технологиями обработки камня, такими как леваллуазская техника, которая требовала многоходового планирования и абстрактного мышления. Мастер должен был мысленно представить себе форму будущего орудия внутри каменной заготовки (нуклеуса) и серией точных ударов подготовить его, чтобы затем одним, финальным ударом отколоть готовый продукт — остроконечник или скребло идеальной формы. Это требовало не меньшей концентрации и понимания материала, чем работа современного скульптора.
Но самое убедительное доказательство их высокого интеллекта — это их искусство. Знаменитые пещерные росписи в пещерах Ласко, Шове, Альтамира — это не примитивные детские каракули. Это настоящие шедевры, созданные рукой мастера. Древние художники использовали рельеф стен, чтобы придать фигурам животных объём, владели приёмами перспективы, смешивали минеральные пигменты, чтобы получить десятки оттенков. Они создавали не просто изображения, а целые динамичные сцены — несущихся бизонов, раненых оленей, рычащих львов. Это искусство говорит о наличии не только эстетического чувства, но и сложного, символического мышления. Учёные до сих пор спорят о назначении этих рисунков. Были ли это иллюстрации к мифам, часть шаманских ритуалов, «учебные пособия» для молодых охотников? В любом случае, это было нечто гораздо большее, чем просто «украшение» пещеры.
Помимо монументальной живописи, они создавали и «малые формы». Знаменитые «палеолитические Венеры» — небольшие статуэтки женщин с гипертрофированными формами — находят по всей Евразии, от Франции до Сибири. Это не просто «доисторическое порно», а, скорее всего, мощные символы плодородия, амулеты, изображения богини-матери. Они создавали из кости и бивня мамонта изящные фигурки животных, вырезали на оружии сложные орнаменты. Всё это — свидетельства богатого внутреннего мира, наличия абстрактных понятий, мифологии и религии.
Их социальная жизнь тоже была далека от примитивной. Они жили не хаотичными стадами, а организованными группами охотников-собирателей, где существовало разделение труда, система взаимопомощи и, несомненно, развитый язык. Без сложной системы коммуникации невозможно было бы организовать коллективную охоту, передавать из поколения в поколение сложные технологии изготовления орудий или договариваться с соседними группами. А они договаривались. Находки кремня или ракушек за сотни километров от их естественного месторождения говорят о существовании разветвлённых сетей обмена, древней «торговли».
И, наконец, их отношение к смерти. Неандертальцы были первыми существами на Земле, которые начали хоронить своих мёртвых. Они не просто бросали тела, а укладывали их в определённой позе, иногда посыпали охрой, оставляли в могиле орудия или кости животных. Это — неопровержимое свидетельство наличия представлений о загробной жизни, заботы о соплеменниках даже после их ухода. Они понимали, что смерть — это не конец, а переход. И это понимание — признак очень высокого уровня сознания. Так что образ тупого троглодита с дубиной лучше оставить для комиксов. Реальный человек каменного века был нашим интеллектуальным ровней, просто жил он в совсем другом, куда более жестоком и требовательном мире.
Миф второй: вечная война с мамонтами
Картина охоты на мамонта — ещё один канонический образ каменного века. Отважные, бородатые мужики в шкурах, вооружённые копьями с каменными наконечниками, окружают гигантского зверя, который яростно отбивается бивнями и хоботом. Эта эпическая сцена, полная драмы и героизма, создаёт впечатление, что вся жизнь доисторического человека была одной сплошной охотой на мегафауну. Мамонт в этой картине — это и главный враг, и главный источник пищи, альфа и омега палеолитической экономики. Но, как и в случае с пещерным человеком, этот образ — сильное преувеличение. Да, на мамонтов охотились. Но это было не повседневное занятие, а скорее редкое, рискованное и очень трудозатратное мероприятие, что-то вроде выигрыша в лотерею. А основной рацион наших предков был куда более разнообразным и, честно говоря, скучным.
Прежде всего, нужно понимать, что человек каменного века был не специализированным охотником, а универсалом, оппортунистом. Он ел всё, что мог найти, поймать или отобрать. И основу его рациона составляло не мясо, а растительная пища. Женщины, старики и дети, пока мужчины гонялись за дичью, занимались не менее важным делом — собирательством. Они собирали съедобные коренья, ягоды, орехи, дикие злаки, яйца птиц, личинок. Эта пища была более надёжным и стабильным источником калорий, чем непредсказуемая охота. Именно собирательство, а не охота, было тем фундаментом, который позволял группе выживать.
Охота, конечно, была важна. Мясо — это белок, жиры, незаменимые аминокислоты. Но охотились в основном не на мамонтов, а на дичь поменьше и поглупее. Дикие лошади, северные олени, бизоны, косули — вот была основная добыча. Это были стадные животные, чьё поведение было предсказуемо, и на них можно было устраивать коллективные загонные охоты, используя рельеф местности — обрывы, ущелья, болота. Охотились и на мелкую дичь — зайцев, птиц. Огромную роль играло рыболовство. В реках и озёрах водилось много рыбы, и её ловили с помощью гарпунов, острог, а позже — и сетей.
Охота на мамонта или шерстистого носорога — это была операция из разряда спецназовских. Попробуйте представить себе, что значит завалить животное размером с двухэтажный дом, вооружённое гигантскими бивнями и обладающее невероятной силой, имея в своём распоряжении лишь деревянные копья и камни. Это был смертельный риск. Один удар хобота или бивня мог стать для охотника роковым. Поэтому, скорее всего, на здоровых взрослых мамонтов охотились крайне редко. Чаще всего добычей становились отбившиеся от стада детёныши, старые или больные особи, или животные, попавшие в естественную ловушку — в болото или глубокий овраг.
Более того, есть веские основания полагать, что значительную часть мяса мегафауны наши предки получали не охотой, а... падальщичеством. Они были не только охотниками, но и гиенами своего времени. Обнаружив тушу мамонта, погибшего от старости, болезни или застрявшего в болоте, они отгоняли от неё других хищников и получали в своё распоряжение тонны мяса, жира и костей, не рискуя при этом своими жизнями. Это была куда более разумная и безопасная стратегия.
Сам мамонт был не просто едой. Это был ходячий супермаркет. Его мясо шло в пищу, жир использовался для освещения и обогрева, шкура — для строительства жилищ и изготовления одежды, кости и бивни — для изготовления орудий, украшений и произведений искусства. Одна удачно добытая туша могла обеспечить группу всем необходимым на несколько месяцев. Именно поэтому мамонт и занял такое важное место в их культуре и искусстве. Это было не повседневное блюдо, а священное, тотемное животное, источник жизни и благополучия.
Так что реальная диета человека каменного века была не героической «мамонтятиной», а сложным и разнообразным меню, состоявшим из десятков, если не сотен, компонентов. Корешки, орехи, рыба, мясо оленя, птичьи яйца — вот настоящая пища наших предков. Она была не такой эпичной, но зато куда более надёжной. А мамонт был скорее мечтой, большим и опасным призом, за которым гонялись лишь в исключительных случаях.
Миф третий: жизнь в сырой пещере
Словосочетание «пещерный человек» настолько прочно вошло в язык, что кажется, будто в каменном веке у людей не было другого выбора, кроме как жить в тёмных, холодных и сырых пещерах, деля их с летучими мышами и пещерными медведями. Образ семьи, жмущейся у костра в глубине скального грота, стал таким же каноническим, как и охота на мамонта. Но, как и в случае с охотой, этот образ отражает лишь малую и не самую типичную часть реальности. Да, люди каменного века использовали пещеры. Но они далеко не всегда в них жили. А часто и вовсе строили себе жилища, которые по своей сложности и продуманности могли бы дать фору некоторым современным постройкам.
Пещеры и скальные навесы были удобным, готовым жильём, которое не нужно было строить. Они давали защиту от дождя, ветра и хищников. Поэтому в районах, где было много пещер (например, на юге Франции или в предгорьях Урала), люди действительно их активно использовали. Но это было скорее исключение, чем правило. На бескрайних равнинах Восточной Европы или Сибири никаких пещер не было, и людям приходилось проявлять чудеса инженерной смекалки, чтобы построить себе тёплый и надёжный дом.
И они его строили. Одним из самых удивительных типов палеолитических жилищ были постройки из костей мамонта. На территории Украины и юга России археологи раскопали целые посёлки, состоявшие из таких «костяных домов». Самые известные из них — стоянки в Межириче и Мезине. Для строительства одного такого дома, имевшего в основании круг или овал диаметром 4-5 метров, требовались кости десятков мамонтов. Из гигантских черепов и тазовых костей выкладывали фундамент, из челюстей — стены, а из бивней — каркас крыши, который затем покрывали шкурами. Внутри такого дома горел очаг, были спальные места и «рабочие зоны», где изготавливали орудия. Это были прочные, тёплые и долговечные жилища, которые служили многим поколениям.
В других регионах, где не было мамонтов, но был лес, строили землянки и полуземлянки. Выкапывали яму, над ней возводили каркас из брёвен или толстых веток, который затем покрывали шкурами, дёрном и мхом. Такое жилище было прекрасно теплоизолировано и позволяло пережить даже самые суровые зимы. А для кочевых групп, которые постоянно перемещались вслед за стадами животных, идеальным домом был лёгкий чум или яранга — конический шалаш из жердей, покрытый шкурами. Такое жилище можно было легко разобрать, перевезти на новое место и собрать заново.
Даже те пещеры, которые использовались для жилья, были не просто тёмными норами. Люди обустраивали их, делили на зоны. У входа, где было светло и сухо, располагалась «мастерская», где делали орудия. В глубине, у очага, была «спальня» и «кухня». Стены, как мы знаем, часто украшались росписями. А многие пещеры, особенно самые глубокие и труднодоступные, с их удивительной акустикой и таинственными рисунками, скорее всего, вообще не использовались для жилья. Это были святилища, первые в истории человечества храмы, куда приходили для проведения ритуалов и обрядов.
Таким образом, «пещерный человек» — это очень неточный термин. Правильнее было бы говорить о «человеке каменного века», который был невероятно гибок и адаптивен в выборе жилья. Он использовал то, что давала ему природа: пещеры — в горах, кости мамонта — в степи, дерево — в лесу. Он был не пассивным потребителем, а активным строителем, который умел создавать для себя комфортную и безопасную среду обитания. И его «костяные» дома или тёплые землянки были ничуть не менее гениальным изобретением, чем его каменные орудия или пещерная живопись.
Миф четвертый: короткая, жестокая и одинокая жизнь
«Жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна», — писал английский философ XVII века Томас Гоббс, рассуждая о «естественном состоянии» человечества. И этот образ идеально лёг на наши представления о каменном веке. Кажется, что жизнь наших предков была непрерывной борьбой за выживание, где каждый был сам за себя. Средняя продолжительность жизни, как нам говорят, не превышала 30 лет, и дожить до старости было почти невозможно. Люди жили маленькими, изолированными семейными группами, постоянно находясь на грани голодной смерти и враждуя с соседями за скудные ресурсы. Эта картина, полная беспросветного пессимизма, тоже является глубоким заблуждением.
Да, средняя продолжительность жизни в палеолите действительно была низкой, около 30-35 лет. Но эта цифра — лукавая статистическая уловка. Она получается такой низкой из-за чудовищно высокой детской и младенческой смертности. В условиях отсутствия медицины, в мире, полном опасностей, до взрослого возраста доживал в лучшем случае каждый второй ребёнок. Но если человеку удавалось пережить опасное детство и бурную юность, у него были все шансы дожить до 50, 60, а иногда и 70 лет. Археологи находят останки людей, которых мы сегодня без колебаний назвали бы стариками. У них стёрты зубы, их кости несут следы артрита и других возрастных болезней, но они жили.
Более того, о стариках и калеках заботились. Один из самых трогательных примеров — это скелет неандертальца из пещеры Шанидар в Ираке, известный как «Шанидар-1». Этот человек, живший около 45 тысяч лет назад, был настоящим инвалидом. В молодости он получил сильный удар по голове, который, вероятно, повредил мозг и привёл к частичному параличу правой стороны тела. Его правая рука была утрачена выше локтя. Он был почти слеп на один глаз и, возможно, глух. В одиночку такой человек не смог бы прожить и недели. Но он дожил почти до 50 лет. Это означает, что на протяжении десятилетий его соплеменники кормили его, защищали, заботились о нём. Это неопровержимое доказательство существования альтруизма, сострадания и прочных социальных связей.
Жизнь в каменном веке была не одинокой, а глубоко коллективной. Люди жили не изолированными семьями, а группами, или «бандами», по 25-50 человек. Но и эти группы не были изолированы. Они были частью более крупных социальных сетей, которые учёные условно называют «племенами». Эти сети объединяли сотни людей, которые говорили на одном диалекте, имели общие мифы и ритуалы. Внутри этих сетей происходил обмен не только товарами (кремнем, охрой, ракушками), но и, что самое важное, брачными партнёрами. Брак внутри своей маленькой группы неизбежно привёл бы к генетическому вырождению, и наши предки это прекрасно понимали. Периодические встречи нескольких групп для совместных охот, ритуалов и заключения браков были жизненно необходимы.
Конечно, конфликты и насилие тоже были. Археологи находят останки, которые безмолвно свидетельствуют о жестоких столкновениях, — кости, отмеченные следами древнего оружия. Но представление о каменном веке как о вечной войне всех против всех, скорее всего, преувеличено. В условиях низкой плотности населения и обилия ресурсов у групп охотников-собирателей было больше стимулов к сотрудничеству и избеганию конфликтов, чем к войне. Проще было уйти на новую территорию, чем ввязываться в смертельную схватку. Масштабные, организованные войны — это изобретение более поздней, неолитической эпохи, когда появились земледелие, собственность на землю и первые протогосударства.
Таким образом, мир каменного века был не миром одиночек, а миром тесных социальных связей. Выживание индивида полностью зависело от благополучия его группы. Забота о детях, стариках и больных была не роскошью, а необходимым условием выживания всего коллектива. Это был мир, построенный на взаимопомощи, сотрудничестве и сложных родственных отношениях. И в этом он, возможно, был куда более «человечным», чем многие более поздние цивилизации.
Миф пятый: примитивный мир без искусства и религии
Последний, и, пожалуй, самый несправедливый миф рисует нам человека каменного века как существо сугубо материальное. Кажется, что вся его жизнь была подчинена трём основным инстинктам: поесть, поспать, размножиться. В этом примитивном мире, где главной задачей было выживание, якобы не было места для таких «излишеств», как искусство, религия или философия. Духовная жизнь, по этой логике, — это продукт более поздних, цивилизованных эпох, когда у человека появилось свободное время и излишки пищи. Но археологические находки последних десятилетий полностью опровергают этот высокомерный взгляд. Духовный мир наших предков был не менее богатым, сложным и загадочным, чем их материальная культура.
Как мы уже говорили, пещерная живопись — это не просто украшательство. Это сложное, символическое искусство, связанное с глубокими мифологическими и религиозными представлениями. Многие рисунки находятся в самых тёмных, глубоких и труднодоступных частях пещер, куда можно было попасть, лишь рискуя жизнью. Это явно были не «картинные галереи» для всеобщего обозрения, а сакральные пространства, святилища. Многие учёные, вслед за французским исследователем Анри Брейлем, считают, что это была форма «охотничьей магии». Изображая раненого бизона, охотник как бы магически обеспечивал себе успех в реальной охоте. Другие исследователи, как Дэвид Льюис-Уильямс, видят в этих рисунках следы шаманских практик. По их мнению, пещера была порталом в мир духов, а художники-шаманы, входя в состояние транса, изображали на стенах свои видения.
Не менее загадочны и многочисленные «Венеры палеолита». Почему на протяжении десятков тысяч лет люди по всей Евразии создавали очень похожие статуэтки женщин с преувеличенными грудью, животом и бёдрами, но часто без лица? Самое простое объяснение — это символы плодородия, амулеты, которые должны были обеспечить удачные роды и здоровье племени. Но, возможно, это нечто большее. Это могут быть изображения Великой Богини-Матери, прародительницы всего живого, главного божества палеолитической религии. Отсутствие лица в этом случае подчёркивало бы её универсальный, надличностный характер.
Свидетельства богатой духовной жизни мы находим и в погребальных обрядах. Кроманьонцы, в отличие от более скромных неандертальцев, превратили похороны в настоящее искусство. Они хоронили своих мёртвых в богато украшенной одежде, расшитой тысячами бусинок из бивня мамонта. На изготовление одного такого погребального костюма уходили тысячи часов работы. Вместе с умершим в могилу клали оружие, украшения, статуэтки. Тела часто посыпали красной охрой, которая, вероятно, символизировала кровь и жизнь. Всё это говорит о сложной системе верований в загробный мир, который представлялся им не менее реальным и важным, чем мир земной.
И, наконец, музыка. Долгое время считалось, что музыка — это позднее изобретение. Но находки последних лет доказывают обратное. В пещерах Германии были найдены флейты, сделанные из костей птиц и бивня мамонта. Возраст этих инструментов — около 40 000 лет. Это самые древние музыкальные инструменты в мире. Они имеют несколько отверстий и позволяют извлекать сложные мелодии. Представьте себе эту картину: глубоко под землёй, при мерцающем свете жировых ламп, под сводами, расписанными фигурами животных, звучит пронзительная, таинственная музыка. Это не мир примитивных дикарей. Это мир сложной, развитой и по-своему великой культуры.
Таким образом, человек каменного века был не только умелым охотником и мастером по обработке камня. Он был ещё и художником, музыкантом, философом. Он задавал себе те же вечные вопросы, которые волнуют нас сегодня: что такое жизнь и смерть, откуда мы пришли, каково наше место во вселенной? И он находил на них свои, сложные и красивые ответы, которые дошли до нас в виде загадочных рисунков на стенах пещер, молчаливых статуэток и пронзительных звуков костяной флейты.
