Когда джаз стал гражданином мира: от Нью-Йорка до Тимбукту
1990-е начались с падения Берлинской стены и закончились всемирной паутиной. Глобализация изменила всё — экономику, политику, культуру. И джаз не остался в стороне. Если раньше он был американской музыкой с международными амбициями, то теперь стал мировой музыкой с джазовым мышлением.
Границы рухнули не только между странами, но и между жанрами. World Music перестала быть экзотикой — она стала новой нормой. Джаз впитал в себя всё: африканские полиритмы, индийские раги, латиноамериканские танцы, балканскую дикость, скандинавскую меланхолию. Это было не заимствование — это было создание нового языка для нового мира.
Почему это произошло?
Технология сделала мир маленьким. CD заменили винил, студии стали доступнее, интернет начал соединять музыкантов из разных континентов. Впервые в истории джазмен из Нью-Йорка мог услышать музыку из Мали, влюбиться в неё и записать альбом с малийскими музыкантами через месяц.
Миграция изменила города. Лондон, Париж, Амстердам наполнились музыкантами из бывших колоний. Джаз стал встречаться с родственными импровизационными традициями — арабским макамом, индийской рагой, африканским грио.
Но главное — изменилось культурное сознание. Постколониальный мир дал культурное разнообразие, джаз должен был стать глобальным, либо остаться американским музейным экспонатом.
Дон Черри: пионер без границ
Хотя Дон Черри начал ещё в 60-х с Орнеттом Коулманом, именно в 90-е его подход стал мейнстримом. Черри играл на карманной трубе, изучал музыку Тибета, Индии, Африки, и создавал джаз без национальности.
Его альбомы звучали как музыкальные дневники путешественника: здесь индийская танпура, там малийская калимба, а сверху — джазовая импровизация. Не фьюжн, не этнический джаз, новое многонациональное искусство.
Скандинавский прорыв
Норвегия, Швеция, Дания внезапно стали джазовыми сверхдержавами. Причины: государственная поддержка искусства, высокий уровень музыкального образования и, главное, отсутствие джазовых комплексов.
Ян Гарбарек продолжал развивать скандинавский саунд — холодный, пространственный, медитативный. Его альбом с Hilliard Ensemble Officium (1994) соединил джазовый саксофон со средневековыми хоралами — и стал бестселлером.
Нильс Петтер Мольвер на трубе создавал эмбиентный джаз с элементами электроники. Bugge Wesseltoft превратил фортепиано в космическую станцию. Терье Рюпдал делал джаз визуальным искусством.
Скандинавы доказали джаз может быть северным, интровертным, технологичным — и при этом оставаться джазом.
Кубинская революция: Buena Vista и не только
Хотя Buena Vista Social Club (1997) формально не джаз, он изменил восприятие кубинской музыки в мире. Вслед за успехом Райана Кудера джазовые музыканты заново открыли богатство афро-кубинских ритмов.
Гонсало Рубалькаба стал пианистическим феноменом — техника на уровне классических виртуозов, но с джазовым чувством и латинской страстью. Чучо Вальдес развивал афро-кубинский джаз высочайшего уровня.
В США Дэвид Санчес из Пуэрто-Рико привнёс карибские ритмы в современный джаз. Мигель Зенон доказал, что латинский джаз может быть и традиционным, и авангардным одновременно.
Европейский джаз находит голос
Европа перестала комплексовать по поводу американского происхождения джаза. Европейские музыканты поняли: у них есть собственная импровизационная традиция — от барочных каденций до цыганской музыки.
Джанго Бэйтс в Англии создавал оркестровый джаз нового типа — интеллектуальный, но не занудный. Мишель Портал во Франции соединял джаз с современной академической музыкой.
Энрико Рава в Италии развивал средиземноморский джаз — солнечный, но не поверхностный. Томаш Станько в Польше делал восточноевропейский джаз — меланхоличный, философский.
Каждая страна находила свой акцент в общем джазовом языке.
Африканские корни возвращаются
Абдулла Ибрахим (Доллар Брэнд) из Южной Африки всегда играл африканский джаз, но в 90-е мир был готов его услышать. Его музыка соединяла джазовую гармонию с африканскими ритмами и мелодиями не как экзотику, а как органичное целое.
Хью Масекела стал глобальной звездой, его труба звучала и в джазовых клубах, и на мировых фестивалях. Мириам Макеба влияла на джазовых вокалисток по всему миру.
Но главное — молодые африканские музыканты начали создавать современный джаз с африканским мышлением. Не имитацию американского джаза, а новую ветвь мирового дерева.
Джаз встречает электронику
Техно, хаус, эмбиент изменили звуковой ландшаф 90-х. Джаз не мог остаться в стороне. Билл Лэсвелл продюсировал джазовые альбомы с электронными обработками. Херби Хэнкок экспериментировал с хип-хопом и электроникой.
Squarepusher, Aphex Twin, µ-Ziq создавали интеллектуальную электронику с джазовыми элементами. Джаз не становился электронным — он становился частью новой звуковой экосистемы.
Медеспай Мартин с Medeski Martin & Wood создавали органический фьюжн джаза, фанка и электроники. John Scofield записывал с хип-хоп продюсерами.
Нью-йоркская сцена: старая столица, новые голоса
Нью-Йорк оставался джазовой Меккой, но изменился. Городская сцена (Кнительский клуб, Тоник) стала лабораторией нового звука. Здесь играли Джон Зорн, Марк Рибо, Билл Фризелл музыканты, для которых жанровые границы не существовали.
Брэд Мелдау переосмыслял фортепианное трио через призму рок-музыки и классики. Его версии Radiohead, Nirvana, Beatles звучали как джазовые эксперименты XXI века.
Кристиан МакБрайд на контрабасе соединял традицию с современностью. Рой Харгроув играл и неоклассический джаз, и хип-хоп, и латину.
Азиатский джаз заявляет о себе
Япония закрепляется как джазовая страна. Хироми Уэхара стала международной звездой, её пианизм соединял джаз, классику и японскую чувствительность.
Даже Китай и Индия начали развивать собственные джазовые сцены.
Коммерциализация и сопротивление
Smooth jazz достиг пика коммерческого успеха. Кенни Джи продавал миллионы альбомов, но критики не считали это джазом. Dave Koz, David Sanborn, Grover Washington Jr. создавали радиофильную музыку для массовой аудитории.
Параллельно развивался джаз для "знатоков" — сложный, интеллектуальный, иногда нарочито непопулярный. Битва за джазовую душу продолжалась.
Женский джаз набирает силу
Диана Кролл стала мегазвездой с её ретро-стилистикой и чувственным вокалом. Нора Джонс в 2002 впистала то что взошло в 90-х.
Кассандра Уилсон продолжала переосмыслять американскую песню. Медеа Мари Де Арко, Карла Блей как композиторы расширяли джазовый язык.
Ингрид Дженсен, Тери Линн Кэррингтон доказывали: инструментальный джаз тоже может быть женским.
Заключение: джаз как мировой язык
К 2000 году джаз перестал быть американской музыкой, которую играют в других странах. Он стал мировой музыкой, которая родилась в Америке.
Глобализация не убила национальные особенности, она их освободила. Норвежский джаз звучал по-норвежски, кубинский по-кубински, но все говорили на едином языке импровизации.
90-е показали джаз не как стиль, а как принцип. Принцип свободы, диалога, взаимодействия. И в меняющемся мире без границ этот принцип стал универсальным.
В наступающем цифровом веке где интернет давно стал нормой, музыка превратилась в файлы, студии поместились в ноутбуки джаз опять стоит перед выбором, остаться музыкой ХХ века или вести борьбу в эпоху стриминга, социальных сетей и искусственного интеллекта.