Окрестности бывшей деревни Пустошка Оленинского района являются настоящим бранным полем, ведь здесь покоится множество солдат 1942 года, здесь вместе с останками поисковики нашли и много солдатских медальонов. Среди них медальон старшего лейтенанта Яков Кирилловича Шорина, 1915 года рождения. Согласно документам на сайте “Память народа”, Шорин являлся командиром пулеметной роты 875 сп (стрелкового полка) 158 сд (стр.дивизии). Яков был убит 14 марта 1942 года, с поля боя тело не вынесено.
Комбату Шорину - взять Пустошку!
Что известно ещё? Откроем неизвестную страницу. Как свидетельствуют воспоминания, публикуемые в этом блоге, незадолго до смерти командир пульроты Шорин был назначен (не ранее 23.02.1942) командиром батальона, и погиб он под Пустошкой не 14, а 12 марта. Да, на поле боя было оставлено тело командира. А дату (14 марта) в учетные документы вписали, похоже, тем днем, когда было получено в штабе дивизии известие о его смерти. Как прошли последние часы комбата, будет рассказано в этом очерке чуть ниже. А сначала попробуем восстановить драму последних дней Шорина.
О боевых действиях 875 сп 158 сд 22 армии Калининского фронта в эти дни см. Ржевская быль. Вперёд на деревню Пустошка. Наступавшие цепи наших бойцов были прижаты к земле. 1942
После неудачных атак силами трех полков 158 сд д.Пустошки с 9 на 10 марта командование 158 стрелковой дивизии решает наступать на деревню штурмовой группой – меньшей по численности. Новая атака смещена для её внезапности глубоко за полночь 11 марта. Командовать сборным штурмовым отрядом (200 чел.) приказано новому комбату из 875 сп Якову Шорину. Вся его группа в 2.ч20 мин. ночи получила задачу. – Пользуясь ночной тьмой, овладеть деревней. Поясняем, что восход солнца (над горизонтом) 11 марта в районе Ржева происходит в 7.10, рассвет отсчитывается с 6.33, предрассветные сумерки “стартуют” в 5.49. Навидевшись штурма Пустошки по открытой для обстрела местности накануне, Шорин, похоже, сильно нервничал перед атакой. Ему казалось, что и предрассветные сумерки раскроют смелый план. Ночь была светлая? Иначе почему, согласно ЖБД 875 сп, уже в 3ч.20м от него в штаб полка от Шорина пришел комиссар Попель и заявил, что атака не может быть успешной из-за наступления рассвета!??
Примерно в это же время Шорин отменяет атаку. Очевидно, в штабе дивизии лучше знали время рассвета и в 4.10 подтвердили приказ. В 5.10 группа заняла исходное положение для атаки - в 700 м от Пустошки и вскоре стала скрытно приближаться к деревне. В 5.45 в 300-400 метрах деревни бойцы подверглись ожесточенному обстрелу и залегли. Штурм был сорван. Что ж, надо пробовать ещё раз. В ночь на 12 марта Шорин вновь получил задачу атаковать Пустошку силами всего своего батальона (до 150 активных бойцов).
12 марта ситуация складывалась ещё более тревожней. Восход 12 марта происходит в 7.07, рассвет отсчитывается с 6.30, предрассветные сумерки “стартуют” в 5.46. По свидетельству командира санвзвода (1 или 2?) сб 875 сп С.Сафронова, начало атаки по неизвестной причине задержалось, и бойцы пошли вперед без артподготовки только перед самым восходом солнца. Этот факт подтверждают и немецкие документы, в которых зафиксировано то обстоятельство, что русские атаки начались после ночи. Под перекрёстным немецким огнем бойцы залегли.
Комбат в бою
Комбат Шорин и комиссар, находящиеся на импровизированном “командном пункте” (КП) на тот момент в 400-700 метрах сзади цепей, решают лично поднять залегших солдат в атаку. Думаю, что у командиров особого выбора после неудачи накануне не было. Приблизительно в 150-200 метрах от КП комбата ранило в левую ногу (голень), и он позвал на помощь медика, идущего следом. Сафронов говорит, что слышал, что они попали под немецкие автоматные очереди!!! ( по картине его повествования) на дистанции 400-600 м от деревни. Таким образом, все расстояния, указанные в его воспоминаниях, можно воспринимать критически. Или же что-то мы не понимаем в рубежах вражеской обороны, или автоматные очереди (эффективная дальность стрельбы из шмайссера МP40 - 200 м) на самом деле были пулеметными очередями. В любом случае, продолжаю публикацию воспоминаний медика (начало см.ссылку выше).
Попытка вынести раненого комбата с поля боя
“Разрезав валянный сапог и перевязав сильно кровоточащую рану, я с трудом нарезал толстых прутьев и сделал из них нечто вроде шины. Моих санитаров вблизи нас не было. Передо мной встал вопрос: как вытащить тяжелораненого комбата с открытого места. Попытка тащить его волоком ни к чему не привела из-за невыносимой, адской боли от разрывной(?) пули, которую испытывал раненый при малейшем передвижении и шевелении ногой.
Мне пришлось вернуться назад на КП, где, к счастью, оказалось одеяло; и там же был ординарец комбата и два бойца, которых вместе с одеяло я взял с собою с надеждой спасти раненого. Мы быстро, без потерь, подползли к комбату, осторожно уложили его на одеяло и без особого труда пронесли, точнее проволокли, несколько десятков шагов.
Я торопил бойцов, которые то и дело ложились от свиста пуль. До укрытого от вражеского огня места оставалось не более 40 метров. Казалось, ещё несколько усилий и мы будем в безопасности. Но через несколько мгновений стрельба возобновилась, автоматные пули зажужжали над нами. Мы почувствовали, что нас “засекли” автоматчики и ведут огонь по цели… Одна пуля, пролетев у меня над ухом, попала в грудь комбату. Я увидел, что эта рана была смертельной. “Серёжа, я умираю,” – успел проговорить командир, через минуту он умер. Следующая пулемётная очередь вывела из строя помогавших мне бойцов, - и ординарца, раненого в левую руку. Он лежал в двух шагах от меня. Я велел ему быстрее отползти, так как ясно было, что мы представляем из себя пристрелянную мишень.
Попытка Сафронова выбраться с поля боя
Оставшись лежать один с убитым комбатом, я решил снять с него личное оружие и переползти с открытого места ближе к перевалу, за которым только что успели скрыться помогавшие мне раненые бойцы. Но едва я прополз несколько метров, как вдруг почувствовал ожог в верхней части левого бедра. Пуля застряла в ноге, не пробив кости. Нога онемела, и я остался лежать некоторое время без движения. Снег был неглубокий, и мне удалось зарыться в него лишь на несколько сантиметров. Но и такое “укрытие”, вероятно, спасло меня от второй пули, которая пробила мой вещевой мешок, находившийся за плечами. Не имея возможности двигаться из-за непрекращающегося обстрела, я решил оставаться на том же месте до наступления темноты. Так мне пришлось пролежать, почти без движения, несколько часов. Шинель на мне стала превращаться в ледяную корку, и я боялся замёрзнуть; думал согреться глотком водки из находившейся подо мной фляжки, но достать я её не мог из-за боязни снова превратиться в “живую мишень”. Наконец, стало темнеть (18.39 заход солнца – О.Д.) и у меня появилась надежда на спасение”.
Вражеские пулеметы продолжали строчить, но в другом направлении, слева от меня, что я мог определить по светящимся следам трассирующих пуль. Собравшись с силами, я, волоча раненую ногу, дополз до перевала и вскоре услышал приглушённые голоса людей, раздававшиеся где-то впереди меня. Сначала я буквально оторопел, подумав, уж не попал ли я в окружение к немцам. Стал прислушиваться и, еле сдерживая радость, понял, что это наши русские солдаты, которые, как потом выяснилось, укрывались от вражеских пуль на дне большой воронки от ранее разорвавшегося артснаряда или авиабомбы.
Когда я подполз ближе к воронке, тогда до меня донеслись отдельные фразы, по которым было понятно, что бойцы проклинают командование нашей дивизии за то, что оно посылало их в бой по существу с одним стрелковым оружием, без обеспечения какой-либо поддержки других родов войск и что огромные людские потери, понесенные московской дивизией под Холмецом, были напрасны. Откровенно говоря, я полностью разделял услышанные мной рассуждения однополчан; при другой ситуации я, возможно, вмешался бы в этот разговор. Но в данном случае мне надо было думать лишь о том, как бы скорее добраться до штаба батальона/находящегося в дер.Комары/ и сообщить о гибели комбата. Поэтому спустившись на дно воронки к раненым солдатам, /их было четверо и все они были перевязаны/ я ограничился одним перекуром и с помощью одного бойца, легко раненого в левую руку, стал пробираться дальше.
Жизнь и судьба
До деревни было не более 1,5 км, и мы примерно через час благополучно достигли своей цели. Перевязав с помощью санинструктора раненое бедро, я доложил комиссару батальона о всём случившемся с комбатом и вскоре, не помню, как выбрав свободное место на полу, заснул “мертвецким сном”. Утром 13 марта вместе с другими ранеными в кузове грузовой машины меня отправили в медсанбат. Так закончилась моя короткая по времени, но насыщенная тяжёлыми событиями и переживаниями служба в 158 с.д.
Сергей Сергеевич Сафронов (1920 г.р.) вернулся на фронт 20.09.1942 и закончил войну старшим лейтенантом медицинской службы на 3 Белорусском фронте в восточной Пруссии. Награжден воин и медалью за Победу над Японией. В апреле 1942г. госпитале в виде дневника он написал воспоминания о службе 158 сд. В 1988г. они были ветераном отредактированы.
До 13 марта 875 сп продолжал блокировать д.Пустошка на дистанции 400м с севера, запада и востока, активных штурмовых действий по овладению деревней больше не предпринималось. 13 марта полк был отведен от Пустошки на отдых в д.Жиганово, его боевая линия прошла по лесу южнее Жиганово. Медальон Шорина нашли после войны. Вечная память нашим защитникам.
Продолжение о боях 158 сд следует
Очерк включен в специальную подборку Ржевская битва (здесь). Смотрите также Подборки Великая Отечественная война и Воспоминания ветеранов
Статья написана в рамках проекта «Ржевский выступ. Связь поколений», реализуемого Тверской РОО ПИО «Память поколений» с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов №25-1- 003793 от 31.01.2025"
Признателен за лайки и подписку) Олег Душин ©, Друг Истории №359, следите за анонсами публикаций - и на Tелеграмм канале Друг Истории
