В Советские времена были другие протоколы и другое отношение к теме сохранения беременности. Старшие коллеги по работе часто говорили о том, что в стационар направляли в каждом нужном и не нужном случае, если врачу консультации что-то не нравилось. А уж при таком осложнении беременности как предлежание плаценты, тем более полное, всех отправляли на сохранение.
Когда в наши дни, я сама по скорой попала на сохранение с кровотечением, вспоминала историю, рассказанную одной из женщин на работе, у которой дети уже моего возраста.
В 1984 году в женской консультации на проспекте Ветеранов доктор сказала коротко и сухо:
— У вас предлежание плаценты. На сохранение.
Людмила тогда даже не поняла, что это. Предлежание — ну и пусть предлежит, какая разница, где эта плацента там расположилась? Еще только середина беременности, какая больница? Ну если надо... Она же не врач.
— Это значит, что выход из матки перекрыт, — сказала медсестра тихо, почти по-доброму, пока подписывала направление в стационар.
— Такое бывает. Но лучше не ждать. Раньше с этим и не рожали…
На пятом месяце Людмилу положили в городской роддом №9, в старое здание с облупившимися стенами, запахом хлорки и крепким, как чай, чёрным кофе из чайника у дежурной.
— Не вставать! — с порога крикнула заведующая. — Вы же не хотите потерять ребёнка?
Людмила лежала.
День за днём. Месяц за месяцем.
Газеты. Спицы. Радио «Маяк» в полсилы.
В палате было восемь женщин, и у половины — то же самое: предлежание, угроза, риск.
— Кесарево вам, стопроцентно, — однажды бросил ординатор, даже не глядя в глаза.
— А зачем лежим до сих пор? Чтобы не потерять, если вдруг пойдёт кровь. Вы — группа риска.
Слово «риск» тогда звучало особенно веско.
Не интернетов, не форумов, не анонимных вопросов в чатах.
Было только «слушай врача». И «как скажут — так и будет».
Людмила досидела до 37 недель. Не вышла ни разу. Только коридор и туалет по расписанию.
На 37-й неделе пришёл завотделением. Посмотрел карту. Сказал:
— Завтра утром — плановое кесарево. Всё готово?
Готово ли она была?
Кто знает.
Но утром под лампой операционной, когда вокруг закружились белые халаты и услышался звук разреза, она успела подумать:
— А ведь могло и не быть.
Дочь родилась крепкая. Три с половиной килограмма.
Сейчас у неё самой уже взрослая дочь. А Людмила до сих пор вспоминает тот роддом с лёгкой дрожью и странной нежностью.
— Нас тогда берегли, — говорит она. — Многого не объясняли, но берегли.
А мы — просто лежали. Потому что боялись. И потому что очень хотели родить.
Эх, если бы мне, в моём 2016 предложили лечь на сохранение, я бы послушала врачей и легла на сохранение...
