Я был знаком и с Васильевым, и с Ростоцким, даже выпивал с ними. Думаю, если бы они узнали, что я покушаюсь на экранизацию, может и подсыпали бы мне чего-нибудь в водочку
Ренат Давлетьяров что-то подозревает
Среди всего многообразия фильмов о Великой Отечественной войне отдельное место в моём сердце прочно занимает кинокартина Станислава Ростоцкого "А зори здесь тихие" 1972 года, снятая по одноимённой повести Бориса Васильева. В ней прекрасно всё: нетривиальная концепция, живая игра актёров, выпуклые и характерные образы персонажей, блестяще воплощённые на экране, сильные эмоциональные сцены и тяжёлое послевкусие. Возможно, есть титаны, которые просмотрели обе полуторачасовые серии с каменным лицом и не проронили ни одной слезинки, но я к таким не отношусь. (Настоящий мужчина не скрывает своих чувств, так что да, я поплакивал и этим горжусь).
Экранизация вполне заслуженно стала самым популярным фильмом о ВОВ, который в СССР посмотрели 66 миллионов человек (более чем четверть тогдашнего населения страны), и даже получила международное признание - достаточно сказать, что есть китайская и даже индийская адаптации. Но минули десятилетия, сменились пара-тройка поколений, появились люди с другими взглядами, вкусами и требованиями, и кое-кто решил, что классика нуждается в переосмыслении, дабы быть более понятной для современной молодёжи.
Перед началом непосредственно сравнительного анализа оговорюсь, что экранизацию Давлетьярова не сумел осилить полностью - полноценно просмотрел только первые минут 18, после чего промотал и выцепил только основные, наиболее важные моменты. О том, что мне помешало честно отсмотреть всё переосмысление от титров до титров - читайте дальше, пока не удалили!
А помните повесть?..
Экранизация Ростоцкого хоть и затмила собою первоисточник, но всё же не является им. Первоисточник - это небольшая повесть Бориса Васильева, которую тот писал, вдохновляясь реальным случаем из жизни, когда небольшой отряд служивших в тылу после ранения красноармейцев защитил Кировскую железную дорогу от атаки немецкой диверсионной группы, предотвратив подрыв дороги, но заплатив за это гибелью всего отряда, за исключением командира.
И я подумал: вот оно! Ситуация, когда человек сам, без всякого приказа, решает: не пущу! Им здесь нечего делать! Я начал работать с этим сюжетом, уже написал страниц семь. И вдруг понял, что ничего не выйдет. Это просто будет частный случай на войне. Ничего принципиально нового в этом сюжете не было. Работа встала. А потом вдруг придумалось — пусть у моего героя в подчинении будут не мужики, а молоденькие девчонки. И всё — повесть сразу выстроилась. Женщинам ведь труднее всего на войне. Их на фронте было 300 тысяч! А тогда никто о них не писал.
Да-да, Васильев сменил пол до того, как это стало мейнстримом, но не с целью следования конъюнктуре, а с целью создания максимально необычного (на то время) и особо эмоционально воздействующего на читателя сюжета. Что у него вполне получилось. Хотя, осилив повесть (в общем-то, за один вечер и следующее утро - крохотулечка она, взаправду), смею доложить, что такого же сильного эффекта, как фильм, она на меня не произвела. Не иначе сказывается слишком живая, эмоционально насыщенная игра актёров, которой в книжном формате по понятным причинам нет и быть не может.
Давлетьяров упорно заявлял, что его экранизация является самостоятельной адаптацией именно повести Васильева, а не фильма Ростоцкого. Что есть ЛПП, как минимум, наполовину. Да, в новых "зорях" актёры иногда цитируют реплики именно книжных персонажей, которых не было в старой экранизации, а закадровый Гармаш время от времени поясняет зрителю базу, зачитывая отрывки из повести. Но в то же время, хронология событий позаимствована именно у Ростоцкого, да и место цитированию старой экранизации есть. Короче, без оглядки на классику советского кинематографа всё одно не обошлось. Как и без собственной отсебятины, "говорящей на понятном молодому поколению языке".
Он вам не Федёк
Целесообразно будет начать сравнение с образа старшины Васкова, который своим тоскливым мужественным лицом первым делом бросился мне в глаза при просмотре давлетьяровского переосмысления заставив их кровоточить. Поэтапно сравним три воплощения Федота Евграфыча - книжное, старокиношное и новокиношное, дабы понять, что где не так.
Люди привыкли к образу светлого, открытого, робкого, эмоционального, в общем - душевного добряка Васкова со смешным ивановским говорком, лишь сильнее работающим на его образ деревенского мужика, из фильма Ростоцкого.
Между тем, в повести дело обстоит не так. Вернее, не совсем так.
В оригинале Васков - человек куда более закрытый и очерствевший, что, кощунственно заявлю, при знании деталей его биографии смотрится более убедительно, чем образ, воплощённый Андреем Мартыновым.
Сроду Васков чувствовал себя старше, чем был. Не ворочай он в свои четырнадцать за иного женатика, по миру пошла бы семья. Тем более голодно тогда было, неустройства много. А он единственным в семье мужиком остался – и кормильцем, и поильцем, и добытчиком. Летом крестьянствовал, зимой зверя бил и о том, что людям выходные положены, узнал к двадцати годам. Ну а потом армия, тоже не детский сад… В армии солидность уважают, а он армию уважал. Так и получилось, что и на данном этапе он опять же не помолодел, а, наоборот, старшиной стал. А старшина старшина и есть, он всегда для бойцов старый. Положено так.
И Федот Евграфыч позабыл о своем возрасте. Одно знал – он старше рядовых и лейтенантов, ровня всем майорам и всегда младше любого полковника. Дело тут не в субординации было – в мироощущении.
Поэтому и на девчат, которыми командовать пришлось, он смотрел словно бы из другого поколения. Словно был он участником Гражданской войны и лично чай пил с Василием Ивановичем Чапаевым под городом Лбищенском. И не по выкладкам ума, не по зароку какому-нибудь получилось так, а от естества, от сути его старшинской.
Собственно, одной из причин, по которой самому Васильеву экранизация Ростоцкого не понравилась (да-да-да!), является сильно смягчённый образ Феди. Книжный Васков, безусловно, имеет чувства, но суровость жизни научила его с ними справляться, держать себя в руках. Даже в той сцене, где старшина воссоединяется с двумя выжившими своими подчинёнными на реке, он проявляет эмоции куда скупее, чем в фильме:
И сам чуть слезы сдержал. Совсем уже с ресниц свисали: ослаб, видно. Обнял девчат своих за плечи, да так они втроем и пошли на ту сторону.
Постепенно в компании девушек он становится более открытым, начинает задумываться о том, о чём не думал ранее.
Мысли насчет того, что старше он самого себя, никогда Васкову в голову не приходили. И только ночью этой, тихой да светлой, шевельнулось что-то сомнительное.
Но тогда до ночи еще далеко было, еще позицию выбирали. Бойцы его скакали по каменьям, что козы, и он вдруг заскакал с ними, и у него ловко так получалось, что он и сам удивился. А удивившись, нахмурился и сразу стал и ходить степенно, и на валуны влезать в три приема.
Это потом они хохотали. Потом, когда узнали, что немцы ушли. Хохотали над охрипшей Осяниной, над Гурвич, что юбку прожгла, над чумазой Четвертак, над Женькой, как она фрицев обманывала, над ним, старшиной Васковым. До слез, до изнеможения хохотали, и он смеялся, забыв вдруг, что старшина по званию, а помня только, что провели немцев за нос, лихо провели, озорно, и что теперь немцам этим в страхе и тревоге вокруг Легонтова озера сутки топать.
Сохраняя выдержку до последнего, предфинального момента, его наконец прорывает после гибели всех девушек и захвата им в плен нескольких диверсантов:
И повязали друг друга ремнями, аккуратно повязали, а последнего Федот Евграфыч лично связал и заплакал. Слезы текли по грязному, небритому лицу, он трясся в ознобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:
– Что, взяли?… Взяли, да?… Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!..
Но заметьте, что даже тут проявление его эмоций отображено лаконично - Васильев не смакует всю бурю чувств своего героя, подаёт их немного отстранённо, как если бы вёл наблюдение и кратко описывал то, что видит. Этакий лёгкий закос под военную документалистику, если хотите. Сам Васков мыслит категориями глубоко военного человека, анализируя события, происходящие вокруг и с ним самим, с некоторой профессиональной сухостью. Что лишь придаёт его образу убедительности.
Васков Мартынова хорош по-своему. Даже очень хорош. Всё в нём - простецкие внешний вид и манера речи, неуклюжесть в общении с женским полом, показная строгость, за которой неумело прячутся смущение и отеческая забота о девушках, способность без стеснения заплакать, столкнувшись с горем, - работают на скорейшее расположение к нему зрителя с первых минут появления.
26-летний на момент съёмок Мартынов прекрасно справился с тем, чтобы отыграть 32-летнего мужика, которого окружающие принимают за стареющего 50-летнего дядьку.
Постепенно раскрывается его реальная крутость - сколько ни высмеивали девчата "старика" ворчливого с его уставом, а как пришла опасность - так именно этот "старичок" быстро организует отряд, разрабатывает стратегию, умело использует своё знание и умение лесной жизни, режет-стреляет немцев, словом - простачок простачком, а врагом такому быть вредно для здоровья, пасть порвёт и горло порежет только так, не даром ветеран Финской, о чём уже загодя с намёком упоминается.
Я уж не говорю о том, что когда Васкова прошибает на слезу - прошибает на неё и зрителя, настолько искренне отыграны Мартыновым его душевные терзания. Не иначе, само провидение распорядилось так, что на главную роль был утверждён именно он, а не изначально планировавшийся Штирлиц тьфу Исаев блин Тихонов (да-да).
Второй режиссер картины Зоя Курдюмова, видевшая мою игру в студенческих спектаклях, привела меня к Ростоцкому. Станислав Иосифович хмуро посмотрел исподлобья: "Мальчишка!" Я робко ответил, что отслужил три года в армии, окончил ГИТИС и с четвертого курса играю в московском ТЮЗе у Павла Хомского, своего институтского мастера. Объяснил Ростоцкому, что для солидности могу отпустить усы, их даже не придется клеить, сами быстро отрастут. Станислав Иосифович помолчал и нехотя согласился: "Ну, почитай сценарий, послушаю". Я взял рукопись, открыл наугад, начал читать, увлекся и в какой-то момент... расплакался. Так сильно пробрало! Поднимаю глаза, а у Ростоцкого тоже слезы блестят. Потом мы записали несколько проб с разными девочками. Я очень волновался, поскольку до того никогда не был на киностудии, понятия не имел, как вести себя перед камерой. В конце концов, меня утвердили.
С таким подходом что со стороны режиссёра, что со стороны ведущего актёра неудивительно, каким вышел результат...
А что там по современному переосмыслению?..
Начинается новый взгляд с того, что на берегу реки сидит и старательно изображает мужественное душевное страдание мужественный холёный молодой мужчина с ухоженными усами, модной стрижкой и общей шликабельностью, ради которой, видимо, всё и затевалось. Как говорится, я не против фан-сервиса, я лишь за его уместное использование. В данном случае - образ битого жизнью крестьянского мужичка, в котором бывалый ветеран с отточенными боевыми навыками признаётся далеко не с первого взгляду, который должен припрятать свою крутость для второй половины сюжета, начисто похерен.
(Но диалог о том, что промеж собой девчонки его величают старичком, остался, что порождает визуально-нарративный диссонанс).
А вскоре херится ещё больше - когда нью-Васков в исполнении Петра Фёдорова начинает отвешивать люлей пьяным солдатам, когда в открытую спорит с начальством, где не просит, а, скорее, требует, отправить его на передовую, когда гарканьем заставляет новоприбывших зенитчиц вытянуться по струнке.
Ему и изображение смущения при дерзких выпадах девах даётся с большим трудом, как если бы он прекрасно знал и умел подобное пресечь на корню раз и навсегда, но сдерживается лишь потому, что за это его посадят на бутылку феминистки связь с первоисточником будет окончательно утрачена.
Поцитирую-ка ещё повесть:
– Шлите непьющих, – упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь.
Именно таким он представлен и в экранизации Ростоцкого - боязливым перед начальством, но в то же время настырным, поскольку стремится к образцовому исполнению обязанностей.
Мало? Вот ещё:
Всю свою жизнь Федот Евграфыч выполнял приказания. Выполнял буквально, быстро и с удовольствием, ибо именно в этом пунктуальном исполнении чужой воли видел весь смысл своего существования. Как исполнителя его ценило начальство, а большего от него и не требовалось. Он был передаточной шестерней огромного, заботливо отлаженного механизма; вертелся и вертел других, не заботясь о том, откуда началось это вращение, куда направлено и чем заканчивается.
И даже так:
Комендант хотел что-то придумать, что-то немедленно решить, но в голове было отчаянно пусто, и только одно годами воспитанное желание назойливо тревожило: доложить. Сейчас же, сию секунду, доложить по команде, что обстановка изменилась, что своими силами ему уже не заслонить ни Кировской железной дороги, ни канала имени товарища Сталина.
Какой у этой статьи индекс цитирования!
Абсолютное разочарование я пережил, промотав переосмысление до той самой сцены, где Федот Евграфыч захватывает в плен последних диверсантов и, плача, рассыпается в проклятиях, одновременно испытывая скорбь по безвозвратно утраченным девушкам, жгучую ненависть к их убийцам, удовлетворение от вида беспомощных и запуганных врагов, которых застал врасплох - апофеоз раскрытия эмоциональности и душевной травмы Васкова что в повести, что в старой экранизации.
Тут же... есть сами слова, но нет эмоционального содержания. Чисто стоит крутой мэн с автоматом и поясняет немчуре, что не стоит грозить Кировской дороге, попивая шнапс у себя в укрытии. Гляжу эту сцену, и думаю: хорошо, что на полный просмотр сего шыдевара время тратить не стал.
Подводя итоги неоВаскову - это получился крутой, суровый, брутальный альфа-самец, какие, вероятно, любимы той самой молодёжью, к которой обращался Давлетьяров. Лениво отыгрывающий держащий эмоции под контролем получше книжного оригинала (ни разу не всплакнул ни он, ни зритель, да), неустрашимый, удалой и сексуальный, не теряющий глянцевой брутальности, даже будучи аккуратно подмазанным, чтобы сильно личико не портить раненым и истощённым. Шликать подано.
Продолжение:
Смотрите также: