Читаем предыдущие части:
В дополнение к предыдущей части: попался хороший небольшой ролик, где на конкретных сценах проводится сравнение старой и новой экранизаций. С наглядной демонстрацией того, как душевная отеческая забота Васкова о зенитчицах превратилась в невнятный бесчувственный бубнёж:
Вот мы и подошли к самому важному вопросу: что хотел сказать Борис Васильев своей небольшой военной повестью, и как экранизаторы справились с тем, чтобы понести этот посыл в широкие зрительские массы?
Дело происходит в сорок втором году, а я немцев образца сорок второго хорошо знаю, мои основные стычки с ними происходили. Сейчас такими могут быть спецназовцы. Метр восемьдесят минимум, отлично вооружённые, знающие все приёмы ближнего боя. От них не увернёшься. И когда я столкнул их с девушками, я с тоской подумал, что девочки обречены. Потому что если я напишу, что хоть одна осталась в живых, это будет жуткой неправдой. Там может выжить только Васков, который в родных местах воюет…
Борис Васильев
Когда пять мужиков гибнут во время войны – это ужасно, это противоестественно, но когда пять девочек – это вселенская катастрофа космического порядка
Он же
Как уже было сказано, "А зори здесь тихие" - это очень специфическая история о трагедии женщины на войне. И не просто женщины, а молодых девушек, не так давно выпустившихся из школы.
Женщина является самим олицетворением жизни, т.к. даёт её, в то время как война - отнимает, что прямо противопоставляет женщину и войну, несущих противоположную миссию. Дарить жизнь является священным предназначением женщины, что регулярно подчёркивается в повести, а в фильме Ростоцкого - даже чаще. В экранизации даже есть специальная оригинальная сцена, в которой мы наблюдаем истерику одной из зенитчиц, завидующей Рите Осяниной, которая до попадания на фронт успела побывать и любимой женой, и матерью - даже несмотря на гибель мужа, успела познать женское счастье, возможность построить которое девушкам-военнослужащим жестокая война может пресечь в любой момент.
Прошлое девушек пропитано трагедиями неполученной или отнятой любви - парень, с которым у Сони Гурвич едва закрутился роман, отправился на фронт, охотник, к которому испытывала влечение Лиза Бричкина, её отверг, Женя Комелькова не устояла перед любовью к женатому полковнику, что было в итоге пресечено командованием. Вместо домашнего очага и семейного счастья эти девушки получили военное обмундирование и отправились на смерть - в чём и заключается та самая вселенская катастрофа космического порядка.
История Васильева, популяризированная Ростоцким, рвала шаблоны и изображением смертей персонажей - половина их гибли вовсе не героической смертью: Бричкина стала жертвой испуга и невнимательности, Гурвич - неосторожности, Четвертак - неудержимого страха. Героической там можно назвать лишь гибель Комельковой:
И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.
А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо…
Пафос женькиной жертвенности Ростоцкий, к слову, выкрутил на максимум, ибо, отстреливаясь от фрицев и получая ранения, она ещё и романс "Жди меня" между делом поёт, а погибает, до последнего пытаясь сохранять стоячее положение и кинуть во врагов хоть камень. Есть мнение, что сие было перебором.
Когда пуля попадает в живот, взрослые мужики плачут и зовут маму, а не поют романс «Он говорил мне: «Будь ты моею», и буду жить я, страстью сгорая». Потому что это так больно, что словами не передать,
- так высказался о сём эпизоде ещё один писатель-фронтовик Евгений Носов.
Впрочем, ни Васильев, ни Ростоцкий никогда не ставили перед собой задачу досконально отобразить, как оно бывает по-настоящему. Мне видится, что они лишь хотели выпукло показать, что люди бывают разные - и отважные, и трусливые, и невнимательные, и мечтательные, - и бывают они такими, в том числе, в военной обстановке. Среди основной пятёрки героинь отображаются всевозможные типажи, будь то выдумщицы-мечтательницы, очерствевшая бой-баба или даже роковая красотка. Все они сталкиваются с тяжёлыми, не предназначенными им женским предназначением обстоятельствами, в которых проявляют себя совершенно по-разному. На войне есть место и героизму, и трусости, и даже нелепости.
Но какой бы гибель ни была - она в любом случае ужасна, противоестественна и глубоко противна для Жизни, торжество которой олицетворяют созданные для любви молодые девушки, чья гибель становится уже торжеством Смерти - истинного антагониста всего произведения. Это Смерть не только самих девушек, но и Жизни, которую они могли бы породить, однако из-за козней Смерти им теперь этого сделать не суждено. Смерть перечёркивает все их чаяния и мечты, Смерть не знает пощады и растаптывает Жизнь, в чём ей помогает первейшее орудие - Война. Чуете, как простенькая история выходит на качественно новый морально-смысловой уровень, если чуть-чуть напрячь СПГС голову?
Работает ли на сей посыл адаптация Давлетьярова? Вроде бы и да, ведь фактически тут происходят те же события и гибнут те же персонажи тем же образом. Да, выражено это куда бледнее оригинала, куда менее чувственно, зато куда более схематично... что и создаёт проблемы восприятия, мешающие проникаться что самими героинями, что их трагедией. Согласитесь, куда скорее зритель начнёт сопереживать Васкову с доброй деревенской манерой речи, который ласково и с чувством смотрит на девушек, чем Васкову-альфачу, которому с трудом даётся смена выражения лица и который имеет привычку вполголоса бубнить себе под нос. Федот Евграфыч что у Васильева, что у Ростоцкого - это не пафосный герой американского боевика, а обыкновенный человек с обыкновенными человеческими чувствами и слабостями. Ростоцкий представил наиболее мягкий и светлый образ старшины, сделал его как можно более далёким от классических представлений о мужественности - показал высокоэмпатийного чувствительного человека, которого потеря девушек глубоко ранит, и который обречён прожить оставшуюся жизнь с болью от их утраты. Давлетьяровский Васков не создаёт ощущения эмпатии, не создаёт сопереживания, а оттого и трагичность сюжета, в котором он участвует, воспринимается на порядок слабее.
То же самое можно сказать про девушек - забудьте о чувственных героинях Ростоцкого, каждая из которых выговаривала положенные сценарием реплики с полной самоотдачей, с погружением в своего персонажа, подчёркивая выразительностью своего тона те или иные моменты. Встречайте таких же бормочущих и бубнящих скороговоркой да с трудом меняющих выражение лица. Видишь трагедию? И я не вижу. А она есть.
Но что наиболее показательно иллюстрирует понимание сути посыла истории Ростоцким и Давлетьяровым - это концовка. В финале васильевской повести Васков после гибели отряда девушек берёт в плен нескольких оставшихся диверсантов и отводит их к разъезду, после чего мы узнаём, что из-за заражения крови он потерял руку, затем взял под опеку осиротевшего сына Осяниной и много лет спустя приехал с ним в те самые леса установить мраморную плиту на место гибели девушек. Коротенький эпилог стилизован под письмо:
…Привет, старик!
Ты там доходишь на работе, а мы ловим рыбешку в непыльном уголке. Правда, комары проклятые донимают, но жизнь все едино райская! Давай, старик, цыгань отпуск и рви к нам. Тут полное безмашинье и безлюдье. Раз в неделю шлепает к нам моторка с хлебушком, а так хоть телешом весь день гуляй. К услугам туристов два шикарных озера с окунями и речка с хариусами. А уж грибов!…
Впрочем, сегодня моторкой приехал какой-то старикан: седой, коренастый, без руки и с ним капитан-ракетчик. Капитана величают Альбертом Федотычем (представляешь?), а своего старикана он именует посконно и домотканно — тятей. Что-то они тут стали разыскивать — я не вникал…
…Вчера не успел дописать: кончаю утром.
Здесь, оказывается, тоже воевали… Воевали, когда нас с тобой еще не было на свете.
Альберт Федотыч и его отец привезли мраморную плиту. Мы разыскали могилу — она за речкой, в лесу. Отец капитана нашел ее по каким-то своим приметам. Я хотел помочь им донести плиту и — не решился.
А зори-то здесь тихие-тихие, только сегодня разглядел.
Итак, что мы из этого окончания понимаем?
Бой против немецких диверсантов стал для Васкова настоящей личной катастрофой. Он не только лишился всех пятерых девушек, многие из которых погибли по его недосмотру, по его неверно принятым решениям, что тяготит виной - он также остался калекой и уже не мог отправиться на фронт, куда так рвался, уже не мог мстить фашистам и найти в этой мести отдушину после событий у разъезда. К слову, в одном месте текста поданы мысли и выводы Васкова, пугающие тем, что жертва зенитчиц вообще могла оказаться ненужной и бессмысленной:
– Пока война, понятно. А потом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось? Почему я фрицев этих дальше не пустил, почему такое решение принял? Что ответить, когда спросят: что ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли? Что ж это вы со смертью их оженили, а сами целенькие? Дорогу Кировскую берегли да Беломорский канал? Да там ведь тоже, поди, охрана, там ведь людишек куда больше, чем пятеро девчат да старшина с наганом!
(Просто вспоминаем реальный исторический эпизод, в котором дорогу защитили именно её охранники).
И всё же, опустошённый потерями и травмой старшина находит отдушину в воспитании чужого ребёнка - и тем самым Жизнь совершенно внезапно победила, казалось бы, полностью восторжествовавшую антагониста-Смерть. Когда-то Васков сам лишился ребёнка, Альберт Осянин лишился матери, остальные девушки и вовсе не успели познать материнского счастья - но Жизнь, несмотря на козни Смерти, всё равно отстояла свои позиции, продолжилась после окончания войны. Выжившие продолжили жить и дарить жизнь, а значит - Жизнь, в конечном счёте, восторжествовала.
Кроме того, обратите внимание на стиль, в котором подан эпилог: он написан от лица некоего туриста, который со своими приятелями легкомысленно отдыхает и наслаждается жизнью в тех самых местах, где когда-то случилась одна непоправимая трагедия для нескольких человек. Снова - доказательство торжества Жизни, ведь теперь в местах боёв люди чувствуют себя спокойно, вольготно, безопасно, но в то же время - человеческие трагедии и судьбы изглаживаются, забывается жертва, благодаря которой теперь торжествует Жизнь, и чтобы она не забывалась - о ней нужно напоминать. Таким образом, короткий эпилог также призывает к тому, чтобы не забывать о страшных событиях прошлого и помнить подвиг тех, благодаря кому существует наше настоящее.
Для усиления посыла о народной памяти Ростоцкий добавил в начало и в конец своей экранизации цветные эпизоды из современности (ну, современности на момент съёмок фильма в 70-е, да), изображающие туристов, наслаждающихся отдыхом в местах давней военной трагедии, развлекающихся, смеющихся, поющих песни, даже не подозревающих, что когда-то здесь случилось нечто страшное.
В финале эти туристы, шутливо называющие себя хозяевами сих мест, натыкаются на старого Васкова и его приёмного сына (с чего-то имя ему сменили с Альберта на Игоря, ну да ладно), которые устанавливают памятную плиту в честь погибших девушек. Смех прекращается, улыбки сходят с лиц молодых туристов. Все они присоединяются к молчаливой дани памяти павшим. Как люди другого, нового поколения, не заставшего войны, они через старика Васкова и мемориал с пятью именами соприкасаются с маленькой трагедией нескольких человек, внёсших вклад в общее дело Победы, благодаря которым эти самые молодые туристы могут сейчас весело скакать, смеяться и чувствовать себя хозяевами этой земли. Так что те, кто считает эти эпизоды из современности лишними и ненужными (к слову, к таковым относится сам Андрей Мартынов), глубоко неправы.
Ещё одной сценой, отсутствующей в оригинале, стало обращение Совинформбюро в то время, как Васков берёт в плен немецких диверсантов. Голос Левитана (которого Ростоцкий специально позвал записать это обращение, ну так, к слову) уведомляет слушателей, что ничего существенного в этот день на фронте не произошло, проходили бои местного значения. А что такое "бой местного значения"? Это чьи-то загубленные жизни и судьбы. Потери, которые не так значительны в масштабах целой армии и страны, но ужасны, невосполнимы для каких-то отдельных людей. Таким боем местного значения является и противостояние зенитчиц диверсионной группе - боем, загубившим не всего лишь пять, а целых пять невинных жизней, разрушившим судьбу старшины Васкова и нанёсшим ему душевную травму на всю оставшуюся жизнь. (Собственно, вторая серия экранизации и носит символическое название "Бой местного значения").
Как же продвигает посыл повести Давлетьяров? А он показывает нам, как Васков, оправившись от ранения и сохранив руку в целости, после событий у разъезда берёт и спокойно принимает новое пополнение из пятерых зенитчиц, прибывших на замену пятерым погибшим девушкам.
И что же эта концовка нам показывает? Цикличность? Мол, убыло-прибыло, одни погибли - заменим? Грустно, конечно, но ничего - воюем дальше? А как же непоправимая трагедия отдельно взятого человека, то бишь - Васкова, для которого на взятии диверсионной группы всё и кончилось? Который уже никоим образом не мог вернуться в привычную колею?
Вот концовка - это самое показательное различие оригинала и современного переосмысления. Различие не в маленьких незначительных деталях, не в отыгрыше и постановке, а в фундаментальном морально-смысловом посыле. Концовка Давлетьярова - самое наглядное доказательство того, что ни смысла, ни сути истории "зорь" ни он, ни его съёмочная группа не поняли.
В чём здесь может быть причина? Возможно, в той самой разнице менталитетов. Что Васильев, что Ростоцкий оба были фронтовиками, не понаслышке знакомыми с войной, и хорошо знали, как расставить приоритеты, какой посыл и какими приёмами внедрить. Да, расходясь между собой в деталях, но не расходясь в сути. Для них война была не развлечением, не поводом показать глянцевую брутальность и забористый экшон, но - глубокой страшной трагедией, посреди которой люди всё равно продолжают цепляться за радости жизни, чтобы пронести её через войну и одарить ею тех, кто будет жить после. Одарить вас, меня, Давлетьярова и всех-всех-всех.
Давлетьяров же в благодарность за сей дар снял просто очередной боевик с неубиваемым героем, которому даже купание с ранением в гниющем болоте не может помешать оставить руку в целости, и который готов после всех утрат, немного погрустив, как ни в чём не бывало продолжать свою героическую миссию. Фан-сервисный выглаженный шликабельный альфач, фан-сервисные фапабельные сцены с раздетыми девушками, сочные перестрелки - полный набор того, что нужно "современному молодому зрителю".
Набор, бесконечно далёкий от того, что творцы-фронтовики хотели сообщить нам о противостоянии Жизни и Смерти.
Больше статей с разбором произведений, рассказывающих об ужасах войны, здесь: