Есть мнение, что восстание декабристов потерпело неудачу, поскольку узок был их круг и страшно далеки они были от народа. Это мнение приводится в учебниках в качестве исчерпывающего объяснения провала. И, может быть, не так уж плохо в данном качестве. Однако сама по себе безмерная удалённость декабристов от народа не объясняет множества деталей истории, которые, – если присмотреться к ним, – начинают казаться странными.
...И, опять-таки, нельзя перейти сразу к деталям, не указав прежде факты, в свете которых события начинают выглядеть странно. Это далеко не все факты. Основной массив материала, по идее, общеизвестен, но важное только теряется в нём.
Следовательно, о важном.
25 декабря 1825 года в России должен был завершиться длившийся с начала месяца период междуцарствия. После смерти Александра I наследовать ему должен был младший брат Николай Павлович, и на это день была назначена церемония принесения Сенатом присяги новому императору. План заговорщиков, вдохновлённых примером испанских офицеров, под дулами пистолетов вынудивших короля подписать конституцию, подразумевал захват (или убийство, как пойдёт) Николая, и выдвижение сенаторам требования сформировать временное революционное правительство. Далее уже это правительство должно было принять конституцию (какую-нибудь; о конкретике между собой заговорщики договориться не смогли), дать волю крестьянам, разработать и ввести равные для всех сословий законы – и так далее.
...Правда, была маленькая проблема. Из рядов заговорщиков текло как из дырявого ведра, так что царевичи и Сенат были в курсе их планов. В провинции уже начались аресты, а в Петербурге Николай декабристов опередил. С восьми часов утра присяга была перенесена на семь… но это не сыграло никакой роли, поскольку восставшие опоздали, и даже авангард добрался до площади только к одиннадцати утра. Затем ещё два часа подтягивались отставшие полки, командиры которых спрашивали друг у друга, куда подевался их лидер – «диктатор восстания» князь Трубецкой... Главного революционера так и не нашли. И лишь позже станет известно, что «диктатор» успел присягнуть Николаю, после чего сбежал в британское посольство… Но и там ему оказались не рады.
Вообще, из 60 участников заговора явилась только половина, и ещё несколько, – это выяснится уже при разборе полётов, – находились в «стане врага», – среди охраны правительственных зданий и даже среди офицеров батареи, которая позже рассеет мятежников… Но три десятка явившихся, всё-таки, привели 3000 солдат.
Убедившись что диктатор пропал с концами, с третьей попытки декабристы избрали нового командира, но и он тоже не знал, что делать… А пока этот цирк продолжался, убит оказался пытавшийся объяснить солдатам, что он тоже за Константина, – но так уж всё глупо получилось! – генерал Милорадович.
До темноты, когда можно было бы попытаться скрыться, – в декабре в Питере темнеет рано, – декабристы протянуть время не смогли. Опасаясь что после заката волнения могут распространиться на город, после длительных и неподдельных колебаний Николай распорядился рассеять каре огнём.
...И такого объёма фактов достаточно, чтобы заметить две, как теперь любят говорить, «несостыковки». Во-первых, зная о мятеже, правительство не проводит аресты в Петербурге, и не препятствует выдвижению восставших полков на Сенатскую площадь. Верные войска стягиваются в центр города, но остаются на удалении от места событий. От любопытствующего – и, кстати, сочувствующего, – народа, декабристов отделяет лишь полицейское оцепление. От Николая же и сенаторов декабристов отделяют только караулы на входах в здания. То есть, войск у императора много, но конкретно между ним и восставшими бойцов нет.
Вторая загадка, – почему декабристы растерялись? В принципе, до двух часов дня, когда начинаются попытки выдавливания восставших с площади, их план – захватить царя и Сенат, – остаётся осуществимым. Но тут сразу непонятным становится зачем вообще был нужен настолько сложный план. Для введения конституции испанским методом захват Сената не требовался, и логичнее было дождаться коронации Николая, – просто потому что до этого момента его подпись не имела силы.
Ключ к пониманию действий Николая, генерал-губернатора Петербурга Милорадовича и сенаторов кроется в малораспространённом знании того, что робкая вылазка декабристов была уже вторым мятежом в Российской Империи за этот декабрь. Лидером первого был, как раз, Милорадович. Александр I назвал своим наследником брата, но не следующего по возрасту Константина Павловича, а Николая. Данное решение имело причины, – Константин править не желал, и для контроля, – чтобы не донимали, – даже вступил в морганатический брак… Но Николай не был любим народом, а Константин – был. Даже Пушкин с восторгом отзывался об этом царевиче, сражавшимся под началом самого Суворова.
...Как следствие, сразу после получения известия о кончине Александра, Милорадович, власть которого основывалась (по его собственным словам) на наличии «60 тысяч штыков в кармане», зашёл к Николаю пояснить за престолонаследие. Но пистолет не понадобился, – оказалось, что Николай и сам всей душой за Константина и готов присягнуть брату первым. На том и порешили, – переворот вышел совершенно бескровным, и по всей стране с неподдельным ликованием началось приведение сословий к присяге Константину… Против оказался только сам Константин. И тут даже «предложения от которых нельзя отказаться» не работали. Наследник засел в Варшаве в окружении преданных лично ему войск. И покидать свою цитадель не торопился.
Не странно ли, что Константин отказался от верховной власти?.. Ну… Его отца и деда убили придворные. И, кстати, зверски. Его старший брат, принуждённый угрозами к участию в заговоре против отца, сам несколько лет боялся быть убитым, – Петербургу не понравился Тильзитский мир. Его младшие браться Николай и Михаил считали чудом, что их в декабре 1825 года не пристрелили... Константин, однако, был пессимистом и полагал, что если он сядет на трон, его, как отца, именно удавят, а не застрелят.
С другой стороны, Николай был молод (27 лет), абициозен, готов к риску… Да и потом его же не спрашивали.
Столкнувшись с непреклонностью Константина Сенат вынужден был всё срочно переиграть. И теперь представим, что через две недели после торжеств, связанных с присягой Константину, сообщается что Сенат присягает Николаю, по городу катится волна арестов, одни полки пытаются заблокировать в казармах другие, а на Сенатской площади – пушки? На что это будет похоже? Это будет похоже на военный переворот. На мятеж, ибо Константин, насколько народу и армии известно, жив и в статусе императора не отрекался от престола… Дворцовые заговорщики, естественно, не посвящали общество в подробности завещания Александра, как и в подробности собственного мятежа против Николая.
...Милорадович кричит солдатам восставших полков правду, – что он тоже за Константина, но такая вот ерунда… Потому что кричать приведённым декабристами солдатам «вспомните о присяге» – не кстати. Солдаты присягали Константину и думают (sic), что защищают законного императора, – подавляют переворот. Так же думают и люди на улицах, – все думают, что на площадь против узурпатора Николая и сенаторов-подлецов вышли «константиновцы».
Правительство не может решиться на силовой сценарий и пытается договориться с восставшими, потому что творящееся представляется лишь опасным недоразумением. И до самого конца непонятно, в чью сторону пальнут пушки. Ведь «верные» войска (не 60, но около 20 тысяч) верны на данном этапе, в принципе, национальному герою Милорадовичу… Николай для них не авторитет, и даже – пока – не император... Но когда генерала убили, это настроило солдат и офицеров, понимавших что вообще тут происходит ничуть не лучше декабристов, на мстительный образ мысли. Бойня, – когда выведенные на площадь полки вопреки приказу преследовали огнём, – была «инициативой на местах».
Удивляясь, что его в тот день не застрелили, Николай не имел ввиду конкретно восставших. Вокруг было много дезорентированных людей с оружием… И по всему-то выходило, что «мятежник» тут именно он. Константина нет. Упс… А теперь Милорадовича нет. Только демонстрируя уверенность в своей правоте Сенат и император смогли склонить чашу весов в свою пользу.
Самое же замечательное, – декабристы отнюдь не спешили никого разубеждать, в том что они «за Константина». Свои требования восставшие так и не озвучили (как, собственно, и не собирались; «Манифест» огласить должно было уже временное правительство), и только под следствием признались в намерении свергнуть монархию.
...И это подводит к вопросу, «почему так сложно». Для того чтобы сработал испанский метод, требовались не только король (коронации Николая можно было дождаться), но и абсолютная монархия. Заставлять Николая подписать конституцию или отречение было бессмысленно… Сенат видал в гробу принятый Павлом закон о престолонаследии, плевать всем, на ком там Константин женат, – и самого Павла видал в гробу (куда и пристроил), и манифест Александра о назначении наследником Николая тоже в гробу видал. Что бы он там конституцию не увидел?
Декабристы не пытались ворваться во дворец и убить Николая, понимая, что это им уже ничего не даст. Их план заключался в том чтобы не допустить принесения присяги Сенатом новому царю, и таким образом, ликвидировать монархию de facto. Как минимум, правительству пришлось бы разбираться, кто наследник теперь. Кроме того, восставшие считали что с частью сенаторов удастся договориться, – и они образуют временное правительство. Однако Сенат не демонстрировал ни испуга, ни стремления к сотрудничеству.
Правда, а откуда бы такому стремлению взяться? Если бы генералы, тайные советники и гофмейстеры считали, что дворянскому государству нужна конституция, то кто бы из царей – после Петра I (этот мог) – им бы отказал?
...Не пошёл бы Сенат и на отмену крепостного права. Ведь никто из декабристов не пошёл, – а в тайных обществах состояло 570 дворян, большей частью помещиков. И лишь один из них, – самый наивный, – попытался дать своим крестьянам вольную… без земли. Ну, естественно, категорически против оказалась пострадавшая сторона – крестьяне. Отмена крепостного права подразумевала выкуп земли у помещиков, профинансировать который в итоге на три четверти оказалось вынуждено государство. И, вообще-то, это была грандиозная сумма.
