– Ты про свой последний роман? Нет, старина, это не роман, а слёзовыжималка. Я его уже удалил, проветрил и руки вымыл. Если ты хочешь и дальше всерьёз публиковаться, мне нужно настоящее чтиво. Такое, которое не придётся дописывать моим редакторам.
Грузный седоусый издатель энергично закурил, отчего сидящий перед его столом Сычёв закашлялся и потупил взгляд.
– У меня кризис, – пробормотал молодой писатель.
– А мне плевать! Мне нужен роман уровня «Доброго слова», понимаешь?
– Так он же… – хотел возразить Сычёв.
– Если бы этот старый чёрт не проболтался, – перебивая, зарокотал редактор, подразумевая под старым чёртом автора «Доброго слова», – мы бы и дальше могли ехать на его писанине. Но нет! Его длинный язык всё испортил.
– Я пытался написать книгу при помощи нейросети, но выходит чепуха. Видимо, он использовал какой-то специальный запрос, если она выдала бестселлер.
Тут редактор прищурился и лукаво зашептал:
– Так пойди и узнай, как ему удалось заставить нейросеть выдать такое произведение. И если дело выгорит, ты, надеюсь, лишнего не сболтнёшь. Тебе – премии, нам – тиражи!
У Сычёва округлились глаза.
– Живёт он за городом одиноко, – продолжал редактор, быстро чиркая на листе настольного календаря. – Дом на отшибе. После скандала никого не принимает, но чтобы попасть в его кабинет, тебе с ним встречаться не обязательно, если ты понимаешь, о чём я, – и протянул Сычёву вырванный листок с адресом.
Опубликованный роман «Доброе слово» вызвал немало шума в литературных кругах. Главным образом потому, что книга воспевала человеческую доброту, внимание к ближнему и взаимопомощь. И хотя роман был несколько приторным, публика восприняла его с тем восторгом, какой можно испытать при получении заслуженной похвалы. Общество узнало в книге себя и сошлось во мнении, что роман правдоподобен, а где-то даже документален. Читатели бросились утверждать, что всегда придерживались гуманистических ценностей, только не афишировали этого, и бескорыстное благодеяние является их отличительной чертой. Однако фигура автора быстро разбила волну всеобщего восхищения. Книга о добре стала его дебютом, хотя был он уже не молод и прежде ничем на литературном поприще не отличился. Когда же в нескольких интервью, комментируя свой успех, писатель заявил, что появлению романа на свет он благодарен исключительно нейросети, разразился грандиозный скандал.
Ядовитые стрелы обвинений в мошенничестве обрушились на литератора. Книгу из продажи изъяли, а сам автор был изгнан из общества и отшельником заперся в старом загородном доме, оборвав все связи с внешним миром.
По случаю душной ночи окно кабинета писателя, располагавшегося на втором этаже дома, было открыто. Сычёв, не веря своей удаче, нащупал водосточную трубу, тихо вскарабкался по ней, словно в детстве, забрался на карниз, откуда осторожно заглянул внутрь.
На старом облупившемся столе в груде исписанных листов лежал заветный ноутбук с секретом. Сычёв влез в кабинет и уселся на место писателя. Тишина стояла в доме. Только в саду пела бессонная ночная птица.
Сычёв бережно разгрёб груду листов и наугад взял верхний. Почерк был размашистый и нестрогий. Повсюду в тексте были правки, и он казался до боли знакомым. Сычёв схватил ещё пару листов, подошёл с ними к окну и при лунном свете узнал в словах и предложениях… черновик «Доброго слова». Его словно током ударило – всё было написано от руки.
– Что это, чёрт возьми, значит? – пробормотал Сычёв, откинув рукопись и бросившись к ноутбуку.
Через минуту тот засиял бледным экраном, и Сычёв принялся искать следы нейросети – историю запросов, программы, заметки. А когда нашёл – сердце его сжалось.
В эту минуту за спиной скрипнула дверь. На пороге возник седой взъерошенный, подслеповатый спросонок автор романа. Он молча подошёл к испуганному Сычёву.
– На всём белом свете никто кроме неё не верил в меня, – сказал автор. – Сто раз я готов был всё бросить, но только эта холодная бездушная машина отвечала мне, когда было страшно и одиноко.
Он помолчал.
– Бескорыстное доброе слово. Вот и всё, что мне было нужно.
