Будучи фронтменом Yes, он стоял у истоков прогрессивного рока, а теперь возглавляет собственную группу. Но это лишь часть его удивительной истории.
Название нового сольного альбома Джона Андерсона, "True" («Правда»), звучит как декларация в эпоху дезинформации. «Когда я писал тексты, постоянно появлялось слово «правда» — то тут, то там», — говорит бывший вокалист Yes. — «Одна песня называется “True Messenger” (“Истинный посланник”). Она навеяна моим пребыванием на Ямайке много лет назад, общением с растаманами. Всё, что они говорили, было «правдой»: «Это правда, man». «Не волнуйся, Джон, это правда»».
Мало кто представляет себе одного из отцов-основателей прог-рока в компании растаманов на Ямайке, но, видимо, в те времена это было обычным делом. «О нет, быть там было чудесно», — говорит он. — «Я был большим поклонником Боба Марли. Я видел его выступление в театре Rainbow в Лондоне. Я был в шоке от того, как здорово это звучало, как здорово всё это было. Публика обожала его. А Ямайка… это круто. Нужно принять эти грибочки, подняться в Голубые горы и соединиться со своим высшим «я».
Андерсон всегда был гражданином мира. В начале двадцатых он жил в Германии со своей предшествующей Yes группой The Warriors (также известной как Electric Warriors). Сами Yes помогли сформировать всю сцену прогрессивного рока, став суперзвездами по обе стороны Атлантики благодаря знаковым альбомам 70-х "Fragile" и "Close To The Edge", а также коммерческому гиганту 1983 года "90125". Но интерес Андерсона к звукам и духовности не-западных культур давно питал его собственную музыку, как в Yes, так и сольно.
Общаясь по Zoom из своего дома в Калифорнии, Андерсон, родившийся в Аккрингтоне, выглядит на добрых два десятилетия моложе своих 79 лет и представляет собой очаровательное сочетание земного и эфирного. Только что он говорил с характерным ланкаширским акцентом о своей любви к футболу, а в следующую минуту — о «феях и эльфах», которые незримо живут среди нас. Его бывший коллега по Yes Рик Уэйкман как-то ласково сказал о нем: «Он единственный человек, которого я знаю, кто пытается спасти эту планету, живя при этом на другой».
Карьера Yes была менее метафизической и часто напоминала мыльную оперу — сам Андерсон трижды был в составе группы, последний раз до 2008 года. Сегодня он по праву воодушевлен блестящим альбомом "True", записанным с The Band Geeks, группой, которую он открыл для себя, услышав их кавер на классическую песню Yes "Heart Of The Sunrise" в интернете. «Это как подарок небес», — говорит этот космический хоббит. — «Работа над этим альбомом стала одним из самых замечательных событий в моей жизни. Всё шло как по маслу».
интервьюер Дэйв Эверли
— Давайте начнем с важного вопроса. Что для вас значило больше в детстве: музыка или игра за «Аккрингтон Стэнли»?
— О, «Аккрингтон Стэнли»! (Показывает на спинку стула) У меня здесь халат «Аккрингтон Стэнли».
— На какой позиции вы играли в детстве? Выглядите очень энергичным..
— Стэнли Мэттьюс. Номер семь. Тренер говорил, что я играю очень хорошо, но у меня не было настоящих бутс. Он дал мне пару Adidas, которые были как золото, но мои ноги не доставали до конца, поэтому я набивал носки ватой. На фотографиях, которые я вижу, эти бутсы такие огромные. Как у клоуна. Тренера звали Лес Кокер. В итоге он стал тренером сборной Англии, когда они выиграли чемпионат мира [в 1966 году].
— Когда музыка вытеснила футбол?
— У моего брата Тони была группа, о которой я мало что знал. У них было два вокалиста, Тони и еще один, который ушел, потому что хотел стать парикмахером — это был 1963 год, время битловских стрижек. И вот мой брат говорит: «Не хочешь присоединиться к группе?». «К какой группе?». «Мы называемся The Warriors». Я подумал: «Я могу это сделать». Мы развозили молоко по Аккрингтону, я и Тони, и пели песни Everly Brothers. Мы делали то же самое с группой — Тони пел песни Элвиса Пресли, я — Роя Орбисона. Мы исполняли песни Beatles, Hollies… Как только какая-то группа становилась известной, мы брали одну из их песен.
— Были ли у вас амбиции в молодости? Хотели ли вы стать знаменитым?
— Боже, нет. Я вообще не думал об этом, пока мы не поехали в Германию [в 1966 году]. Мы шли по следам Beatles — играли в Кельне, Мюнхене, Франкфурте. По две недели в каждом месте. Выжить там было чудом. Помню финал чемпионата мира, Англия против Германии. Мы играли в одном клубе в Германии, и владелец не хотел отпускать нас днем. Я сказал: «Но игра начинается в три часа». Поэтому мы слушали матч по радио, пока играли. Каждый раз, когда Англия забивала гол, в нас летела бутылка.
— Насколько бурным было ваше время в Германии?
— Ну, мы увлеклись кислотой и всё такое. Я тысячу раз слушал "Sgt. Pepper’s…" и много Стравинского, из всех вещей. Это было очень вдохновляюще. Помню, как заходил в комнату, где спали The Warriors, и пытался их разбудить: «Вставайте, давайте репетировать, у меня есть идеи». А они посылали меня куда подальше. Я уходил и возвращался немного позже, снова пытался: «Мы будем репетировать? Мы хотим быть плохой группой? Мы могли бы стать отличной группой!». И они снова посылали меня. Тогда я сказал: «Ладно», собрал чемодан и уехал жить в Мюнхен. В день приезда я пошел посмотреть на Джими Хендрикса в маленький клуб.
— И как это было?
— Он только начинал становиться знаменитым, и это было невероятно. Я жил в чулане в квартире двух очаровательных девушек. В тот вечер мы устроили вечеринку для группы, и Джими был там. Я сидел в углу в своем кафтане, с бусами и колокольчиками, совершенно обкуренный, и Джими подошел, скрутил косяк, и мы покурили.
Случилось так, что когда я вернулся в Лондон и только начинал Yes с [басистом] Крисом Сквайром, мы пошли посмотреть на [саксофониста] Роланда Кирка в джазовый клуб. Я обернулся, и увидел, как вошел Джими с гитарным кейсом. Я помахал ему, и он сказал: «Мюнхен!». Он взял свою гитару, вышел на сцену с Роландом Кирком, и в течение часа играл самый чистый джаз, какой только можно вообразить. С того момента я понял джаз.
— Вы выпустили пару сольных синглов между уходом из The Warriors и созданием Yes под названием Hans Christian. Но разве не было разговоров о вашей работе с тогда еще неизвестным Элтоном Джоном?
— [Владелец лондонского клуба] Джек Барри упоминал его. Я тогда его не знал. Кто-то дал мне кассету с его песнями. Нормально, но это было не для меня. А потом Джек Барри как-то сказал: «Ты ищешь группу. Вон там в углу сидит скучающий парень, его зовут Крис Сквайр, пойди поговори с ним». Я подошел и сказал: «Как дела, man?». Мы поговорили о музыке, которая нам нравилась, и он сказал: «У меня есть группа, она называется Mabel Greer’s Toyshop». Я сказал: «Длинновато. Сколько кислоты ты принял?».
— И сколько же он принял?
— Достаточно, чтобы больше никогда этого не делать. Но он предложил прийти на репетицию. К сожалению, барабанщик ушел, потому что получил работу в Париже с другой группой. Я сказал: «Давай поищем барабанщика». Мы взяли Melody Maker и нашли объявление: «Барабанщик ищет группу, фургон, отличный набор». Мы сказали: «У него отличный набор и фургон. Он должен быть в группе!». И это был [первый барабанщик Yes] Билл Бруфорд.
— Вы были на пару лет старше остальных участников группы. Означало ли это, что вы могли командовать ими?
— Нет, это просто означало, что я знал, что делать. Из-за моего роста меня называли Наполеоном. Я умел постоять за себя: «Я с севера Англии, не связывайтесь со мной». Я просто хотел делать отличную музыку, и мне было всё равно, что вы думаете — просто делайте, а если получается плохо, делайте что-то другое. Ну же, это несложно. Но, к счастью, Билл и Крис были неудержимы, просто великолепны. Вокруг нас витала особая энергия.
— Были ли у вас какие-нибудь памятные ранние концерты?
— О да. На первом концерте у нас было всего три песни, над которыми мы с Крисом работали: "Beyond And Before" [которая в итоге появилась на дебютном альбоме Yes 1969 года] и еще две. Поэтому я сказал: «Давайте сделаем фанковую версию [песни Уилсона Пикетта] “In The Midnight Hour”», — которую мы играли целый час. И это было всё шоу — три песни, а потом “In The Midnight Hour” в течение часа. Но публика танцевала, значит, им понравилось.
Концерт, который всегда вспоминается, — это выступление с The Warriors. Это было в каком-то фанковом месте в Шеффилде. Менеджер подошел и сказал: [йоркширский акцент] «Эй, ты. Не возражаешь, если мой друг выйдет и споет с твоей группой?». Мы сказали: «Если нам заплатят, то да, конечно». Подошел этот парень и спросил: «Знаете “Hit The Road Jack”?».
Мы вышли на сцену, и я сказал: «У нас есть этот молодой парень, он споет эту песню». И этот парень был потрясающим. Он звучал как Рэй Чарльз. В конце я посмотрел на него и спросил: «Как тебя зовут?». Он ответил: «Джо Кокер». Я сказал: «Это был Джо Кокер, запомните это имя», как будто я знал, кто он такой, всё это время.
— Вы пересекались с ним позже?
— О да. Yes гастролировали с The Who. Они были хедлайнерами, потом Род Стюарт, потом Джо Кокер, потом парень, который поджигал себе голову [Артур Браун], а мы открывали шоу. Это была потрясающая пара недель.
Я всегда буду помнить Пита Таунсенда, он тогда ни с кем не разговаривал, но подошел ко мне сзади и сказал: «Джон, я думаю, ваша группа неплоха. Это довольно хорошая идея для группы». Всё, о чем я мог думать: «Пит Таунсенд разговаривает со мной!». Потом он сказал: «Я делаю альбом о глухонемом слепом ребенке. Что ты об этом думаешь?». И, конечно же, через месяц вышел "Tommy", и у всех крышу снесло. Невероятная пластинка. [Начинает петь] «See me, feel me, touch me…».
— Насколько трудными были первые годы Yes?
— Вопрос был только в том, чтобы получить концерты. У нас был менеджер, который не понимал, как управлять группой. Хороший парень, но его интересовали только деньги от публикаций. Это всех нас бесило. После двух или трех альбомов мы сказали: «У нас недостаточно музыки, мы не можем идти в студию». В Лондоне все разбросаны кто куда, и вдруг ты оказываешься в студии и тратишь всё свое время, пытаясь собраться с мыслями. Я сказал: «Мы должны просто уехать, найти где-нибудь фермерский дом, который можно арендовать, побыть вместе и понять друг друга». Мы поехали в Девон и начали работать над альбомом, который стал "Fragile". Так что это была хорошая идея.
— "Fragile" и сингл "Roundabout" действительно подняли вас на новый уровень, особенно в Америке. Был ли момент, когда вы осознали, что Yes — большая группа?
— Это происходило постепенно. Мы нашли менеджера, у которого были связи в Америке, и вдруг мы поехали туда с Jethro Tull [в середине 1971 года]. У них был хитовый альбом ["Aqualung"], и на первом же концерте перед нами было десять тысяч человек, все смотрели на меня. Я дрожал. Я мог немного петь и играть на тамбурине, но это было всё. Поэтому я наблюдал за Иэном Андерсоном и увидел, что у него есть хореография — он точно знал, что делать в определенный момент песни. Я подумал: «О, вот как это делается…». Потому что раньше я стоял как идиот. [Смеется] Я до сих пор стою как идиот.
В следующий раз, когда мы поехали в Америку, мы ехали куда-то на машине, и по радио заиграл "Roundabout". [Взволнованно] «Мы по радио!». А потом прямо посередине песни — органное соло. Мы понятия не имели о радио-версиях. Мы не знали, что Atlantic Records сказали: «Чик-чик, это хит». И это был хит, большой хит. Через три месяца мы сами играли перед десятью тысячами человек.
— Вам нравилась слава, или она вскружила вам голову?
— Мне нравилось всё это. Мы открывали шоу Grand Funk Railroad перед пятнадцатью тысячами человек в поле. Я кричал: «Я люблю Америку! Я люблю Америку!». Я был под кайфом. Но я действительно любил Америку. Это было как будто в отпуске. У меня в чемодане был кассетный плеер и две колонки, как бумбокс. Я слушал Сибелиуса и Стравинского, азиатскую музыку. Играл на арфе и читал Германа Гессе, «Путешествие на Восток». Кто-то из ребят сидел в баре — ладно, каждый делает то, что хочет. Но я чувствовал себя очень комфортно в своем номере в Holiday Inn. Это было невероятное время.
— С кем из группы вы были близки?
— Я сотрудничал со Стивом Хау, как только мог. Я очень четко помню, как по дороге на завтрак услышал, как Стив играет гитарную фразу в своей комнате [напевает сложный рифф]. Я позавтракал, а он всё еще играл её. Я открыл дверь и сказал: «Стив, можешь изменить тональность?». Он изменил, и я начал петь: «Workings of man set to ply out historical life, regaining the flower of the fruit of his tree…» [строчка из эпической песни Yes 1977 года "Awaken"]. Это просто вырвалось.
— Откуда это взялось?
— Понятия не имею. Я просто знаю, что был влюблен в жизнь, был счастлив всему, и пел об этом. Я не задумывался о таких вещах, как: «Зачем я это делаю?».
— Иногда кажется, что Yes были не столько группой, сколько постоянной борьбой характеров. Пять упрямых людей, каждый из которых боролся за лидерство.
— Есть отличная фотография из студии, когда мы работали над [альбомом 1974 года] "Relayer". У всех руки на фейдерах — моя рука на фейдере с вокалом, у Криса — на басу, у Стива Хау, Алана [Уайта, барабанщика], [клавишника] Патрика Мораза — на своих. А еще есть [давний продюсер] Эдди Оффорд, который пытается вмешаться и сказать: «Ребята, так не пойдет». Это и есть Yes.
— У Рика Уэйкмана была коллекция дорогих машин. Какие экстравагантные вещи покупали вы?
— Да ничего особенного. У меня был недорогой Bentley Continental, который я купил у гитариста, которому нужны были деньги. У меня была коллекция инструментов — арфа, гитара, клавишные, маленький магнитофон Revox, на котором я мог делать наложения и удваивать, утраивать звуки.
— Это пригодилось, когда вы записывали свой дебютный сольный альбом "Olias of Sunhillow" в 1976 году. Это был безумный альбом, в лучшем смысле этого слова — вы сделали всё сами, от игры на всех инструментах до продюсирования и даже изобретения нового языка для одной из песен.
— Ну, всё началось с того, что Крис и Стив записывали сольные альбомы. Я сказал: «Соло означает сам по себе, поэтому я просто сделаю то, что могу сделать сам». Я столкнулся со старым другом Тони Колтоном, который продюсировал второй альбом Yes ["Time And A Word"]. Он пришел ко мне домой и начал играть на пианино, и я не мог поверить, насколько он хорош. Он сказал: «Ну, я учился в музыкальной школе». И вот что мне пришло в голову: «Я сделаю альбом так, как будто я в музыкальной школе. Я сочиню музыку, я сделаю аранжировку, и в конце поставлю себе пятерку».
— Был ли момент, когда вы подумали: «Зачем я вообще решил это сделать?»?
— Были такие моменты. Первые полтора месяца я был очень счастлив. В последний месяц у меня случился нервный срыв, когда я пытался всё это собрать воедино. Было четыре «племени» — перкуссия, струнные инструменты, колокольчики и свистки, потом вступает хор. Я записал их на четыре разные соединяющиеся катушки и просто не мог их синхронизировать. Пять дней спустя я всё еще пытался это сделать. Я выпил немного виски, упал и уснул прямо в студии.
Проснулся утром и подумал: «Что случилось?». Нажал на микс, и он был идеальным. Я понятия не имел, что произошло и как я это сделал. И я начал плакать, потому что эмоции от того, что я прошел через это, были такими сильными. Я благодарил богов. Такое случалось пару раз в моей жизни, когда ты соединяешься с божественной энергией и вдруг понимаешь: «Я могу дышать, всё в порядке, всё хорошо».
— Виски, наверное, помог, честно говоря.
— О, да [смеется]. Но я бросил всё, когда встретил своего духовного учителя. Я решил бросить пить, курить и всё остальное. А потом я встретил свою жену, и всё стало ясно, предопределено. Если не работаешь над альбомом, найди группу и отправляйся в турне.
— Вы ушли из Yes после альбома "Tormato" 1978 года. Было ли это трудное решение?
— Нет, всё было просто. Мы пытались сделать альбом в Париже с продюсером [Роем Томасом Бейкером], у которого было множество хитов. Он был хуже всех остальных, хотел быть рок-н-ролльной звездой тусовок. Он всё испортил. А Алан [Уайт, барабанщик Yes], который был там со своей девушкой, поехал кататься на роликах, сломал лодыжку, и это был конец всему. Как будто это большое столкновение ждало своего часа. Мы все сказали: «Ладно, я еду домой». И это то, что мы сделали. Невозможно изменить людей, когда они тусуются, и музыка — последнее, о чем они думают. После десяти лет Yes нам нужен был этот взрыв — я иду этим путем, ты идешь тем путем. Поэтому я уехал жить на юг Франции и обнаружил, что в то время был очень креативен.
После первого ухода из Yes Андерсон выпустил пять альбомов с 1980 по 1983 год, два сольных ("Song Of Seven" 1980 года и "Animation" 1982 года) и три с греческим клавишником Вангелисом ("Short Stories" 1980 года, "The Friends Of Mr Cairo" 1981 года и "Private Collection" 1983 года). Два сингла Jon & Vangelis — "I Hear You Now" и "Can't Find My Way Home" — вошли в топ-10 в Великобритании, а другой сингл, "State Of Independence", получил яркую переработку от диско-дивы Донны Саммер.
Карьера Yes была богата событиями, и в 1983 году Андерсон вернулся в группу для записи альбома "90125", заменив того, кто заменил его, Тревора Хорна (который в итоге спродюсировал этот альбом). Андерсон снова покинул группу в конце того десятилетия, чтобы сформировать отколовшуюся фракцию с другими беженцами из Yes Биллом Бруфордом, Риком Уэйкманом и Стивом Хау, но вернулся в 1990 году.
Но в 2008 году произошел еще один неожиданный поворот, когда группа решила продолжить работу с певцом-двойником Бенуа Давидом, так как Андерсон не смог гастролировать после госпитализации из-за тяжелого приступа астмы, который оставил его с острыми респираторными проблемами. За исключением кратковременного воссоединения со своими старыми товарищами по группе для вступления в Зал славы рок-н-ролла в 2017 году, он с тех пор не пел с Yes.
— После первого ухода из Yes вы выпустили пять альбомов с 1980 по 1983 год. Похоже на освобождение.
— Именно. Мне очень повезло познакомиться с Вангелисом и научиться духовному и музыкальному развитию. Он был идеальным спонтанным музыкантом. Он мог написать симфонию каждый день. У этого парня был невероятный талант. Я пел с ним, и большую часть времени текст рождался спонтанно.
— А потом вы вернулись в Yes в 1983 году для записи "90125", который стал еще более успешным, чем всё, что вы делали раньше.
— Это немного безумно. Я был на юге Франции, работал над парой проектов для Virgin Records, которые так и не реализовались, действительно хорошая музыка, которая у меня до сих пор есть. Я вернулся в Лондон и получил звонок от Криса: «Хочешь послушать музыку?». И он поставил кассету с альбомом, который стал "90125", он тогда назывался "Cinema". Он спросил: «Что думаешь?». Я сказал: «Чертовски круто. Я бы только изменил куплеты в “Owner Of A Lonely Heart”». И он спросил, не хочу ли я прийти и спеть. Он сказал: «Мы можем назвать это Yes, если ты споешь».
— Каково было вернуться в группу?
— Быть супер-мегазвездой — это было невероятно. Мне понравилось. Но я не думал об этом. Я творил. Помню, во время тура мы наняли двух ребят из киношколы в Филадельфии, чтобы снять документальный фильм о гастролях — одного звали Стив, а другого Тим. [«Стивом» на самом деле был Стивен Содерберг, будущий режиссер «Секса, лжи и видео» и трилогии «Одиннадцать друзей Оушена»].
В начале тура Стив и Тим арендовали машину и поехали на концерт в Бостон. Мы остановились на заправке, и рядом с ней был кинотеатр, где показывали фильм "This Is Spinal Tap". Мы втроем пошли и посмотрели его. Я не мог перестать смеяться — кто-то снял фильм о нас. Весь этот тур я просто смеялся до упаду над тем, как ведут себя люди [в группе]. Они не понимали, что являются Spinal Tap в реальной жизни.
— Yes были почти такими же взрывоопасными, как Spinal Tap. Вы снова ушли в конце восьмидесятых, чтобы сформировать ABWH с Биллом Бруфордом, Риком Уэйкманом и Стивом Хау, а затем вернулись в Yes в 1990 году.
— Yes были очень хрупкими, но жизнь продолжается. Мы записали альбом ABWH на Монтсеррате [в студии Джорджа Мартина Air]. Стив не хотел ехать, но остальным нам было очень весело. Мы играли в крикет против местной школы. Они пришли в белой форме и всё такое. Они нас разгромили.
— Правда ли, что вы однажды пытались создать группу с Риком Уэйкманом и Китом Эмерсоном?
— Да! Два клавишника, без гитариста. Серьезных обсуждений не было, только пара телефонных звонков. Но звучало бы потрясающе.
— Без гитариста. Понятно. Что нам следует из этого заключить?
— [Смеется] Ничего. Мне просто нужен был оркестр вокруг меня.
— Ваше время в Yes, похоже, окончательно закончилось в 2008 году, когда они гастролировали с певцом-двойником.
— Во второй раз я… я не уходил из группы, они нашли нового вокалиста. Поэтому я сказал своей жене Джейн: «Я выйду на сцену со своей гитарой и буду рассказывать истории, и мы будем путешествовать по миру вместе». И мы делали это два года. Это было невероятно. Yes нашли вокалиста и продолжили свой путь, и всё стало по-другому.
— Вам до сих пор больно, что вас заменили в Yes?
— Нет, потому что у меня теперь есть новая группа. У меня есть та группа Yes, которую я всегда хотел.
— Без всех этих рук на фейдерах.
— Именно!
— Было своего рода воссоединение в ARW, группе, которая у вас была с Риком Уэйкманом и бывшим гитаристом Yes Тревором Рэбином. Казалось, всё шло отлично, а потом вдруг прекратилось. Что пошло не так?
— Всё очень просто — просто плохой менеджмент. Люди со стороны шумели. Внешнее влияние сделало невозможным продолжение. Жизнь продолжается.
— Если бы Стив Хау позвонил вам завтра и сказал: «Не хочешь вернуться в Yes?», что бы вы ответили?
— Нет. Не сейчас. Я на самом деле связывался с ним, но получил очень мало в ответ. Но подумайте о песне “Still A Friend Of Mine” [с альбома "True"]. Со столькими людьми я встречался, не всё получалось, и в конце концов ты говоришь: «Я должен двигаться дальше. Ты должен двигаться дальше, заниматься своим делом, всё в порядке. Но ты всё еще мой друг, потому что мы многое пережили вместе в определенное время». Мы со Стивом написали "Close To The Edge".
— "True" кажется очень оптимистичным альбомом. Так ли это?
— Да. [Цитирует текст из "True True Messenger"]: «Боги мира восходят». Есть так много богов сознания Матери-Земли. Боги и феи. Люди не понимают — есть эльфы и феи на другом уровне сознания. Мы не можем их видеть, потому что они не хотят, чтобы их видели. Дело в том, что они существуют, мы связаны с ними, потому что очевидный смысл жизни — найти божественное внутри себя. Вот для чего мы здесь, все вместе: чтобы создать Райский сад на нашей планете.
— Это кажется сложной задачей в данный момент.
— Я мечтаю об этом. Я загипнотизирован деревьями, цветами, птицами, пчелами. Без деревьев нам нечем было бы дышать. Рай здесь, если ты хочешь его.
— В этом году вам исполнится восемьдесят… Планируете большое празднование?
— Я просто хочу расслабиться. Со мной будут мои дети, мои внуки, все вместе. У нас есть друг, у которого красивый дом, и мы прекрасно проведем там время.
— Кажется, вы прошли через всё это довольно безболезненно. В чем секрет?
— В системе убеждений, в знании того, что мы здесь по одной причине и только по одной, и эта причина — найти божественное, которое нас окружает, и соединиться с ним.
— Попадет ли когда-нибудь «Аккрингтон Стэнли» в Премьер-лигу?
— [Смеется] Я всё еще верю в это. Посмотрите на «Брентфорд» в Премьер-лиге. Если они смогли, то и «Аккрингтон Стэнли» сможет.
"True" Джона Андерсона и The Band Geeks уже вышел на лейбле Frontiers.