Глава 12.
Зима 1898-99 года
Солнце жёлтым блином катило по мутному морозному небу. Лёнька спешил, подгонял лошадь — скоро наступят ранние зимние сумерки, а впереди ещё много работы. У самой деревни он натянул вожжи, увидев возле стога сена знакомую фигурку. Зойка притопывала ножками в серых валенках, грела дыханием руки — видно, давно уж высматривала кого-то. Лёнька замер — раскрасневшиеся щеки делали из девчонки писаную красавицу.
Но вот Зойка оживилась, будто услышав чей-то голос, улыбнулась, не замечая Лёньки, подалась было вперёд, но тут же отпрянула, будто обжегшись. А из-за хлевов показалась пара — Филькина дочка Лушенька и Васька, батрацкий сын. Вьются из-под шапки Васькины золотые кудри, задорно смотрят васильковые глаза, сыплет шутками парнишка, увивается вокруг Лукерьи. А та и рада — хохочет весело, покачивает пустыми вёдрами. Столкнулась вдруг взглядом с Лёнькой, вспыхнула, сползла улыбка с лица её. А потом, будто наперекор, вскинула Лушка голову гордо и начала спускаться к реке, к проруби. Следом за ней заторопился Василий.
У Зойки в глазах плеснулись боль и отчаяние — за что? Резануло Лёньку по сердцу. Словно снова тот зимний день увидел и тонущую в реке девчонку. Снова тонет ведь, только теперь в горе своём тонет… А она рот ладонью зажала и бежать кинулась.
- Зоя! — Лёнька бросился следом за ней. — Зоя, постой!
- Ну что, что тебе ещё нужно?! — закричала девушка, оборачиваясь. — Отстань от меня!
- Зоя, посмотри!
- Ну что?!
Лёнька вынул из-за пазухи истерзанное тельце:
- Посмотри!
- Кто это? — испуганно спросила Зойка.
- Белка. Её ястреб потрепал.
- Бедная… - лицо Зойки исказилось жалостью. — Она умрёт?
- Не знаю. Раны от когтей глубокие
Зверёк хрипло дышал, пытался угрожающе рычать, но вырваться из Лёнькиной ладони сил не хватало.
...Красавица белка легко скользила по сосновому стволу, то спускаясь вниз, то взлетая к самой макушке, скакала с ветки на ветку. Лёнька заворожённо смотрел на её замысловатый танец, прославляя в душе Создателя, и не сразу понял, что произошло, когда упала на зверушку серо-пёстрая тень. А поняв, с силой швырнул в хищницу тяжёлую, шитую из овечьей шкуры рукавицу.
- А ну, пошла вон! — крикнул он. — Отпусти её!
Рукавица попала ястребу в голову, и от неожиданности он выпустил белку из когтей, но тут же схватил её снова. Вторая рукавица и громкий Лёнькин крик заставили птицу бросить добычу и ретироваться. А Лёнька кинулся по глубокому снегу подбирать помятое маленькое тельце…
- А отдай её мне! — вдруг сказала Зойка.
- Тебе? Зачем?
- Попробую выходить её. Я хочу, чтобы она жила…
- А если не получится?
- Лёнь, ты не бросил её в лесу, а принёс домой. Зачем?
- Не знаю… Жалко было оставлять её.
- Ты хотел посмотреть, как она будет кончаться? — глаза Зойки сверкнули.
- Нет.
- Значит, ты хочешь, чтобы она выжила? И я хочу. Очень хочу. Отдай мне её!
- Возьми! — Лёнька положил зверушку в Зойкину руку.
Девчонка бережно прикрыла несчастную второй ладошкой и пошла к своему дому. Парнишка улыбнулся: теперь у неё есть дело поважнее Васькиных кудрей.
- Я сделаю для неё клетку! — крикнул он вслед Зойке.
- Зачем? — удивлённо обернулась она.
- Да ведь она оклемается и скакать по избе начнёт!
- Пусть скачет! — крикнула Зойка и побежала.
Весь вечер она хлопотала возле белки — устраивала ей тёплое гнездо, поила травяным отваром, отгоняла любопытную кошку и не менее любопытных меньших братцев.
- Что это ты с нею возишься? — Силантий с удивлением смотрел на дочь.
- Да ведь жаль её. Мучается она, сердешная.
- Добрая у тебя душа, дочушка!
Девчонка молчала. А на другой день мать услышала её тихий шёпот:
- Вот и сердце моё так же мучается, как ты, белочка моя милая!
- А отчего же оно у тебя мучается, Зоенька? — подошла Марфа к дочери.
- Ни от чего… - поджались упрямо девичьи губы.
- За Василием, видно, сохнет? А он? Не люба ты ему?
На Зойкиных глазах появились слёзы. Девчонка схватила миску, из которой поила белку, и отошла к окну.
- Давеча смотрю — он с Лукерьей Филькиной идёт. Та на коромысле два ведра несёт, а он рядом прогуливается.
- Что ж такого? — глухо спросила Зойка.
- Лёнька коромысло-то сам попёр бы… Гляди, велика беда, этакий олух с другой гуляет!
Зойка молчала.
- Значит, болит сердечко твоё… - примирительно сказала мать.
- Болит…
- А теперь подумай, каково оно у Лёньки болит. Любит ведь он тебя, а ты по Ваське сохнешь. Ему-то сладко? Он на гору с Егорием для чего полез? Чтобы тебя черёмухой порадовать!
- А потом зачем лазил?
- Потом уже в раж вошёл. Пондравилось ему это дело. А помнишь, он диких яблок из лесу для тебя принёс? Мог бы матери отдать или младшим ребятам, а он тебе их отдал.
- Мог бы и не отдавать.
- Мог бы. А Прохор? У него сердце не болит? Ему ведь тоже ты люба. Он ведь волка изловить ради тебя хотел.
- Изловил свою собаку.
- Что же, не повезло ему в ту ночь. А барсука для отца твоего изловил, когда он заболел! Эх, девка, девка… Не видишь ты, когда по тебе сохнут, а сама своё сердце за шалопута рвёшь. Глупая ты у меня, оказывается!
Марфа накинула на себя зипун и направилась к двери. Потом остановилась и сказала:
- А Лушеньку Филимон за Ваську не отдаст. И правильно сделает. Мы с отцом тоже тебя за него не отдали бы.
Закрылась за матерью дверь, а Зойка задумалась. Разве у ребят может вот так же сердце разрываться от боли? У Лёньки, когда он увидел её, поджидающей Василия, не болело? У Прошки? Ведь она даже не взглянула на него, куда уж там поблагодарить за барсука! А ведь батюшка тогда быстро барсучьим жиром вылечился. Неужели они чувствовали то же самое, что чувствует сейчас она?
Постой! Зойку обдало жаром. Отец не отдаст Лушеньку за Василия? А ведь и верно, не отдаст! Дядька Филимон к богатству тянется, ему батрак в зятья не нужен. Хотя кто знает, что у Васькиного отца припасено для обзаведения, может, развернётся мужик ещё почище Фрола с Устином, но пока что гнёт он спину в гордеевском хозяйстве. Значит, и в самом деле не отдаст. Значит, будут и Лушенька, и Василий несчастными, будут у них болеть и рваться сердца. Неужто у всех так? Неужто так устроено, чтобы люди любили, страдали, мучились? А если так, то она, Зойка, всего лишь одна из многих.
- Зойка, там хтой-то в дверь стучит! — звонко заверещал один из меньших братьев.
- Так поди, открой! — отозвалась девчонка.
Однако открывать не пришлось. Не пороге появился Лёнька.
- Зоя! — тихо сказал он.
- А? — девчонка подняла на него глаза и будто впервые увидела Лёнькин покорный, любящий взгляд.
- Я для белки семечек принёс и орешков. Возьми!
Парнишка извлёк из кармана мешочек, положил его на скамейку у двери.
- Не ест она покуда ничего. Пьёт только, - ласково ответила Зойка. — Да ты не уходи, Лёнь. Ты, наверное, поглядеть на неё хочешь? Так погляди.
Парнишка затоптался у двери, снимая обувь.
- Да иди же в валенках! Небось, не грязные! — засмеялась Зойка.
- Снег не весь обмёлся, таять будет, полы намочу, - смущённо пробормотал Лёнька.
- Лёнь, расскажи, как ты её нашёл! Она что, лежала на снегу?
- Она скакала по деревьям, - Лёнька наклонился над гнездом, в котором лежала раненая. — Такая она была забавная, что я про всё забыл. Просто стоял и смотрел на неё.
- А как же…
- Ястреб её схватил. Она отбивалась…
- И он бросил её?! Не может быть. Чтобы ястреб бросил добычу… Это ты его спугнул! Правда ведь, это ты?
- Я. Рукавицами в него кидал.
- Где же теперь твои рукавицы?
- Не знаю. Упали в снег. Я не шибко и искал, домой торопился.
- Лёнь, ты не жалей их, я тебе новые сошью!
Лёнька улыбнулся:
- Заботливая ты, Зоя. Видишь, и белочка уже дышит ровнее, на пользу ей твои хлопоты. Глядишь, завтра скакать по избе начнёт.
- Не завтра… - засмущалась девчонка. — Она ещё даже не ест.
- А ты попробуй, покорми.
Зойка достала из торбы немного семечек и, очистив одну, положила зверушке в открытый рот. Белка замерла, потом быстро задвигала зубками.
- Ест, надо же — ест! — засмеялась Зойка.
Следом за первой семянкой в крошечном рту исчезла ещё одна, и ещё.
- А ну-ка, Лёнь, ты покорми её! — весело сказала Зойка.
- Я ей тыквенную дам!
Одна тыквенная была поглощена с той же скоростью, что и подсолнечная, но вторую есть белка отказалась.
- Сыта уже, поди… - Лёнька ласково провёл пальцем по спинке зверька, а тот и не сопротивлялся, будто растворяясь и растекаясь от удовольствия. — Пойду я, Зой. Пора мне. А клетку я сделаю. И колесо тоже.
Зойка с улыбкой посмотрела на парня:
- Хороший ты, Лёнь.
После полудня взглянуть на белку пришёл Василий.
- Говорят, ты зверя лесного лечишь! — сказал он задорно, глядя Зойке прямо в глаза.
Заколотилось у девчонки сердце, отвела она взгляд.
- Правду говорят. Иди, посмотри, вот она!
Василий прошёл к гнезду, не снимая валенок:
- Ишь ты, зверь… маленький какой! И чем тут ястребу поживиться, одни кожа да кости! Ну, чего фыркаешь! Я же не ястреб!
А белка и в самом деле — топорщила спинку, фыркала, тихо рычала на парня.
- Красивая ты, Зоя! — вдруг сказал Василий. — Ты выходи, как стемнеет, на улицу.
- Зачем? — тихо спросила Зойка.
- Поговорим… На звёзды поглядим… Выйдешь?
- Не знаю… Нет…
- Ты подумай. Выходи. Я буду ждать тебя.
Василий ушёл, оставив на чисто вымытом полу лужицы от растаявшего снега и крошечные кусочки навоза с валенок. Зойка вздохнула, принялась убираться.
Вошёл с улицы Силантий:
- Ух, морозище! Озябли руки. Даже в рукавицах озябли.
- Грейся, тятя, - сказала Зойка.
Отец скинул повесил тулуп на гвоздь, поставил рядом обувь, прислонил замёрзшие руки к печному боку.
- Слыхали, какой сегодня скандал случился?
- Ты о чём это? — насторожилась Марфа.
- Филимон Кузьмин увидел, что Васька Кормухин Лушеньку его обхаживает, и накинулся на него с кулаками. Не для такого, мол, голодранца я дочь растил.
Марфа со значением посмотрела на Зойку, а потом спросила мужа:
- Так а Василий-то что?
- То-то и оно. Парнишка не смолчал, Фильке в ухо кулаком заехал да пригрозился пожечь ему подворье.
- Чтоооо??? — у Марфы глаза стали огромными, как блюдца. — Так и сказал, что сожжёт?!
- Ну, не так он сказал. Гляди, говорит, как бы не прогулялся по твоим хлевам красный петух.
- Ох ти мне… - Марфа схватилась за голову.
- Слыхал я… - осторожно сказал Силантий, - будто Васька энтот с лево… рево… цанерами где-то якшался. Будто бы старшой его брат… - он перешёл на шёпот, - по политическому делу в тюрьме сидел.
- Баатюшки-светы… Вот дал Бог соседа нам… Погоди, а Филька что на это сказал?
- Сказал, что ежели у него пожар приключится, то отправит он Василия на каторгу. И строго-настрого запретил ему к Лукерье подходить.
- Воон оно что… - состроила гримаску Марфа. — То ли ещё будет…
Зойка взяла в руки веретено. Так вот почему Василий пришёл сегодня в их дом! Не белка ему была нужна, совсем не белка. Сердце девичье ему понадобилось. А как же Лушенька? Её разбитое сердце никого не печалит?
Крутилось веретено в проворных девичьих пальцах, вытягивалась тонкая ровная нить, а мысли в Зойкиной голове цеплялись одна за другую.
Утром, едва освободившись от дел, она направилась к дому Кузьминых.
- Зоя? — с испугом в голосе вскрикнула Лукрья, увидев гостью.
- Да, Луша, я. Можно к тебе? — Зойка замерла у порога.
- Конечно. Пойдём в мою спаленку…
Зойка с любопытством смотрела на обстановку Филькиного дома. Фикусы в кадках, обои в цветочек… А в Лушенькиной комнатке кровать железная с серебряными шишечками на грядушке.
- Луша, я знаю, что вчера было…
- Что поделать… - вздохнула Лукерья.
- Я… я знаю, что тебе плохо, Лушенька. Я по-хорошему, я… чтобы ты знала, я всегда за тебя горой стоять буду. Я тебя не предам. Я тебе счастья хочу, много-много счастья.
- Где оно, то счастье… - снова вздохнула Лукерья.
- Болит ведь сердце у тебя, милая!
- Болит, Зоенька, да не от того!
- А он-то, Василий…
- Он мне бежать с ним предлагал.
- Что..?
- Где-то недалеко его старший брат живёт. Пока говорит, у него побудем, он поможет нам паспорта сделать, а потом подадимся за Байкал.
- Без венчания? Ведь тебя ещё цельных два года никто венчать не станет!
- Он сказал, в паспортах изменят возраст.
- И что ты? Согласилась?! — ахнула Зойка.
- Нет. Не согласилась. Не брошу я маменьку с тятей. Да и…
- Да ведь ты любишь его, Василия?
- Нет, Зоенька. Не люблю.
- А зачем же ты гуляла с ним? — растерянно спросила Зойка.
- А ты думаешь, легко мне так жить? — лицо Лукерьи болезненно скривилось. - Всех ребят в деревне — Прохор да Алексей, да брат твой Колька. Остальные — совсем дети ещё, они не в счёт. Колька больше возле отца крутится, ему покуда любовь не нужна. Прошка с Лёнькой с тебя глаз не спускают, о тебе только все мысли да разговоры. А я? Обо мне кто-нибудь думает? Обо мне кто-то мечтает? Никто…
- Ой, Лушенька… - шёпотом сказала Зойка, прижимая ладошки к щекам.
- А тут он… Будто с картинки сошёл, глаза синие, кудри золотые… Я думала, он сразу к тебе начнёт клинья подбивать, а он огляделся, да ко мне. Лестно мне стало, вот и стала я с ним ходить. Сама иду, а сама думаю, вот если бы на его месте был…
Лукерья замолчала, прижала ладошку к губам.
- Кто, Лушенька? — шёпотом спросила Зойка.
- Да так, никто. Ты не знаешь его… - нехотя сказала Лукерья, жалея о своих неосторожных словах.
- Не может быть, чтобы не знала. Скажи, Лушенька, - умоляюще сложила руки Зойка.
- Сказать? — голос Лукерьи вдруг окреп. — Что же, скажу. Алексея я люблю. Лёньку Крупенкина. Только не нужна я ему. А он тебе не нужен. Тебе Василия подавай. Видишь, какая у нас карусель получилась?
- Вижу…
- Только я тебе так скажу, Зоя. Нет в Василии ничего, окромя красоты. Тепла в нём нет, понимаешь? Жалости нет.
Зойка вспомнила лужи с ошмётками навоза от Васькиных валенок, улыбнулась горько:
- И правда, жалости совсем у него нет.
- Только боюсь я, Зоенька…
- Чего?
- Боюсь, подпалит он двор наш в отместку мне. Не согласилась ведь я бежать с ним.
- Мне кажется, он подпалил бы, даже если бы ты сбежала, - осипшим голосом сказала Зойка. — Чтобы родителям твоим больнее было.
- Угораздило же меня связаться с ним, - перекрестилась Лукерья. — Что теперя делать мне?
- Ничего не делать. Молиться. На всё воля Божья, - Зойка поднялась со стула. — Пойду я, Лушенька. А ты не боись. Фрол, верно, знает уже про вчерашнее. Он староста, он не позволит Василию пакостить.
- Дай-то Бог, - снова перекрестилась Лушенька. — Ты приходи ко мне почаще, Зоя. Приноси с собою рукоделие какое, будем сидеть рядком да говорить о том о сём…
- Ребят-то звать? — засмеялась Зойка. — Чтобы настоящие посиделки были?
- Ой, пускай приходят! — улыбнулась Лукерья.
- Дядька Филимон не станет браниться?
- Не станет. Скажем, что вечёрки всегда в самой богатой избе бывают, он и не станет!
Зойка расхохоталась, чмокнула подругу в щеку и выскочила из спаленки. А уже выйдя из фасонистого Филькиного дома, остановилась в задумчивости — как же им теперь Лёньку делить?
Продолжение следует... (Главы выходят раз в неделю, обычно по воскресеньям)
Предыдущие главы: 1) В пути 11) Пришлые
Если по каким-то причинам (надеемся, этого не случится!) канал будет удалён, то продолжение повести ищите на сайте одноклассники в группе Горница https://ok.ru/gornit
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!
