Найти в Дзене

Повесть " Ты прости меня, сын "

2 глава

Автор Эльмира Ибрагимова

Изображение сгенерировано в приложении "Шедеврум " автором канала Дилярой Гайдаровой
Изображение сгенерировано в приложении "Шедеврум " автором канала Дилярой Гайдаровой

Амина была рада тому, что Расул не видит сейчас ее слез. Она молчит , а он в таком состоянии, что не может угадать ее беззвучные слезы, отчаяние, боль. Все силы девушки сейчас уходили на то, чтобы не разрыдаться в голос. Из груди рвался стон, она уже не представляла себе жизни без встреч с Расулом, его голоса и рук. Но понимала: так надо. Значит не судьба. И у нее нет другого выхода, кроме как уйти. Надо взять себя в руки и жить дальше, не она первая в такой ситуации, не она последняя. Ей вдруг вспомнилось, как в их последнюю с Расулом встречу в ресторане музыканты три раза подряд пели одну и ту же песню.

- «Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все - я ухожу из твоей жизни», - проникновенно и отчаянно повторял слова известной песни молодой певец, немного смущаясь трехкратного исполнения подряд одной и той же песни. Такой необычный заказ – спеть эту песню три раза подряд сделал один из клиентов, уже нетрезвый мужчина лет сорока, сидящий неподалеку от столика Расула и Амины.

- Я вообще - то не магнитофон и пою без фонограммы, - пытался объяснить пьяному вокалист. – Я спою Вам Вашу песню трижды, но не подряд, а в течение вечера.

Но пьяного клиента музыкантам убедить не удалось, и тогда расчувствовавшегося гостя попытался успокоить администратор. Клиент стоял на своем и постепенно в процессе переговоров выложил на стол все деньги из своих карманов. Администратор почувствовал назревание конфликта, а музыканты, наконец, сжалились над слезно умолявшим их пьяным гостем и решили все - таки выполнить его странный, долгоиграющий заказ.

Администратор лично извинился перед остальными гостями ресторана и объявил, что в виде исключения сегодня будет выполнен особый трехкратный музыкальный привет .

Амина и Расул оглянулись на гостя, заказавшего песню, и вдруг увидели: по лицу нетрезвого мужчины текли слезы. Он не вытирал их и грустно смотрел вниз, опустив голову.

- Бедолага, он, видимо, очень много выпил, - пожалел пьяного мужчину Расул.

- Алкоголь не причем, - ответила Амина - Ему просто больно, это же видно, он расстался с любимой. Теперь Амине и самой довелось узнать горечь разлуки и расставания. Она уже знала, как это больно, но пыталась убедить себя: все к лучшему. Отношения с Расулом не имели будущего, и их надо было прекратить. Она не способна разбить чужую семью, в которой есть ребенок. Не сможет быть счастливой на несчастье другой женщины. А Расул, она это видела, не любил ее, он просто привязался к ней, как тянется изголодавшийся по женской ласке, вниманию мужчина к женщине. Но Амина своим особым женским чутьем чувствовала: в сердце любимого она не живет.

После «бегства» Амины из города Расул по-своему переживал ее отъезд, но тоже понимал - так лучше для них обоих. Он знал о том, что не любит Амину, что тянется к ней скорее телом, чем душой. Расулу было хорошо с этой девушкой, легко и уютно, и потому зачастую он совсем не хотел уходить к жене, по- настоящему любимой, но абсолютно безразличной к нему.

Нурият сделала все, чтобы отношения в семье сына наладились. Для этого она нарушила свое железное правило: не вмешиваться в жизнь молодых. И если до сих пор позволяла себе изредка давать невестке советы в мягкой и дружелюбной форме, то на этот раз в разговоре с Хадижат была жесткой и строгой как классическая свекровь. В один из дней она почти насильно послала невестку в парикмахерскую, а потом уже при ее матери высказала Хадижат все претензии, накопившиеся за последнее время. Этот разговор, дополненный комментариями мамы и сестер, возымел свое действие. И Хадижат, словно очнувшись от долгой спячки, постепенно стала преображаться. Через некоторое время это была другая женщина: ухоженная и небезразличная к собственному виду и, самое главное, внимательная к мужу.

Расул, потерявший Амину и некоторое время еще тосковавший по ней - нежной женственной и влюбленной в него без памяти, как в спасение бросился в новую волну отношений с женой. Они с Хадижат опять были вместе и, истосковавшись друг по другу, по новому ощутили свое супружеское счастье. Нурият была довольна проделанной работой: об измене Расула жене так никто и не узнал.

В семье Расула все наладилось, угнетала лишь одна проблема: вторая беременность у Хадижат не наступала, хотя супруги и не собирались делать перерыва между детьми. Заранее обсудили и вопрос с количеством детей.

- Чем больше, тем лучше, - говорил Расул. - Но не меньше четверых, да, милая?

- А я думаю, что троих более чем достаточно, - улыбаясь, отвечала мужу Хадижат, но в душе уже согласилась с мужем: пусть будет четверо, она не против. Только бы Всевышний дал им детей и здоровье, чтобы их поднять.

Но только через два с небольшим года счастливая Хадижат сообщила мужу новость, что они еще раз будут родителями, Расул схватил ее на руки и стал кружить по комнате.

- Ты меня уронишь, ненормальный, - смеялась она, но и сама была счастлива в предвкушении будущего материнства.

- Слава Богу, - только и сказала Нурият, узнав приятную новость. До Аллаха дошли мои молитвы, и у Расула будет, наконец, второй ребенок. Может, тогда невестка будет не столь одержимой в отношении трехлетнего Мурада.

Несмотря на то, что отношения с Расулом у Хадижат наладились, и она стала уделять внимание и время не только сыну, но и мужу, молодая женщина относилась к своему первенцу все также болезненно – тряслась над его детскими болячками, боялась всего, что могло причинить ему малейший вред.

-И когда ты поймешь, наконец, что так нельзя? Твой страх за ребенка до добра не доведет. Нельзя так Хадижат… Всевышнему не нравится такая наша привязанность к детям. Успокойся и не дрожи над ним так, - просила невестку Нурият , и сама понимая: Хадижат не изменится. Оставалась одна надежда – второй ребенок, который должен был отвлечь помешавшуюся на своей любви мать от излишней привязанности к первенцу.

Беременность Хадижат протекала спокойно и без всяких осложнений. Она чувствовала себя хорошо, врачей не беспокоило ее состояние и результаты анализов. Но в родах неожиданно начались осложнения, и роженица потеряла много крови. Состояние ее резко ухудшилось, и врачи сутки боролись за ее жизнь.

- Мне не нужен ребенок без нее, - просил врачей расстроенный Расул. – Спасите мою жену. Несмотря на старания врачей сохранить жизнь обоих, ребенка не спасли, а кровотечение роженицы никак не удавалось остановить. Выбора не оставалось, жизнь Хадижат висела на волоске и врачи, предупредив родных, стали срочно готовить роженицу к операции.

Первое время от Хадижат скрывали все – и то, что потеряла ребенка, и то, что ей сделали операцию, исключающую возможность материнства в будущем.

Расул еле сдерживал слезы, читая записки от жены.

« Сделай же что-нибудь, Расул, - просила она в одной из них, переданной через санитарку,- Ребенка на кормление мне не приносят. Говорят, что слабый, лежит под какой-то лампой. Я их прошу – принесите сына хоть на минутку, если нельзя, я его кормить не буду. Не принесли мне малыша, и меня к нему не пускают. А ты видел нашего сына? Придумал ему имя?»

Эта и подобные записки жены разрывали Расулу сердце, и он боялся момента, когда надо будет раскрыть Хадижат всю правду. Молодая женщина ничего не знала, кроме того, что при родах ей сделали операцию . Она еще и успокаивала в записках мужа, видя, как в эти дни Расул осунулся и похудел от переживаний:

« Не переживай ты так за меня, родной. Ничего ведь не случилось, только операция. Сейчас многие женщины через кесарево рожают, чтобы ребенком не рисковать. А у меня, говорят, операция была немного сложнее, чем у них. Но я даже вникать в это не хочу, зачем мне их врачебные подробности? Я жива, почти здорова, у меня теперь двое детей и мне больше ничего не надо».

Расул не мог читать и слышать такие откровения жены, его сердце сжималось от невыносимой жалости к Хадижат, ведь она очень скоро узнает страшную правду: ребенка у нее нет, детей больше никогда не будет. А операция была совсем не такой, как она думает.

Хадижат сказали всю правду о ребенке только после того, как она окрепла, за день до выписки. Скрывать случившееся от нее было трудно, она настоятельно требовала показать ей сына. А в один из вечеров сама добралась до палаты новорожденных, чем напугала медсестру. Та с трудом выпроводила Хадижат из палаты, после чего с несостоявшейся матерью случилась настоящая истерика. Узнав об этом Расул, попросил у заведующего отделением встречи с женой. Она спустилась на первый этаж, где в ординаторской супругам дали возможность поговорить. Подготовив жену, насколько это было возможно в их ситуации, Расул сказал ей о том, что их новорожденного сына спасти не удалось.

- Это очень печально для всех нас, родная. Но не надо так сильно переживать. Выздоравливай, наш сын по тебе очень скучает.

Хадижат не плакала, слишком сильным был шок, а Расул даже не знал, как утешить ее и что еще сказать. Он обнимал Хадижат, гладил ее волосы, прижимал к себе, но она словно окаменела.

Через некоторое время за Хадижат спустилась медсестра и Расул передал ей жену. Он и сам был до предела измучен в эти дни , и сейчас, сказав жене обо всем, впервые почувствовал некоторое облегчение. Хотя сознавать случившееся и видеть Хадижат в таком отчаянии ему было тяжело.

- Завтра мы заберем ее домой, а там не оставим одну и без внимания. Мурадик ее отвлечет. С ней будут ее сестры, Хадижат постепенно успокоится, - уговаривал он себя по дороге домой, - А о том, что у нас больше не будет детей, ей пока знать нельзя, пусть окончательно оклемается.

Придя домой, Расул позвонил дежурному врачу, спросил о жене. Тот сказал: Хадижат сделали укол с успокоительным, сейчас она ведет себя относительно спокойно. Только тихонько плачет, отвернувшись к стене.

- Она расстроена, и это естественно. Носить ребенка девять месяцев под сердцем и потерять в одночасье – это удар для женщины. Пусть поплачет, иначе на сердце будет нагрузка. А чтобы ей легче справиться с этой болью, мы позже сделаем ей еще один укол. Пока ей трудно справляться с этим стрессом самостоятельно. Успокоительное в этом случае помогает наверняка. Поспит ночь, а завтра домой заберете.

Все так и было бы, но одна из санитарок отделения, сердобольная Бика, увидев Хадижат в слезах, решила ее успокоить. Она сочувствовала женщине, потерявшей ребенка, а еще была признательна ее мужу за щедрые вознаграждения. В эти дни Расул не раз положил в карман ее халата деньги, прося передать жене записку или передачу. Бика догадалась о причине слез Хадижат, она видела ее с мужем на первом этаже, и по настроению супругов догадалась: тщательно скрываемую от Хадижат тайну ей сегодня наконец открыли. И теперь молодая женщина, отвернувшись к стене, плакала.

Два года назад двадцатипятилетнего сына Бики убили в пьяной драке, и она хорошо знала, что такое терять детей. Хотя ее горе с горем Хадижат и сравнить нельзя. У Бики в отличие от Хадижат нет больше детей, нет мужа, а убитому сыну было двадцать пять лет. И все же, она понимала ее боль. Она подошла к кровати Хадижат, погладила молодую женщину по плечу:

- Потерпи, моя хорошая. Боль притупится, и со временем перестанет тебя мучить. И подумай о моем горе, может, тебе легче станет, когда сравнишь. Моему Алибеку двадцать пять лет было, когда его убили. И женить я его не успела, и ничего для него сделать. А ведь четверть века прошла с тех пор, как от меня ушел муж, я жила только для сына и ради сына. И вот теперь видишь – у меня ничего в жизни нет. Разве что этот роддом, врачи, медсестры, к которым я привыкла как к своей семье. И возможность помогать хоть чем-то людям. Этим и живу, цепляюсь за жизнь. А когда умру, к моему Анвару и на кладбище пойти будет некому.

Хадижат сквозь слезы слышала слова Бики, понимала, как велика и пронзительна ее боль. Но у нее не было сейчас сил даже на сочувствие, женщина была переполнена собственным горем.

- Не убивайся так, ты ведь и сама чуть не погибла, - просила ее Бика, видя, что плечи Хадижат стали вздрагивать еще больше. - Конечно, жаль, что с тобой такое случилось. Двойной удар ты от судьбы получила - и ребенка потеряла, и операция эта проклятая.

Хадижат была благодарна сердобольной Бике за сочувствие, ей сейчас очень не хватало участия близких и родных. А сочувствующие взгляды счастливых мамаш, воркующих над своими новорожденными птенчиками, еще больше расстраивали Хадижат, разрывали ее сердце.

- Хорошо, что Бика посидела со мной, чуточку легче стало, подумала она.- Разговаривать ни с кем не хочется, нет ни сил, не желания, ни слов – в душе все перегорело. Но и одной оставаться наедине со своей болью невыносимо.

Хадижат вдруг задумалась о том, каким был бы ее сын? На кого был бы похож – на нее или Расула? А может, был бы похож на своего трехлетнего брата, ведь Мурад был одновременно похож на обоих родителей. Каким бы он вырос? Кем стал бы в будущем? - эти многочисленные вопросы, заданные ею самой себе совсем разбередили страдающее сердце молодой женщины.

- Хадижат, может, поговоришь с мужем и вы, не теряя времени, ребенка себе возьмете прямо сейчас, из роддома, - неожиданно предложила Бика и стала убеждать ее в необходимости такого шага. - И кормить его грудью пока сама смогла бы, а то ведь до сих пор молоко сцеживаешь.

Хадижат молчала из вежливости и уважения к Бике, хотя не допускала даже мысли об усыновлении чужого ребенка. А пожилая санитарка, приняв молчание Хадижат за раздумья, продолжила:

- Позавчера у нас тут одна мамаша от мальчишки своего отказалась, даже кормить его не стала. Перевязала себе грудь туго простыней, чтобы молоко ушло. Вот теперь всем миром женщины его кормят, по палатам носят несчастного мальчонку. А потом, ясное дело – в Дом ребенка сдадут. Хорошо бы вам с мужем забрать его к себе, он такой хорошенький. Доктор говорит – на редкость здоровый ребенок, а эта дура отказную уже написала. Главврач вчера с ней целый час разговаривал - и просил, и предупреждал: пожалеете, мол. А она ни в какую, каменная девка попалась, без жалостная. - Не возьму, говорит, не нужен мне ребенок. Кому хотите - тому и отдайте. И никаких переживаний, глаза свои бесстыжие подкрасила и часами с каким-то милиционером через окно разговаривает. Вот и пойми - кто он ей, этот милиционер? Его ли ребенок? Не иначе, что подцепила его, будучи беременной? И почему такая несправедливость – господи! У той, которая хотела родить, ты дитя отнимаешь. А этой шлюшке ребенок не нужен, но он у нее родился, да еще и такой хороший.

- Зачем она мне говорит об этом ребенке? – не понимала Хадижат, молча слушая Бику.- Разве мне сейчас до чужих проблем и несчастий, своих достаточно. И зачем нам с Расулом этот подкидыш? Ребенок – не игрушка, а она не была уверена, что сможет любить его как родного. Не нужен им чужой. У них с Расулом есть Мурадик , они еще молоды, и дети у нас будут.

Словно в ответ на мысли Хадижат Бика сказала:

-Лучше бы вам с мужем этого мальчишку усыновить . Как своего бы воспитали. А то ведь один ребенок не ребенок, нужны вашему сыну брат или сестра. И чего вам не взять ребенка, пока есть подходящий , если своих у вас больше не будет? Как же я плакала, когда про твою операцию узнала! Наши врачи, хоть и хорошие, но всегда торопятся с решением. Им лишь бы что-то удалить. А вот как потом женщине на всю жизнь бесплодной остаться, когда они из нее все женское извлекли, врачи не думают. Им лишь бы, не дай Бог, показатели не испортить. Вот и наши врачи боялись за тебя, потому тебе все и удалили. А может, поторопились.

Хадижат похолодела:

-Ах, вот, значит, о какой операции речь идет. Значит, это не банальное кесарево с осложнениями, как она до сих пор думала. Она теперь бесплодна и навсегда, это приговор. Детей у них с Расулом не будет, она пустая, она не женщина. Ночью у Хадижат поднялась температура, началась истерика. А утром Расул, несмотря на ее состояние и протесты врачей, все же забрал жену домой.

- Ничего, не волнуйтесь, я о жене позабочусь, создам ей дома все условия. У нее две сестры, мать, свекровь. Я и сам взял отпуск и все время буду рядом,- уговаривал он врача, советующего перевести ее в другую больницу, в отделение женских неврозов. - Вы ведь и сами знаете - дома и стены помогают. Наш сын поможет ей обо всем забыть. Я сегодня же найду ей частного психотерапевта. Я все сделаю, но в больнице моей жене оставаться больше нельзя.

Расулу пришлось нелегко. Он забрал Хадижат домой и старался не отходить от нее. Терпел истерики жены, ее нескончаемые слезы, утешал ее. Но Хадижат сейчас не в состоянии была оценить заботу и великодушие мужа. Она была подавлена депрессией. Многочасовое молчание могло вдруг неожиданно перерасти в истерику, слезы, крики, стоны. Расул проконсультировал жену у хорошего психотерапевта, и тот назначил Хадижат лечение. Кроме того, каждый день приходила психолог, обещавшая вывести Хадижат из стресса.

- Зачем я тебе нужна такая – пустая? Ты так мечтал о детях, о том, чтобы их было много! Ты всю жизнь меня будешь упрекать и ненавидеть за то, что я не могу родить, - кричала Хадижат в истерике, заливаясь слезами . - Отпусти меня, Расул. Я хочу домой, к родителям, сестрам.

- Твой дом здесь, Хадижат. И никуда я тебя не отпущу.

Расулу приходилось в эти дни возиться не только с больной женой и ее депрессией. Ему приходилось утешать и свою мать, которая потеряла покой с тех пор, как узнала о будущем бесплодии невестки.

- Это же несправедливо, сын. Почему ты должен остаться бездетным из-за нее?- возмущалась она. – Мне искренне жаль Хадижат, но тебе надо расстаться с ней. Не сейчас, конечно, попозже, когда она оклемается. Тебе нужна полноценная семья, ты же так хотел полный дом детей.

-Почему это я бездетный, мать? У меня есть сын. Он вырастит, женится, и будут у нас с Хадижат внуки и правнуки. Да и причем тут моя жена?? В чем она, бедняжка виновата? Запомни, мама, я никогда не брошу Хадижат. Никогда! На эту тему со мной больше не говори.

Нурият и самой стало неловко от этих слов сына, хотя в данном случае она думала только о Расуле.

- Ладно, сын, как знаешь. Я просто подумала, у тебя ведь не так давно была женщина, молодая, красивая, Амина, кажется. Она любила тебя. Может, ты сможешь ее вернуть? Пусть хотя бы второй женой твоей будет!

- Нет, я не султан. И второй жены у меня не будет, не в моих это правилах. А Амина - в прошлом, которое я не хочу вспоминать. Я никогда не любил эту девушку, просто привязался к ней, так получилось. Я знаю, что Амина уехала из-за разговора с тобой, спасибо, ты вовремя вмешалась. Хотя мне и сейчас неловко перед ней, она очень хорошая девушка, я сам был во всем виноват. А так… У меня есть жена, и я ее люблю. Есть и сын. И прошу, мама, д к этой теме возвращаться не будем.

Случившееся несчастье с нерожденным ребенком еще больше сблизило супругов. Хадижат, как в спасение ушедшая в заботы о сыне, постепенно поправлялась, а Расул делал все, чтобы это произошло поскорее. Он отправлял жену с сыном в санатории и дома отдыха, в горы к родственникам. Старался, чтобы они не скучали и не оставались одни. Первое время он и сам не уходил из дому, пока на смену ему не приходила одна из сестер Хадижат.

- На нас видимо, проклятие какое-то, - плакала Зухра, старшая сестра Хадижат. Мы с Зайнаб бездетны, а теперь и Хадижат осталась с одним ребенком. Мурадик у нас один на троих сестер.

Няньки Мураду не понадобились, скорее наоборот, бездетные сестры Хадижат ревновали ребенка друг к другу и с радостью забирали его при любом удобном случае. Только Хадижат не любила отпускать мальчика даже к ним. Если какая - то из сестер все же добивалась ее разрешения забрать племянника к себе, Хадижат звонила к ней через каждые полчаса. Узнавала – все ли в порядке с Мурадом, что он поел, нет ли температуры и какое у него настроение?

Расул порой с жалостью смотрел на жену: она зациклена на сыне, ни о чем другом не думает, а когда остается одна с Мурадом, то подолгу плачет. Об этом Расулу рассказал сын.

- Папа кто нашу маму все время обижает? – простодушно задал он свой детский вопрос.

- А почему ты думаешь, что ее обидели?

-Я сам вижу, мама все время плачет.

- Может потому, что ты балуешься, - попытался отшутиться Расул, а шестилетний мальчик серьезно ответил:

- Нет, папа. Я хорошо себя веду. А она все равно плачет .Вот я и подумал: может , это ты маму обидел?

- Она так с ума сойдет, - размышлял Расул после очередной истерики жены. - Стала нервной, раздражительной. Может быть, найти ей интересную работу . Там в коллективе отвлечется от своих переживаний, забудет обо всем.

Когда Мурад немного подрос, Расул на всякий случай предложил жене:

-Если хочешь, устрою тебя в библиотеку по соседству с нашим домом. Там хороший коллектив. И с директором я предварительно поговорил. Я не хочу, чтобы ты, оставаясь дома, съедала себя изнутри. Только одно мое условие- работа должна быть не на весь день.

- Ну что ты, Расул. Мурадик скоро в школу пойдет. Его надо будет забирать, отводить, возиться с ним, уроки делать.

- Сейчас это не проблема. Учителей на пенсии - толпы. Наймем Мураду репетитора, который будет делать с ним уроки. А за дополнительную плату этот репетитор будет забирать из школы. А отвозить его в школу буду сам.

-Нет, нет, Расул, ни в коем случае. Я сама буду водить Мурада в школу, и приводить тоже буду сама, так мне будет спокойнее, - испугавшись даже мысли о том, что Мурад на время останется без ее присмотра, ответила Хадижат мужу.

Она все время была рядом с сыном, с самого дня рождения и до трагического дня его гибели. Исключений было немного – три года подряд по месяцу он отдыхал в лучшем летнем лагере страны, а потом были еще два неполных года его учебы в Москве. Но и в этот период Хадижат не расставалась с ним, звонила по несколько раз в день, а мысленно не разлучалась с сыном даже на минуту.

Когда Мурада не стало, Хадижат потеряла смысл своей жизни и хотела только одного- уйти из нее. Ей, не находящей себе места и покоя после потери сына, пронзительно не хватало Мурада, его голоса, грустных глаз и светлой улыбки. Она все время вспоминала сильные руки сына, его объятия, когда уже взрослый Мурад обнимал ее, и она рядом с ним высоким, атлетически сложенным, сильным чувствовала себя маленькой, но абсолютно защищенной.

За пять лет до трагедии с сыном Хадижат потеряла обоих родителей - вначале отца, а через год и мать. Тогда ей казалось, что сильнее горя и страданий не бывает. Мурад вместе с отцом утешал маму, а она плакала по родителям, только после их ухода почувствовав себя по - настоящему взрослой. Смерть родителей в одночасье старит детей, сколько бы им не было лет. Мать Хадижат была женщиной глубоко верующей, и именно это вначале помогло ей пережить смерть любимого мужа. Она держалась сама и успокаивала дочерей, которые не сразу пришли в себя после смерти отца. А когда уже через год после смерти отца слегла и мать, у Хадижат и ее сестер началась настоящая паника. Они уложили мать в лучшую частную больницу, но даже туда, к неудовольствию тамошних врачей привели двух профессоров с кафедры , чтобы они дополнительно проконсультировали мать. И все же медицина , оказалась бессильной , хотя для излечения больной делалось возможное и невозможное.

- Трудно вытаскивать из кризиса человека, когда в нем пропало желание жить, - объяснил дочерям ситуацию с ухудшением состояния матери пожилой профессор. – Поверьте, я давно в медицине и хорошо чувствую – хочет ли больной жить, помогает ли врачу лечить себя или остается безучастным. Да и Вы, наверное, слышали обращение средневекового врача к больному: Нас трое: ты, я и болезнь. Исход лечения будет зависеть от того, на чьей стороне ты окажешься – врача или болезни. Эти слова стали афоризмом. Ваша мать не хочет помогать врачам, она на стороне болезни. В ней нет желания жить, хотя и несовместимых с жизнью проблем со здоровьем я не вижу. Но, чтобы мы ни делали, положительной динамики нет, и она, несмотря на наши усилия, угасает. Я даже не знаю, почему такое происходит и что еще можно сделать?

Хадижат и ее сестры знали «почему это так», - после смерти отца мать все-таки сломалась, хотя в момент потери и держалась, и поддерживала дочерей. Но когда они успокоились, пожилая женщина позволила себе расслабиться. А когда совсем слегла, попросила дочерей:

-Не мучайте меня, девочки, не лечите. Я не умею жить без вашего отца и не хочу. Неинтересна мне жизнь, где моего Исмаила нет. Не знаю, для чего теперь просыпаюсь, для чего живу? И что должна делать? У меня с ним столько важных дел было – еду приготовить, все, что он любит - я уже с вечера об этом думала. Потом каждый раз надо было уговаривать его одеваться получше. Он непривередливый был, вещи новыми в шкафу годами висели, а отец ваш только спортивки носил. Только я находила к нему подход, умела переодеть. Говорила : стыдно же перед зятьями, они столько денег отдали на эти костюмы, рубашки, туфли. И он меня слушался, переодевался. И гулять с ним парке мы любили, голубей там кормили, лебедей в пруду. Жизнь нашу долгую вспоминали. И даже то время, когда вы маленькими были.

А теперь мне говорят: надо жить, держаться. А зачем? Как жить, если отдельной жизни без него у меня уже пятьдесят лет как нет, - говорила мама за несколько дней перед смертью расстроенным дочерям.

Они плакали, возражали матери, упрекали, что совсем о них, дочерях не думает. А мама опять успокаивали их:

- Чего вы ревете, глупые? Я же счастливая женщина и мать, и отец Ваш был счастливым. Мы с ним пятьдесят два года вместе прожили. Вы, наши девочки нас не огорчили, выросли достойными, замуж вышли за достойных мужчин. Говорят, счастливые родители – это те, которых хоронят их дети. И которые уходят спокойными за них. Мы с отцом всегда были спокойны за вас - у Вас хорошие, надежные мужья. С детьми не очень повезло, но что поделаешь? Берегите Мурада, он у вас один на троих. А по мне не плачьте. Это не горе, когда из жизни уходят пожилые родители - так должно быть. Настоящее горе, если родителям приходится хоронить своих детей. И не дай Бог никому познать такое.

С тех пор прошло всего четыре года, а Хадижат довелось познать это самое страшное на свете горе - потерю единственного сына, их с Расулом радости и надежды. Неистово горевали за племянником и сестры Хадижат, для которых Мурад был единственным объектом нереализованной родительской любви.

Постепенно у родных и близких боль немного притупилась, стала менее пронзительной, терпимой. Но не было дня, когда за безвременно ушедшим парнем в их осиротевшем доме кто-то не плакал. Мурада любили все - родные и близкие, друзья и соседи.

Не плакала за ним только Хадижат. Она словно окаменела после смерти сына и ушла в себя. И вернуть ее к жизни было почти невозможно. Ничто не могло отвлечь несчастную мать от полностью поглотившего ее горя, не могло вернуть в реальность. Она жила только воспоминаниями о том времени, когда был жив ее сын, Мурад. Большую часть времени Хадижат проводила в комнате сына, не разрешая никому ничего в ней трогать и даже переставлять. И тщетно пытались сестры объяснить ей, что одежду и вещи покойного лучше бы раздать, она отрицательно качала головой. А вошедшие в комнату Мурада вслед за ней видели, как убитая горем мать часами сидит, прижавшись щекой к пиджаку или рубашке сына. Как гладит подушку Мурада и в тысячный раз рассматривает его фотографии в альбоме. Все остальное, происходящее сейчас вокруг, Хадижат не интересовало, не трогало и не волновало. Иногда, ненадолго включаясь в жизнь и происходящие события, она пыталась понять – о чем говорят окружающие, что их волнует? А послушав разговоры, удивлялась проблемам и заботам других: неужели она и сама еще недавно жила теми же ценностями? Неужели также обижалась и расстраивалась по пустякам, гневя судьбу и, в какие-то моменты, считая себя глубоко несчастной. Неужели также неистово радовалась деньгам, новым тряпкам, карьере мужа.

Сейчас Хадижат все виделось иначе: она понимала, что совсем еще недавно была абсолютно счастливой женщиной. Жизнь до смерти сына была для нее сплошным праздником. Так было и в родительском доме, где ее младшую в семье носили на руках и обожали все – и старшие сестры, и папа с мамой. Так было потом в доме Расула, где ее любили и муж, и его родители. Расул понимал ее с полуслова, хорошо зарабатывал, помогал ей во всем, много времени проводил с их сыном, хотя их Мурад и без того не был обделенным вниманием и лаской.

Сын Хадижат был центром Вселенной для всей ее семьи, ее родителей и двух бездетных сестер. Боготворили мальчика и родители Расула: Мурад был единственным внуком стариков при семи внучках от остальных детей. И если мать Расула Нурият хотя бы старалась скрыть свою особую любовь к внуку, не желая обижать внучек, то его отец, Осман открыто заявлял:

- Мурад - единственный наследник в нашем роду, только он будет продолжать нашу фамилию. А потому считал годы и месяцы, мечтая о свадьбе любимого внука.

-Жену Мурада мы заставим родить нам много детей, и никаких ее возражений принимать не будем, - говорил пожилой Осман.- А то моду для себя теперь молодежь взяла – жить для себя, а детей максимум одного- двух произведут на свет и все! У Мурадика будет не менее шести детей.

-Не загадывай заранее, дед. И не вмешивайся в дела Всевышнего. Скажи лучше - иншаала, если Богу будет угодно Так будет лучше, - просила мужа Нурият, сама мечтая о свадьбе внука, правнуках.

Но бабушке с дедушкой, родителям, родным и близким так и не посчастливилось увидеть желанной свадьбы Мурада. Родители Хадижат ушли из жизни, сожалея перед смертью только о том, что единственный внук женится уже не при них. К счастью, они так и не узнали, что вскоре после них не станет и внука. А Нурият и Осман – бабушка и дедушка Мурада по отцу испили чашу горя до дна, пережив страшную потерю. Эта смерть совсем подкосила родителей Мурада. Старый Осман держался , чтобы не плакать в голос вместе с женщинами, и от этой сдержанности его все чаще стало беспокоить сердце. Нурият старалась не плакать при всех, жалея невестку, на которую было больно смотреть. И особенно пронзительно жалея сына, который держался изо всех сил, но совсем поседел и постарел всего за несколько месяцев.

Поведение и состояние Хадижат пугало всех и заставляло забыть собственные переживания. Иногда казалось, что женщина сошла с ума. Она молчала сутками, иногда улыбалась сама себе и своим каким-то мыслям. А потом опять, словно спохватившись, съеживалась от душевной боли. О чем бы ни думала Хадижат ее мысли сводились к Мураду, к воспоминаниям, которые не оставляли ее ни на минуту.

- Кажется, я схожу с ума, - подумала несчастная женщина, как-то поймав себя на мысли, что завидует соседской кошке Муле. Бывшие хозяева Мули, женив сына, переехали в Москву. А их невестка, молодая хозяйка дома, как оказалось, не выносила домашних животных. И потому вскоре Муля с новорожденными котятами была вышвырнута на улицу. Теперь ее опекали и подкармливали все соседи. Из роскошной и ухоженной домашней кошечки, жившей в трехэтажном особняке со дня своего рождения, Муля превратилась в измученную бездомную ободранную кошку. Хадижат, часами наблюдала из окна, как Муля, спокойно лежит рядом со своими котятами, лениво положив на них свою лапу. Как по-кошачьи умывает их, вылизывая шерстку своих малышей. Хадижат завидовала бесприютной кошке. Она согласна была бы стать бездомной, жить в любой трущобе на хлебе и воде, да и не жить самой, а умереть вместо сына, только бы Мурад жил. Муля жила на улице, мокла под дождем и мерзла, порой оставалась и без еды, но была счастливой, потому что ее котята были рядом. Эта бродячая кошка была счастливой матерью, а кто теперь Хадижат? Что ей делать на этом свете без Мурада? Чем заниматься и ради чего жить? Зачем и кому нужен этот огромный дом- замок, если у нее больше нет ни сына, ни внуков. Зачем и ради чего им с Расулом теперь жить?

Хадижат переживала в душе страшную боль, но не плакала со дня похорон Мурада. Она будто окаменела и напоминала натянутую до предела струну, которая могла лопнуть в любой момент. Она часами сидела молча, не меняя позы, уставившись в одну точку и ни о чем не думая или истязая себя изнутри нескончаемыми переживаниями. Жалея мужа и убитых горем сестер, она послушно принимала назначенные ей врачом лекарства, протягивала руку для укола, и не глядя на еду, что-то ела и пила. Но жила в другом, теперь уже не реальном мире воспоминаний о сыне.

В любую погоду, каждый день Хадижат ходила на кладбище. Она любила бывать там одна. И родные, поняв, что для нее это сейчас единственное утешение, отпускали Хадижат, хотя и очень боялись за нее.

В день рождения сына Хадижат опять пошла на кладбище к сыну - ее Мураду исполнилось бы сегодня двадцать пять лет. Она шла и думала о том, что восходит и заходит солнце, снег сменяется дождем, люди вокруг спешат и суетятся, как обычно, смеются дети. Ничего как будто бы не изменилось в этом мире, но ее Мурада в нем нет. Нет и никогда больше не будет. Не придет, не обнимет ее, никогда не позовет: “Мама...” А она, его несчастная мать жива и даже не сошла с ума, вот только жизнь теперь потеряла для нее всякий смысл....

Хадижат вспоминала день рождения Мурада. Обессиленная трудными родами, но счастливая, теряя сознание от большой кровопотери, она услышала громкий плач ребенка и голос акушерки:

- Мальчик! И крупный какой!

А уже на следующий день та же медсестра рассказывала Хадижат о сумасшедшей радости ее мужа. Расул, обычно сдержанный и спокойный, узнав от акушерки новость о рождении сына, молча подхватил ее на руки и стал кружить. И чуть было не подрался из-за этого с ее мужем, который приехал забрать жену с дежурства.

- Поставьте меня на место, уважаемый, - отбивалась и возмущалась молодая женщина. – Не ожидала я от Вас такой реакции. У вас ведь первый ребенок и какая Вам в принципе разница – мальчик он или девочка.

Но Расул всегда мечтал о сыне. Как и вся его семья, в которой у братьев и сестер Расула рождались одни только девочки. От радости он задарил весь персонал роддома деньгами, цветами и конфетами, никого не обидел. Вручил денежную премию врачу, принимавшей роды, а еще медсестре, сообщившей ему радостную весть. А перед ее возмущенным мужем извинился и обезоружил его словами:

-Прости, брат. Не каждый день ведь сыновья рождаются. Вот я и закружил твою жену от радости, прости.

Продолжение следует...