О вампирах, кажется, уже поговорили вдоволь. Но есть ведь в «Песнях западных славян» и ещё «колдовские» баллады. Любопытно, что две из них взяты не из «Гузлы». Об одной («Яныш Королевич») я довольно много писала, разбирая пушкинскую «Русалку», и сейчас повторяться не буду.
Хочу только, напомнив авторское примечание «Песня о Яныше королевиче в подлиннике очень длинна и разделяется на несколько частей. Я перевёл только первую, и то не всю», сказать, что большинство пушкинистов, не найдя этого самого подлинника, считает её мистификацией, сочинённой самим Александром Сергеевичем. Подробности – здесь:
Две другие пронизаны мрачным колоритом и как будто не подходят к «светлому» Пушкину. Однако…
К одной из них Пушкин даёт примечание: «Прекрасная эта поэма взята мною из Собрания сербских песен Вука Стефановича». Там она называлась «Бог никому не остаётся должен». Название, конечно, очень назидательное, и совсем не в пушкинском стиле, и, вероятно, именно поэтому поэт его меняет, озаглавив просто «Сестра и братья».
Что же мы видим? К сожалению, я не смогла найти текст песни Караджича (во избежание недоразумений, привожу полное имя автора по-сербски Вук Стефановић Караџић), поэтому ориентируюсь лишь на то, что прочла в посвящённых циклу статьях.
Как указывают исследователи, Пушкин вновь использует образы, близкие русскому фольклору, заменяя сравнение братьев с соснами (в оригинале) на
Два дубочка вырастали рядом,
Между ими тонковерхая ёлка.
Не два дуба рядом вырастали,
Жили вместе два братца родные…
«Сестра и братья» - страшный рассказ о ненавидящей золовку невестке, губящей всё: «коня вороного», «сивого сокола» и, наконец, собственного ребёнка (золовкиным ножом), только лишь чтобы избавиться от той, кому завидует.
Бог покарает злодейку, но ещё раньше брат, увидев убитого ребёнка, расправится с сестрой. Ужасное наказание:
Вывел он её в чистое поле,
Привязал ко хвостам коней борзых
И погнал их по чистому полю.
И тут же мы видим указание свыше на чистоту загубленной девушки:
Где попала капля её крови,
Выросли там алые цветочки;
Где осталось её белое тело,
Церковь там над ней соорудилась.
А наказанная страшной болезнью «люто страждущая» невестка не сможет получить прощения, хоть и попросит отвести себя «к золовкиной церкви», и сама выберет тот же конец, что и у погибшей Елицы. Но из её капель крови «выросло терньё да крапива», а на озере, появившемся, «где осталось её белое тело», явится чудное видение:
Ворон конь по озеру выплывает,
За конём золочёная люлька,
На той люльке сидит сокол-птица,
Лежит в люльке маленькой мальчик;
Рука матери у него под горлом,
В той руке тёткин нож золочёный.
Конь и сокол, кажется, живые. А мальчик? Может быть, после гибели великой грешницы совершилось чудо?
И ещё один для меня очень интересный момент. Заглавие – «Сестра и братья». В самом начале – упоминание, что «сестру братья любили всем сердцем, всякую ей оказывали милость». На иллюстрации Р.Ф.Штейна мы видим обоих братьев, карающих сестру:
Но ведь у Пушкина расправляется с сестрой только один из них, Павел. Другой, Радула, не участвует в страшном деле, а «люба» его достойно отвечает «Павлихе», ищущей «зелия такого, чтоб сестра омерзела братьями»:
«По Богу сестра моя, невестка,
Я не знаю зелия такого;
Хоть бы знала, тебе б не сказала;
И меня братья мои любили,
И мне всякую оказывали милость».
Рядом с чёрным злодейством живёт и красота души!
Баллада «Феодор и Елена» - перевод «Красавицы Елены» из «Гузлы».
Пушкин несколько сокращает начало повествования Мериме, убирая, например, попытки старика Стамати купить любовь красавицы. А вот история злой порчи и оговора невинной женщины остаётся практически неизменной (разве что вместо «поганого яблока» появится слива).
Останется и расправа вернувшегося мужа над «неверной» женой. Но снова, как представляется мне, Пушкин слегка подправляет французского автора. Мериме даёт два варианта того, как герой хочет поступить с нерождённым ребёнком. «Я слышал, как это место баллады пелось и так и так», - напишет он в примечании. Конечно, главная задача - расправа с обидчиком, но каким образом? Один вариант – «Нет вины на ребёнке, что у ней под коварным сердцем; выну его из чрева, воспитаю как своего. Посмотрю, на кого он похож, узнаю, от кого зачат, накажу злодея смертью». Второй - «Выну живым ребёнка из-под лживого её сердца, положу его на дороге, словно выбросив на верную гибель. Отец, наверное, за ним явится, тогда я узнаю, кем он зачат, и накажу злодея смертью». Спасти младенца или обречь на верную гибель? Мериме, видимо, как следует не решил - баллада, напомню, придумана им самим, «слышать» автор ничего не мог.
А вот герой Пушкина настроен иначе. Да, он убивает жену, но тут же
… сам себе молвил:
«Не сгублю я невинного младенца,
Из неё выну его живого,
При себе воспитывать буду.
Я увижу, на кого он походит,
Так наверно отца его узнаю
И убью своего злодея».
Невозможно снести позор, но и «невинного младенца» сгубить нельзя (снова вспомним: «Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит»). И для Пушкина и его героя это несомненно…
И горе Феодора Пушкин описывает более эмоционально: вместо достаточно спокойного «вскричал» он пишет: «Взвыл Феодор», - вместо «поднял он голову своей милой жены и поцеловал её в губы» -
Поднял он голову Елены,
Стал её целовать умилённо.
И расправа Феодора над теми, кто загубил невинную, выглядит просто актом справедливости: зло не должно остаться безнаказанным.
Пушкин снова оставит своего героя «в минуту, злую для него». И всё же как хочется надеяться, что раскаяние героя очистит его…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
