В прошлом посте из этой серии был заявлен известный, но всё равно звучащий скандально тезис о том, что главное отличие поэзии от прозы в таком простом формальном признаке, как разделение речи на короткие строчки.
В комментариях прозвучало возмущение, настолько замечательное в своей экспрессивности, что нельзя его не привести тут целиком:
"Слушайте, ну какие «далеко идущие последствия» проистекают из общеизвестного факта разделения стихов на строчки, что́ это ничтожной важности обстоятельство объясняет в поэтическом искусстве, в художественной выразительности поэзии? Ни-че-го".
Хорошо, вот давайте и попробуем разобраться, к чему приводит и что объясняет это "ничтожной важности обстоятельство" :)
Пушкин не хочет "выпрямляться"
Есть хрестоматийный пример с "выпрямлением" известного пушкинского стихотворения «Я вас любил...» (1829):
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Запишем его теми же словами в строчку, лишь несколько их переставив для ликвидации рифм и размера (если "выпрямить" вообще без изменений, то никакого "выпрямления" на самом деле не получится, мы всё равно будем читать его как стихотворение, с паузами в тех местах, где был конец строки; поэтому, кстати, мне кажется, что записывание стихов в так называемом формате А4, который любят некоторые современные поэты, не имеет особого смысла и только мешает зрительному восприятию, ничего не добавляя, а на слух такое стихотворение ничем не будет отличаться от записи "в столбик").
Итак, что получится?
«Я вас любил, может быть, любовь ещё не совсем угасла в моей душе, но пусть она больше не тревожит вас. Я ничем не хочу вас печалить. Я любил вас безмолвно, безнадежно, томим то робостью, то ревностью. Я любил вас так искренно, так нежно, как дай вам бог быть любимой другим».
Мы не смогли полностью разрушить пушкинское строение речи (остались внутренние созвучия, повторы), и всё же это совсем не то, что стихи Пушкина. На первый план выходит информативность, сообщительность, причём кажется, что в этом сообщении много лишнего, и лишнее – как раз те поэтические средства, которые мы не устранили, например, повторы. Повторы в сообщительной речи и воспринимаются, как ненужная избыточность. И вообще как сообщение, как голая мысль, как идея "выпрямленное" стихотворение «Я вас любил...» смотрится пусто и банально.
А ведь мы устранили то, что, на первый взгляд, не определяет сути. Остались те же слова, те же мысли и чувства. Образов, метафор особенно и не было («любовь, угасшая в душе» – это довольно затёртая метафора, практически не воспринимаемая нами в качестве таковой). А что исчезло? Исчезла поэзия, гармония, стройность. В результате разрушения формы (и то не всей, а только нескольких элементов) исчезло органическое единство формы и содержания. Можно сказать, что стихотворение отличается от прозаического пересказа, как живой цветок от мёртвого.
Конечно, получившийся "выпрямленный" прозаический текст не является художественной прозой. Отсюда нельзя делать вывод, что проза как литературный род хуже и беднее поэзии. Но смысл эксперимента в другом: показать, что стихи – это не зарифмованная проза, не проза, наряженная в поэтические финтифлюшки. Проза и поэзия организованы совершенно по-разному, и различия, которые начинаются с простого разделения на строчки, ведут к тому, что мы имеем разные по своему существу виды речи и виды искусства. Поэзия по своему устройству (а устройство здесь оказывается связанным с самой сутью), пожалуй, ближе к музыке и живописи, чем к прозе.
Думаю, именно запись (даже мысленная) стихотворения "в столбик", с разделением на отрезки-строчки, и приводит к необходимости рифмы, ритма и других способов гармонической организации этих отрезков. Когда мы пишем стихотворение, мы ведь не придуманную заранее прозаическую фразу разбиваем на строчки, нет, мы сразу пишем строчками, фрагментами. И мы понимаем, что эти строчки надо как-то скрепить, гармонизировать, на звуковом, лексическом, синтаксическом уровнях. И важно, что в поэтическом тексте это происходит совсем иначе, чем в художественной прозе, в противном случае "развёрнутое" в прозу пушкинское стихотворение не пострадало бы.
Маяковский делает строчку
Маяковский – казалось бы, антипод Пушкина, идущий от целей и задач стихотворения к формальному воплощению, декларировавший принцип делания стихов. В его подходе есть явная рациональность, даже искусственность. В статье «Как делать стихи» он рассказывает, как сочинялось стихотворение «Сергею Есенину». Фрагмент относительно большой, но очень показательный и классный, поэтому хочется его привести. Тут как раз видно, во-первых, что работа поэта строится совершенно иначе, чем у прозаика, а во-вторых, что особенности этой работы проистекают именно из разделения текста на строчки. Каждая отдельная строчка, и каждое слово в ней, и каждое малейшее ритмическое изменение приобретает крайнюю важность.
Десятки раз повторяю, прислушиваясь к первой строке:
"Вы ушли ра ра́ ра в мир иной, и т. д."
Что же это за «ра ра ра» проклятая, и что же вместо неё вставить? Может быть, оставить без всякой «рарары»?
"Вы ушли в мир иной."
Нет! Сразу вспоминается какой-то слышанный стих:
"Бедный конь в поле пал."
Какой же тут конь! Тут не лошадь, а Есенин. Да и без этих слогов какой-то оперный галоп получается, а эта «ра ра ра» куда возвышеннее. «Ра ра ра» выкидывать никак нельзя — ритм правильный. Начинаю подбирать слова.
"Вы ушли, Серёжа, в мир иной..."
"Вы ушли бесповоротно в мир иной."
"Вы ушли, Есенин, в мир иной."
Какая из этих строчек лучше? Все дрянь! Почему?
Первая строка фальшива из-за слова «Серёжа». Я никогда так амикошонски не обращался к Есенину, и это слово недопустимо и сейчас, так как оно поведёт за собой массу других фальшивых, несвойственных мне и нашим отношениям словечек: «ты», «милый», «брат» и т. д.
Вторая строка плоха потому, что слово «бесповоротно» в ней необязательно, случайно, вставлено только для размера: оно не только не помогает, ничего не объясняет, оно просто мешает. Действительно, что это за «бесповоротно»? Разве кто-нибудь умирал поворотно? Разве есть смерть со срочным возвратом?
Третья строка не годится своей полной серьёзностью (целевая установка постепенно вбивает в голову, что это недостаток всех трёх строк). Почему эта серьёзность недопустима? Потому, что она даёт повод приписать мне веру в существование загробной жизни в евангельских тонах, чего у меня нет — это раз, а во-вторых, эта серьёзность делает стих просто погребальным, а не тенденциозным — затемняет целевую установку. Поэтому я ввожу слова «как говорится».
"Вы ушли, как говорится, в мир иной."
Строка сделана — «как говорится», не будучи прямой насмешкой, тонко снижает патетику стиха и одновременно устраняет всяческие подозрения по поводу веры автора во все загробные ахинеи. Строка сделана и сразу становится основной, определяющей всё четверостишие.»
(Маяковский. Как делать стихи)
Мы здесь видим ещё, что работа над формальными элементами – ритмом, размером, словами – неотделима от работы над содержанием, они рождаются одновременно. Тогда уж надо затронуть и вопрос о соотношении формы и содержания в поэзии, тем более, что он связан и с вопросом о следствиях разделения стихотворного текста на строчки. Ведь форма стихотворения и начинается с этого разделения, и этим же разделением затрудняется восприятие содержания (если под содержанием понимать в первую очередь некую мысль, идею, информацию, которую содержит текст). Но этот разговор требует отдельного поста.
Все посты о поэзии собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге: