Предлагаемый вниманию читателя проект не является систематическим изложением или, тем более, курсом русской истории. Это именно хроника или, точнее, хроники – авторский взгляд на события того или иного года. Причем автор сам выбирал то событие или те события, которые казались ему интересными или значимыми: иногда – не самые заметные на первый взгляд; иногда – очень заметные и, в полном смысле этого слова, определяющие общее направление истории страны и народа.
Текст: Алексей Карпов, фото: Александр Бурый, а также предоставлено автором
Продолжение. Начало см.: «Русский мир.ru» №1–9 за 2024 год.
ГОД 973-Й
Недолгое княжение Ярополка в Киеве очень скудно освещено древнейшими русскими источниками. Показательно, что о важнейшем из внешнеполитических предприятий Ярополка мы узнаём от иностранного автора – немецкого хрониста XI века Ламперта Херсфельдского.
Из «Анналов» Ламперта:
«…973 [год]. Император Оттон Старший вместе с младшим (будущим Оттоном II. – Прим. авт.) прибыл в Кведлинбург и там 23 марта отпраздновал святую Пасху. Туда же прибыли послы многих народов, именно: римлян, греков, беневентанцев, итальянцев, венгров, данов, славян, болгар и руси с великими дарами». (Перевод А.В. Назаренко)
Съезд в Кведлинбурге, на котором присутствовали послы, – событие очень важное в германской истории. Он должен был продемонстрировать могущество возрожденной Западной империи, которую вынуждена была признать Византия.
Очевидно, послы «руси» отправились в путь не позднее конца зимы 972/73 года – то есть менее чем через год после получения в Киеве известия о гибели Святослава. Это первый самостоятельный шаг правительства Ярополка, и шаг этот говорит о многом.
Ярополк был старшим среди Святославичей и, вероятно, наиболее близким Ольге, наиболее подверженным ее влиянию. И своих послов он направил ровно по тому же маршруту, по какому это сделала Ольга четырнадцать лет назад, – в Германию, к императору Оттону.
Участие в праздновании христианской Пасхи свидетельствует о том, что представители Руси были настроены благожелательно по отношению к христианской вере, а скорее всего, и сами являлись христианами.
Можно думать, что христианство не было пустым звуком и для Ярополка. Сам он так и не принял христианство (его кости были крещены лишь посмертно, в 1044 году). Но, возможно, намеревался это сделать? Кстати сказать, христианское влияние князь ощущал постоянно – в своей собственной опочивальне. Христианкой была его жена – некая гречанка, бывшая прежде монахинейи попавшая в плен к русам во время балканской войны Святослава. По словам летописи, ее привез в Киев, предназначив в жены своему сыну, сам Святослав, «красоты ради лица ее».
Так Русь сделала новый поворот в отношении к христианству, вернувшись от резкого неприятия при Святославе к благожелательному отношению при его старшем сыне.
Большинство историков сходятся на том, что Русь стояла перед выбором веры еще в 70-е годы X века – за полтора десятилетия до крещения Владимира. Но вот очередной парадокс истории: в начавшейся вскоре войне между Ярополком и Владимиром победу одержит Владимир – будущий Креститель Руси, а в то время ярый язычник и ненавистник христианства. И языческая реакция в Киеве вновь восторжествует. Что ж, такое в истории случается нередко…
ГОД 975-Й
Из «Повести временных лет»:
«В лето 975. Охотился Свенельдич, именем Лют: вышел из Киева и гнал зверя в лесу. И увидел его Олег, и спросил: «Кто это?» И ответили ему: «Свенельдич». И, заехав, убил его Олег, ибо сам охотился. И оттого началась ненависть между Ярополком и Олегом…»
Летопись, конечно, лучше нас оценивает значимость каждого события – даже на первый взгляд незначительного. Эта встреча и последовавшее за ней убийство сыграли огромную роль в истории Древнерусского государства и привели к совершенно непредсказуемым и трагическим последствиям.
В глазах человека того времени поступок Олега был оправдан. Древлянская земля, куда в поисках охотничьих угодий забрался Свенельдов сын, принадлежала ему. Появление там чужака без его на то воли могло рассматриваться как посягательство на его власть. Тем более что речь шла об охоте на зверя – исконно княжеском занятии. Получалось, что Лют ставил себя в княжеское достоинство, вел себя как равный Олегу.
Еще важнее то, чьим сыном был Лют. Напомню, незадолго до своей смерти князь Игорь Старый вручил Свенельду «древлянскую дань». Дарение Игоря не могло быть забыто. Более того, по давности лет оно значило едва ли не больше, чем завещание самого Святослава, посадившего «в Древлянах» Олега. Не посчитали ли Свенельд и Лют, что пришло время вернуть себе законные права? Или, может быть, сын действовал независимо от своего родителя? Так или иначе, но после его убийства Свенельду предстояло отомстить за сына.
«…И говорил всегда Ярополку Свенельд: «Пойди на брата своего и забери волость его», хотя отомстить за сына своего».
ГОД 977-Й
Из «Повести временных лет»:
«Пошел Ярополк на Олега, брата своего, на Древлянскую землю. И вышел Олег против него, и исполчились оба. Сразились полки, и победил Ярополк Олега. Олег же побежал с воинами своими в град, называемый Вручий…»
Подобный исход, наверное, был предопределен. За Ярополком стоял Киев, сильнейший и в людском, и в экономическом отношении город Южной Руси. Но то, что произошло дальше, вряд ли входило в расчеты киевского князя.
«…Был через ров перекинут мост к воротам градским, и люди, теснясь, спихивали друг друга в ров. И спихнули Олега с моста в ров. Падали многие люди, и давили кони людей».
Несколько иную версию случившейся трагедии приводит «Память и похвала князю Русскому Владимиру» Иакова мниха – памятник XIвека:
«...У Вруча града мост обломился с воями, и удавили Олега в гребли (во рву. – Прим. авт.)».
Но продолжим рассказ «Повести временных лет».
«И вошел Ярополк во град Олегов, забрав власть его, и послал искать брата своего. И искали его, [но] не нашли.
И сказал один древлянин:
– Я видел, как вчера столкнули его с моста.
И послал Ярополк искать брата, и вытаскивали трупы изо рва с утра и до полудня, и нашли Олега под трупами. Вынеся, положили его на ковре. И пришел Ярополк, плакал над ним и сказал Свенельду:
– Смотри! Этого ты хотел!
И похоронили Олега на месте у города Вручего, и есть могила его и до сего дня у Вручего. И переял власть его Ярополк…».
Так Свенельд добился своего. Убийца его сына принял мучительную и к тому же бесславную смерть. Между прочим, это последнее упоминание Свенельда в летописи. Как поступил с ним Ярополк, нам неведомо. Знаем лишь, что место Свенельда при князе занял другой воевода – с «говорящим» именем Блуд. Но ценой отмщения стала не только жизнь князя Олега и даже не только жизнь по крайней мере десятков людей, погибших во время вручевской трагедии, но и устойчивость всего порядка, сложившегося на Руси после Святослава.
Законными наследниками отцовской власти выступали сообща все трое Святославичей. По завещанию отца, Русская земля – хоть и формально, в некоем несбыточном идеале – была их совместным владением. Смерть, причем насильственная, одного из братьев нарушала устойчивость положения обоих оставшихся, ставила под сомнение их «легитимность», как бы мы выразились сейчас.
Это хорошо должен был понимать третий из братьев, Владимир, княживший в Новгороде. И он в страхе бежал – ибо не знал намерений старшего брата и боялся его.
«…Владимир же в Новгороде, услышав, что Ярополк убил Олега, испугавшись, бежал за море. А Ярополк посадил своих посадников в Новгороде, один владея в Руси».
Заметим, «Русь» здесь – достояние Святославичей, главным образом Поднепровье и Новгород, а не вся территория Древнерусского государства, значительная часть которого не входила в состав их владений.
В том же, 977 году или в начале следующего, 978-го Владимир вернулся в Новгород с варяжской дружиной и изгнал из города посадников Ярополка.
«И сказал посадникам Ярополчим:
– Идите к брату моему и скажите ему: «Владимир идет на тебя, пристраивайся (то есть готовься, выступай. – Прим. авт.) биться».
И сел [княжить] в Новгороде».
Так на Руси началась новая, в полном смысле этого слова братоубийственная война.
Полагают несомненным, что Владимир бежал из Новгорода в Скандинавию. Действительно, в составе его дружины мы увидим скандинавов. Имена некоторых из них – Сигурд, Олав – известны нам из скандинавской Саги об Олаве Трюггвасоне, в которой рассказывается о пребывании будущего норвежского короля в Хольмгарде (Новгороде), при дворе «конунга Вальдамара» (князя Владимира). В саге, вероятно, описывается именно тот период княжения Владимира, когда он вернулся в Новгород с варяжской дружиной.
Викинги и в самом деле были грозной силой. В те времена перед ними трепетала вся Европа – от Англии на севере до Италии на юге, от мирных обитателей приморских и приречных селений до владетельных монархов. Да и на Руси на протяжении более чем полутора столетий (до Лиственской битвы 1024 года, в которой один из сыновей Владимира, Мстислав, разгромил варяжскую дружину своего брата Ярослава) тот из русских князей, у кого в войске оказывалось больше варягов, неизменно одерживал верх над своим противником.
Но набрать варягов на службу можно было не только в Скандинавии, но и по всей Прибалтике – от Померании (Поморья) до Старой Ладоги (Альдейгьюборга скандинавских саг) – наиболее оживленной контактной зоны между Скандинавией и Русью. Отметим также, что скандинавские саги ни словом не упоминают о пребывании «Вальдамара Старого» в Швеции или Норвегии. Да и выражение «за морем» к землям за Ладогой вполне подходило.
И еще о датах. О вручевской трагедии и бегстве Владимира летопись рассказывает под 977 годом. При этом предшествующая летописная статья и две следующие оставлены пустыми. Возвращение же Владимира в Новгород и его война с Ярополком датированы 980 годом.
Но здесь мы вновь сталкиваемся с условностью летописных дат. Причем на этот раз мы можем говорить об этом с уверенностью, ибо в нашем распоряжении имеется еще один источник – «Память и похвала князю Русскому Владимиру», написанная неким Иаковом мнихом (то есть монахом), вероятно, в XI веке. В ее составе читается текст, который исследователи называют «древнейшим житием» князя Владимира. Составитель «древнейшего жития», в свою очередь, использовал какие-то несохранившиеся источники, более древние, чем «Повесть временных лет». Из одного из них была извлечена точная дата вокняжения Владимира в Киеве – 11 июня 6486 (978) года. Учитывая относительность датировок ранних статей «Повести временных лет» и древность того источника, которым пользовался составитель «древнейшего жития», ученые признают дату «Памяти и похвалы» Иакова мниха более достоверной, нежели летописная.
Следовательно, делают вывод историки, события, о которых летопись рассказывает под 980 годом, в действительности происходили на два года раньше.
Началась же война между братьями с поисков возможного союзника. Таковым и для Ярополка, и для Владимира мог стать Рогволод, княживший в Полоцке. По словам летописца, этот князь «пришел из-за моря» и был независим и от Киева, и от Новгорода – по крайней мере со времен Святослава.
Однако чисто политический сюжет оказался осложнен некой романтической историей, главной героиней которой стала дочь Рогволода – красавица Рогнеда. К ней почти одновременно посватались оба князя – и Ярополк, и Владимир.
ГОД 978-Й
Из «Повести временных лет»:
«…И послал [Владимир] к Рогволоду в Полоцк с такими словами: «Хочу дщерь твою взять себе в жены». Тот же спросил у дочери своей: «Хочешь ли за Владимира?» Она же отвечала: «Не хочу розуть робичича1, но Ярополка хочу» («В то же время хотели Рогнеду вести за Ярополка», – добавляет чуть ниже летописец. – Прим. авт.)… И вернулись отроки Владимировы, и поведали ему всю речь Рогнедину…»
______________
1 «Розуть» – то есть вступить в брак: по обычаю, невеста снимала обувь со своего супруга, тем самым признавая его власть над собой.
Это был отказ, означавший не только личный выбор гордой княжны, но и политический выбор ее отца, полоцкого князя. Прозвучал же этот отказ крайне оскорбительно для Владимира, напоминая всем о происхождении его матери, Ольгиной «робы» Малуши.
Оскорбленным счел себя и дядя Владимира Добрыня, брат Малуши. Обиду надлежало смыть кровью самих обидчиков. Решиться на это было тем проще, что ко времени переговоров с Полоцком Новгород в основном уже подготовился к войне. К набранным «за морем» варягам присоединились дружины из самого Новгорода и подвластных или союзных Новгороду земель.
«Владимир же собрал воинов многих: варягов и словен, чудь и кривичей, и пошел на Рогволода… И пришел Владимир к Полоцку, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял себе в жены.
И пошел на Ярополка…».
Подробнее о жестокой расправе с полоцким княжеским семейством и о судьбе Рогнеды рассказывает Лаврентьевская летопись, в которой под 1128 годом записано предание о полоцких князьях. Главную роль в событиях, разыгравшихся в Полоцке, этот рассказ отводит Добрыне. Именно он, охваченный яростью, повелевает войскам двинуться на Полоцк.
«…И был у него (у Владимира. – Прим. авт.) Добрыня, [дядя его], воевода, муж храбр и распорядителен… И исполнился ярости (Добрыня. – Прим. авт.). И собрали войска, и пошли на Полоцк. И победили (Добрыня и Владимир. – Прим. авт.) Рогволода. Рогволод же вбежал в город. И приступили к городу, и взяли город, и самого [князя Рогволода] схватили, и жену его, и дочь его. И поносил Добрыня Рогволода и дочь его, и нарек ее робичицей, и повелел Владимиру быть с нею пред отцом и матерью. Потом отца ее убил, а саму (Владимир. – Прим. авт.) взял в жены. И нарекли ей имя – Горислава…».
Так кровью и слезами завершилось сватовство Владимира. О том, насколько впечаталась в память потомков полоцкая кровавая свадьба, свидетельствует тот факт, что даже в церковно-историческое сочинение – «Успение равного апостолам великого князя Владимира самодержца», в повествование о крещении князя и взятии им греческого города Корсуни (центральный эпизод всего Жития Крестителя Руси!) – вошел вымышленный рассказ о том, как Владимир сначала заслал сватов к корсунскому князю, а затем, оскорбленный отказом, обесчестил корсунскую княжну на глазах князя и княгини.
Итак, Полоцк был взят и, судя по археологическим данным, полностью разрушен. Это резко изменило соотношение сил в борьбе между братьями. Подавленный неблагоприятным для него стечением обстоятельств, Ярополк не решился выступить против брата и затворился в Киеве.
Началась осада, всегда гнетуще действующая на осажденных, ибо бездеятельность, помноженная на видимую взору силу врага, порождает безысходность и отчаяние.
Из «Повести временных лет»:
«…И пришел Владимир к Киеву со многими воинами. И не смог Ярополк выступить против, и затворился в Киеве с людьми своими и с Блудом. И стоял Владимир, окопавшись на Дорогожиче, – между Дорогожичем и Капичем. И есть ров тот и до сего дня».
Дорогожичи – пригород Киева, к северо-западу от самого города, несколько выше по течению Днепра. Сюда сходились пути, шедшие из Чернигова и Вышгорода. И позднее, уже во времена удельной Руси, именно у Дорогожича останавливались князья, искавшие «златого» киевского стола. Тут часто случались сражения. «Кровью политой» называл летописец здешнюю землю. «Капичь» же – капище, языческое святилище, располагавшееся уже близ самой киевской крепости.
Киев был хорошо укреплен. Сам город возвышался на Старокиевской горе, господствующей над округой. Надо заметить, что древнейшая киевская крепость имела незначительные размеры, занимая лишь небольшой северо-западный угол будущего «города Владимира», примерно в 2 гектара. Все это облегчало защитникам города возможность обороняться, тем более что оружия и припасов у них было в достатке.
Но Владимир и Добрыня сделали ставку не на лобовой приступ и даже не на взятие города измором, а на другой, более действенный способ овладения городом.
«Владимир же послал к Блуду, воеводе Ярополкову, говоря с лестью:
– Поприятствуй мне! Если убью брата своего, то хочу иметь тебя вместо отца, и многую честь примешь от меня. Не я ведь начал братию убивать, но он! Я же, убоявшись того, пошел на него.
И отвечал Блуд послам Владимировым:
– Буду в любви с тобой и в приязни!..»
Блуд постоянно пересылался с Владимиром, ставя его в известность обо всем, что происходило в Киеве. И он же давал советы Владимиру, как ему надлежит действовать, призывал пойти на приступ, обещая свою помощь. Владимир с Добрыней, однако, не решились на это. И оказались правы: Ярополк сам шел к ним в руки.
Блуд искал удобного случая убить князя, рассказывает летопись. Но сделать это в самом Киеве было затруднительно: Ярополка постоянно окружала дружина, в большинстве своем лично преданная ему. И Блуд сумел добиться того, что Ярополк покинул Киев. Получается, что воевода проявил завидную изворотливость и, по существу, открыл князю заговор, во главе которого стоял сам.
«…Блуд же не мог никак погубить его (Ярополка. – Прим. авт.) и замыслил обман, не веля ему выходить из города на битву. Говорил же, обманывая, Блуд Ярополку: «Киевляне ссылаются с Владимиром. Велят ему: «Приступай к городу, предадим тебе Ярополка». Беги из города». И послушал его Ярополк, и бежал [из Киева], и затворился в городе Рóдне, что в устье реки Рось, а Владимир вступил в Киев.
И осадил [Владимир] Ярополка в Рóдне, и был в городе великий голод, так что осталась поговорка до сего дня: «Беда, аки в Рóдне».
«Беда, аки в Рóдне» – это, вероятно, лишь часть поговорки, не до конца раскрывающая ее подлинный смысл. «Беда аки в Рóдне: брат брата убил» – именно так передают ее более поздние летописцы, обыгрывая еще и название города, в котором произошла трагедия.
Родень, или Рóдня, – старая славянская крепость в устье реки Рось, правого притока Днепра. Выбор этого города как укрытия труднообъясним. Вероятно, Ярополк оказался здесь случайно, внезапно застигнутый на пути своими преследователями. В таком случае, куда он намеревался бежать? За Рóдней простирались уже чужие земли – ниже по Днепру, за порогами, начинались владения печенегов. Возможно, киевский князь направлялся именно к печенегам, с которыми был связан договором. О том, что такая вероятность существовала, свидетельствует та же «Повесть временных лет». В конце родненской осады Варяжко, еще один воевода Ярополка, единственный оставшийся верным своему князю, прямо призывал его: «Беги, княже, в Печенежскую землю. Приведешь воев оттуда». Но достичь Печенегии Ярополку было не суждено.
Иаков мних называет точную дату вокняжения Владимира в Киеве – 11 июня 978 года. Возможно, это дата гибели Ярополка.
Оставшиеся без Ярополка киевляне сами отворили город и встретили Владимира как своего князя, с поклоном. Но война еще не была завершена.
Рóдня, в отличие от Киева, не была подготовлена к длительной войне; запасов, достаточных для князя и его дружины, в городе не хватало. Этим опять же воспользовался предатель Блуд.
«Сказал Блуд Ярополку: «Видишь, сколько воинов у брата твоего? Нам не перебороть их. Заключай мир с братом своим». Говорил же так Блуд, обманывая князя. И согласился с ним Ярополк: «Так будет». И послал Блуд к Владимиру: «Сбылась-де мечта твоя. Веду к тебе Ярополка. Приготовься убить его».
Услыхав то, Владимир вошел в теремной двор отцовский… сел тут с воинами и с дружиной своей. И сказал Блуд Ярополку: «Пойди к брату своему и скажи ему: «Что ты ни дашь мне, все я приму». Ярополк же пошел, а Варяжко говорил ему: «Не ходи, княже! Убьют тебя. Беги к печенегам, приведешь воинов!» И не послушался Ярополк, и пришел к Владимиру. И когда входил в двери, подняли его два варяга мечами под пазуху. Блуд же затворил двери и не дал пройти своим. И так убит был Ярополк. [Варяжко же, увидев, что Ярополк убит], бежал со двора к печенегам и [много воевал против Владимира с печенегами]. И едва примирился с ним Владимир, дав ему клятву.
Владимир же залежал жену брата, грекиню, а была она непраздна: родился у нее Святополк. От греховного корени зол плод бывает… Потому и не любил отец Святополка, что был от двух отцов – от Ярополка и от Владимира».
Как сложилась судьба изменника Блуда, мы достоверно не знаем. Согласно новгородской летописной традиции, Блуд был «дядькой» и воеводой князя Ярослава Новгородского, сына Владимира. Если доверять этим известиям, то надо признать, что Владимир выполнил свои обещания, сделав Блуда «кормильцем» одного из своих сыновей. Но в «Повести временных лет» место Блуда занимает другой воевода – некий Буды, и вряд ли это имя – результат ошибки летописца. Скорее, наоборот: позднейший книжник заменил непонятное ему имя Буды на хорошо известное и ставшее едва ли не нарицательным имя Блуд.
Совсем другое известие о Блуде читаем в «Истории Российской» В.Н. Татищева:
«Блуд же, изменник Ярополков, принял от Владимира великую честь и возносился три дня, потом убиен бысть от Владимира, тако глаголя ему: «Я тебе, по обещанию моему, честь воздал, яко приятелю, а сужу, яко изменника и убийцу государя своего».
Но достоверность и этого известия также вызывает сомнения.
Так с помощью подкупа и обмана и благодаря братоубийству Владимир стал киевским князем. Можно с уверенностью сказать, что если бы он умер спустя несколько лет после своего вокняжения в Киеве, то остался бы в нашей памяти лишь клятвопреступником и злодеем. Ибо все, что он сделал на пути к власти, выходило за рамки обычного даже применительно к его жестокому веку. Надругательство над невестой и целая череда убийств, прямое предательство, а затем и клятвопреступление. Но последнее его злодеяние перевешивало остальные. Владимир вошел в русскую историю как первый известный нам братоубийца. По крайней мере, именно таким изображает его летопись. Ибо, в отличие от Ярополка, тоже ставшего виновником смерти брата, Владимир убил родного брата намеренно, расчетливо, тщательно подготовив свое преступление.
Ну а что с варяжским войском, нанятым Владимиром? Здесь как раз Владимир (наверное, тоже с подачи Добрыни) показал себя весьма дальновидным политиком.
Правители, пришедшие к власти силой оружия, находятся в известной зависимости от тех, на чье оружие они вынуждены опереться. Владимир был обязан победой иноземцам. Теперь те требовали для себя законной и, наверное, заранее оговоренной награды.
«…Сказали варяги Владимиру: «Се град наш, хотим выкуп с горожан взять – по две гривны от человека». И отвечал им Владимир: «Подождите с месяц, пока люди не соберут куны». И ждали месяц, и не заплатил им [Владимир]. И сказали варяги: «Обманул ты нас. Покажи нам путь в Греки». Он же отвечал им: «Идите». И выбрал среди них мужей добрых, разумных и храбрых, и раздал им города; прочие же пошли к Царьграду, в Греческую землю. И послал [Владимир] перед ними послов, так говоря царю: «Вот идут к тебе варяги. Не смей держать их в Городе (то есть в Константинополе. – Прим. авт.), не то сотворят тебе зло – такое же, как и здесь. Но разошли их по разным местам, а сюда не пускай ни единого!»
Как видим, князь сумел внести раскол в ряды наемников, сделав ставку на «добрых» и «разумных» («смысленных») среди них. Остальных же прельстил заманчивой перспективой обогащения в далекой Византии. Он обещал им «указать» туда путь, снабдить проводниками и припасами, а главное, сослаться по их поводу с византийскими императорами. Предполагалось, что в Византии варяги либо наймутся на службу к василевсам, всегда нуждавшимся в воинах, либо силой добудут себе такие богатства, которых в Киеве просто не было.
«Смысленные» же мужи становились теперь его воеводами и наместниками в городах и землях Руси. Нам известно имя лишь одного такого наместника, причем вовсе не из числа пришлых варягов. Это все тот же Добрыня, дядя Владимира, посаженный править Новгородом. Добрыня и позже будет участвовать в важнейших военных походах своего племянника в качестве воеводы и первого советчика. Но постоянная опека с его стороны, видимо, начинала утомлять Владимира.
Рассказ об избавлении Киева от варягов не до конца ясен. В летописи он несет на себе черты фольклорного сказания: в нем, как и в других сказаниях такого типа, прославляется хитрость Владимира, сумевшего обмануть корыстолюбивых чужеземцев. Но в то же время речь, очевидно, идет о вполне конкретном и весьма важном политическом шаге – посольстве в Византию, переговорах с Константинополем и оказании военной помощи империи путем отправки туда крупного воинского корпуса.
О переговорах Владимира с византийскими императорами и о прибытии в империю военного контингента из Руси сообщают и иностранные источники. Но они датируют эти переговоры более поздним временем – 986–987 годами – и связывают их с крещением русского князя. Об обстоятельствах и последствиях русско-византийских переговоров мы будем говорить под соответствующими годами.
