В общем итоге, к концу XVI века, Куртене-Капетинги были рядовыми дворянами королевства. Термин «рядовые», конечно, довольно условный. Насколько рядовые? Они точно не были похожи на отца Д’Артаньяна, который собирал сыну тощий кошелек и убогую коняшку. Кстати, многие дворяне Франции и такого не могли собрать сыновьям. Предположу, что Куртене стояли несколько ниже среднего уровня.
У каждой из трех ветвей (включая рачительную бастардскую) – от двух сеньорий и как минимум, по одному какому-никакому дому в Париже. Не дворцы, конечно, но и не комната в таверне «Козочка». Но до средней и высшей аристократии – не добраться. Как-то всё мелкотравчато из века в век. Последнее высокое достижение семьи, это Роберт, архиепископ Реймса, короновавший одного за другим всех трех королей-братьев – Людовика X, Филиппа V и Карла IV.
А дальше, вроде бы и при королях (воспитатель детей Генриха II, кавалер свиты Франсуа, герцога Анжуйского), но десятки выходцев из других родов, примерно того же владетельного уровня (а то и ниже изначально), достигают как минимум того же, а еще десятки продвигаются дальше. Куртене как будто безнадежно застряли на одном довольно низком плато. И наверняка все члены этого дома были как минимум опечалены, тем очевидным для всех фактом, что они просто нищие по сравнению с бастардами Валуа – Лонгвилями и семьей молодого графа Овернского, Шарля (в будущем более известного, как герцог Ангулемский), сына короля Карла IX.
Но почему борьбу за признание они начали именно в 1603 году? Именно тогда Гаспар Куртене скромно обращается к королю Генриху с просьбой признать его принцем крови. Тут надо обернуться от этой даты лет на десять назад. Предположу, что две законные ветви Куртене просто ошеломило осознание того, насколько близко (и одновременно далеко) от них стала корона Франции. А как же – пресловутый Салический закон сработал в итоге как полагается, королем стал ближайший родственник последнего Валуа по мужской линии, а отделение ветви Бурбонов от основного королевского древа произошло еще в 1256 году (когда родился Роберт Клермон). Кроме всего прочего - еще в середине XV века, кто же мог всерьез думать, что королем Франции на абсолютно законном основании и в порядке строгой очереди станет потомок графа Вандома?
Можно в принципе подсчитать, какое именно место в условной очереди на трон занимал Луи Бурбон-Вандом (1376-1446), но вот что любопытно – в период своей бурной жизни он сдвигался в этой очереди вверх-вниз на большее число мест, чем отделяло старшего Куртене от короны в 1603 году. И этот факт, если о нем Куртене вообще задумывались, не мог не настраивать их на определенные мысли. Вот только есть один «крохотный» нюанс – Луи Вандом что на свои годы, что на начало XVII века (если провести параллели) был богаче и влиятельнее всех Куртене вместе взятых.
Но всё-таки, младшим потомкам короля Людовика Толстого оставалось рассуждать логически: если что-то, не дай Бог, произойдет с Бурбонами, то тогда кто если не мы, Куртене? Ведь кроме нас больше никого и нет – и в этой логике, отказать Куртене, прямо сказать, сложно. Обе ветви вполне соответствуют – это потомки самого Гуго Капета по самой что ни на есть мужской линии, без подвохов и неясностей и линии, что очень важно, законные.
И действительно – никого из законных Капетингов, кроме Бурбонов и Куртене на 1590 год не осталось. Так уж вышло, что в 1590 году во Франции случилось одно совершенно непримечательное на фоне всей остальной круговерти событие. В Нормандии, сражаясь за нового короля Генриха IV, в бою с лигистами, пал Жан IV де Дрё-Боссар - последний потомок Роберта I, графа де Дрё. Роберт де Дрё, основатель этого дома младших Капетингов был пятым сыном короля Людовика VI Толстого, а Пьер Куртене - шестым, то есть, в теоретической очереди на корону Франции старший Куртене шел за самым младшим де Дрё. И вот этот самый младший, Жан де Дрё и он же последний, погиб. А Бурбонов, вместе с королем, не так уж и много…
С 1589-го по 1603-ий годы, в доме Бурбонов кое-что принципиально изменилось. У короля Генриха наконец-то появился законный сын - что должным образом сняло напряжение в королевстве по поводу престолонаследия в самом ближайшем обозримом будущем. Заодно был снят с повестки дня крайне любопытный вопрос наследования тех земель, которыми Генрих владел до того, как стал королем.
За дофином Людовиком в очереди на корону стоял пятнадцатилетний Генрих II, третий принц Конде, третьим и четвертым шли дяди предыдущего, Франсуа, принц Конти (1558-1614) и Карл, граф Суассон (1566-1612), оба несмотря на зрелый возраст без сыновей (наследник появится в следующем 1604 году, только у одного из них) и наконец, пятым и последним принцем Бурбоном, был Анри (1573-1608), герцог Монпансье, тоже не имевший собственно наследника мужского пола. С королем - всего шестеро Бурбонов, шансы у Куртене не так уж и плохи, учитывая эпоху с ее ранними и внезапными смертями, случавшимися совсем не к месту, причем порой без всякого злого умысла с чьей-либо стороны.
Но главное не в пресловутом шансе. Я вовсе не думаю, что Гаспар Куртене был подобен мелким Уолдерам Фреям из «Игры престолов», которые подсчитывали очередь и подобно им размышлял – «Ага, вот все они окочурятся и я стану королем». Первое и основное для тогдашних Куртене – быть причастным, стоять на одном уровне, не важно откроется ли «очередь» - через 200 лет или вообще никогда, главным было добиться самого признания и нахождения в этой линии наследников.
*****
Поддержать автора: 2202 2053 7037 8017
