Строго говоря, сам термин «принцы крови» был официально учрежден только в 1576 году (вот титулование «первый принц крови», существовало раньше – с 1527 года), эдиктом Генриха III, понимавшего опасность захвата трона, влиятельными и богатыми Гизами. В противовес им король официально поставил своих немногочисленных родичей по мужской линии, выше других пэров Франции, вне зависимости от титула, который эти принцы носили, старшинство среди них же определялось по степени родства.
Как таковое же выражение «принцы крови» известно с XV века, когда происхождение от королевской семьи стало критически важным: в частности, учитывая то, что сыновья короля Карла VI Безумного умирали один за другим, новый переход короны от старшей линии к младшей, предусматривался, очевидно, многими. Именно поэтому, англичане, хоть и впихнули на французский трон своего Генриха VI, долгие годы безвылазно держали в плену верхушку французского королевства – обоих братьев Орлеанов, герцога Бурбона и графа Д’Э, Карла Артуа. Последний, кстати, самый интересный в этом списке. Думаю, дамы и господа, вы догадываетесь, почему – Артуа не был потомком Людовика IX Святого, основатель этого дома был младшим братом этого короля.
Однако, на практике самого факта происхождения от Гуго Капета по мужской законной линии, как выяснилось уже в этом же XV веке, было недостаточно, чтобы считаться «принцем крови» и заседать в королевском совете. Это происхождение должно было дополняться наличием серьезных земельных владений, именно они давали власть, влияние, богатство и возможность прирастать другими сеньориями. Не только Куртене были обделены вниманием высшей аристократии. Так же игнорировали и младших де Дрё – после исчезновения старшей графской ветви этого дома никто как будто и не вспоминает их младшую линию – сеньоров де Бё и Боссаров.
Так вот, определенно известно, что король Генрих IV прохладно отнесся к просьбе Гаспара Куртене о признании этих потомков Людовика VI принцами крови. Почему, вот в чем вопрос. Как-то очень удачно я нашел в открытом доступе переписку судейских чиновников 1730 года, касающуюся гибели предпоследнего из Куртене – Шарля Роже. И что можно сказать определенно – титул принцев крови, Куртене так и не получили, но пятеро последних из них именовали себя «принцами», сюда следует включить и вообще последнюю из рода, Элен Куртене.
Именовали неофициально, можно сказать, «самозвано», при том что часть общества с этим вполне соглашалась, термин «принц» употреблялся по отношению к этим последним Куртене в документации, деловой и личной переписке. Наконец, в 1737 году, по требованию королевского дома, это полуофициальное титулование, касательно Элен Куртене – «принцесса», было «вычищено» из документов, несмотря на ее протесты.
Между прочим, в этой переписке (выдержки из нее будут в следующих частях, посвященных странной смерти Шарля-Роже Куртене), как-то не слишком внятно упоминается и о первых просьбах Куртене в начале XVII века. Им тогда не помогла, а даже скорее навредила поддержка самого Сюлли, который был первым браком женат на Анне Куртене (маленькая ветвь Куртене-Бонтин, угасшая по мужской линии с отцом Анны) – близкой кузине существовавших на то время ветвей дома Куртене. Были какие-то неясные и совершенно ненужные подлоги с генеалогией, которые разозлили короля Генриха IV. Но всё-таки, как мне кажется, король изначально не был настроен причислять Куртене к принцам крови.
Генрих, я полагаю, ориентировался на три простых фактора, во-первых – вопросы финансирования, во-вторых – вопросы безопасности, и в-третьих – королевская гордость и спесь. Итак, во-первых, вот не с руки королю было сажать себе на шею еще парочку семейств. Введение Куртене в ранг принцев крови влекло бы за собой их внедрение в королевский совет и приличествующее рангу содержание. И откуда его взять? Из казны, конечно, потому как Куртене, простите, нищеброды. Одно дело признавать принцами крови тех немногих, кто и так богат, конечно, и они «осваивают» казну самым нещадным образом, но так было всегда, ничего не поделаешь. И другое – возвести в этот ранг кого-то еще.
Во-вторых, чем меньше в королевстве людей, обличенных властью, тем королю и государству спокойнее, и кроме принцев крови хватает знатных смутьянов. И, наконец, в-третьих – король и так тратил приличные суммы на своих фаворитов и сподвижников. Но делал он это исходя из заслуг этих людей и своих личных симпатий к ним. К Куртене он симпатий определенно не имел, заслуг перед королем у них тоже не было, отрывать что-то ради них от своих фаворитов, Генрих Бурбон явно не имел никакого желания и эти просители, предположу, приводили его в бешенство. И допущу четвертый фактор… Что если Генрих VI считал Куртене в принципе бесполезным и бездарным родом?
Допустим, размышляя примерно таким образом – да уж почти четыреста лет прошло со дня смерти Роберта Куртене-Шампиньоля, который хоть чего-то стоил. И что? А ничего – ни одного выдающегося рыцаря, который бы принес ощутимую пользу королю и государству, которого было бы за что награждать. И это на фоне того, что полезные государству и королям люди выбивались наверх из мелкого дворянства и даже третьего сословия. Не будучи при этом потомками королей. А тут вдруг Куртене – дайте им, видите ли, титул, они же от Людовика Толстого произошли.
Но это, опять же версия. В некоторый тупик я встал по вопросу отношения Парижского парламента к Куртене. Там и сям в интернете я находил упоминания, что это именно Парижский парламент, отказал Куртене в праве быть принцами крови, на основании того, что таковыми могут быть только потомки Людовика Святого. Может быть, кто-то из читателей поможет и подскажет – а где эта мотивировка отказа изложена более-менее внятно? Честно говоря, сомнения возникают, Парижский парламент был скорее склонен защищать дворян, чем обделять их. Такая постановка вопроса – «только потомки Людовика IX», выглядит как-то уж очень натянуто. Похожа на игру шулеров краплеными картами – вот от династии Капетингов такого ожидать можно, а от парламента, пожалуй, нет.
Продолжение следует…
*****
Поддержать автора: 2202 2053 7037 8017