Найти тему
Хельга

Купинушка

30-е годы...

- Бабуль, ты чего глупость городишь? – захохотал Федор, вымазывая хлебом кашу, которую сварила баба Глаша.

Федя бабушку любил. Когда померла Василиса, мамка Федькина от хвори какой-то, остался мальчишка с бабкой и дедом.

Это были тридцатые годы, родился Федор уже после революции. И воспитан был уже по-новому. Нет Бога, и веры никакой не может быть – вот такую науку втолковывали ребятам в школе.

Потому бабулю свою набожную высмеивал, дразнил порой, хотя и любя, всё пытался бабку отвадить от молитв и наложений креста. Пока дед Леша не видит...Например, стоит Федор, бабке в глаза хохочет и передразнивает старуху.

- Ба…Так креститься надо? – хохотал пакостник, выводя невидимый крест, начиная со лба, затем по глазам и запихивая пальцы в рот.

- Не надо, Феденька, накажет Боженька, - говорила баба Глаза, с грустью качая головой. Расстраивал ее порой внук. Хороший же мальчонка, и помочь всегда готов, да и ласковый. Но бога не боится...

Измывался Федька над бабкой с опаской – все поглядывал, не идет ли дед. Алексей Васильевич жил с верой в сердце, но в отличие от жены понимал, что времена изменились. Потому и молчал по большей мере. В деревне сохранилась церквушка, дед обходил ее стороной. И на бабку тихонько ворчал, что ходит туда молиться.

И все же богохульничать Федьке не давал, особенно при Глаше. Внука он любил, но за такие дела к ответу призывал – охаживал старым солдатским ремнем крепко и больно. Потому при дедушке Федор чаще всего помалкивал.

****

Захаживал к Федьке дружок Аким Лажечников. Жил он при отце, который занимал руководящую должность в сельсовете. Родители Акима были из «перестроившихся» - церковь в семье была под строжайшим запретом, никто не крестился, а над верующими посмеивались.

При Акиме замолкала даже бабуля. Хороший парнишка, вежливый и доброжелательный, но не сболтнет ли чего лишнего своим безбожникам-родителям? Времена тревожные, лучше поберечься.

Сам же Федор хотя и рос атеистом, но впитывал истории бабули о чудесах Божьих с жадным интересом. Было то, что вещала Глаша правдой или ложью, он не знал, но эти рассказы завораживали мальчика в детстве. Особенно он любил слушать про Купинушку.

Так в селе называли самую старую икону в местной церкви. Баба Глаша с замиранием голоса рассказывала про «Неопалимую Купину», которая сберегла жизни тысяч людей. Больше ста лет назад появилась Купинушка у них в деревне. По ее словам, икона помогала гасить пожары, выводить людей из помещений, охваченных пламенем. И местная сельская церковь тоже горела несколько лет назад, и, если бы не Купина, не осталось бы ничего от нее. И отец Ярослав бы сгорел с десятками прихожан.

- Брось свои сказки рассказывать, парню голову забиваешь! – ругал дед Леша жену. Был он сам свидетелем многих странных событий, да и к Купине имел почтение, да за Федьку страшно. Не стал бы он бабкины истории про Божье чудо кому-нибудь пересказывать!

Видал Федор Купинушку один раз. Ничего приметного – самая старая и невзрачная икона среди всего церковного великолепия. Но говорили, что стоит она бешеных денег. Одноглазый Васька, который приезжал в село и скупал у местных жителей все ценное, «слюни пускал» на старую Купину. Говорят, бешеные деньги предлагал отцу Ярославу за икону, но тот непреклонен был. Наотрез отказался Купинушку продавать.

Однажды о Купине Неопалимой Аким заговорил. Тихонько стал рассказывал другу, дескать, есть в церкви очень старая икона, невзрачная и некрасивая, но ценность большую имеет. Сразу понял Федор, что о Купине речь идет.

- Ты видел ее в сельской церкви? – удивился Аким. Живя в семье атеистов, он был абсолютно далек от всех этих дел. Да и не отличил бы одну икону от другой. Больно удивился он, узнав, что какая-то ветхая деревяшка с изображением скорбного лица, может иметь огромную ценность.

- Однажды мельком, - поспешил ответить Федор. А то еще решит друг, что он, Федька, каким-то боком делами церковными интересуется или еще чего хуже в Бога верует.

Но Акима интересовало, где находится икона, и охраняет ли ее кто-то. И так и эдак расспрашивал, при этом сам не свой был. Глаза бегают, а сам то ухо почешет, то пританцовывает на месте. То шепотом говорит и по сторонам озирается. То говорит громко, а потом пугается и замолкает.

- Что с тобой, Аким? Говори прямо, затеял что-то? Какого лешего тебе эта Купина? – спросил в конце концов Федька, когда ему уже надоело ходить вокруг да около.

А как услышал от Акима, что тот задумал, так и застыл в ужасе. Похолодело все внутри, а потом в жар бросило.

- Знаешь сколько нам Васька одноглазый за нее даст? Поделим и уедем отсюда. Бабке корову купишь и камни красивые. Деду лошадь купишь. А сами в город убежим, с такими деньжищами нас никто не найдет, - шептал друг с горящими глазами.

Хотел Федька отказаться наотрез, да еще по шее тумаков другу навешать, но сказал Акимка то, что его изумило до глубины души. Озвучил друг сумму, что пообещал ему Васька одноглазый.

Услышал, вздохнул глубоко, а выдохнуть уже не мог. Вот это деньжищи! Неужели есть на свете глупец, готовый заплатить хоть половину из озвученного за старый потрёпанный кусок деревяшки? Да в церкви и поновее есть иконы – кому нужен этот древний хлам?

Так и стоял Федька в холодном поту, не в силах сказать ни слова. А Акимка, воспользовавшись моментом, стал озвучивать другу свой план. Федьке следовало подойти к отцу Ярославу и предложить помощь. Бабу Глашу поп знает, внуку ее сразу поверит.

Говорил Аким, а у Федьки в ушах шум стоял. Ничего больше не слышал парнишка, в голове были только деньги. Невероятная сумма, огромная. Это же жить так можно, как… Как кто? Да не было у Федьки таких знакомых. Проносились мысли о том, как он сладко будет есть и мягко спать, можно будет и помощницу бабе Глаше нанять, чтобы хозяйством занималась.

*****

Через некоторое время вспоминал Федька, как решился он на такое, да не мог вспомнить. Ноги сами повели его к отцу Ярославу. Поп посмотрел на парнишку ласково и с одобрением, но удивился просьбе держать все в тайне.

- Бабка твоя Глаша рада будет, что ты в церкви помогаешь. Отчего же не хочешь открыто ходить? – спросил он Федю.

- Дед против, - произнес парень и опустил глаза. - Да еще боюсь, что в школе прознают, смеяться будут.

С пониманием отнесся отец Ярослав к желанию мальчика помогать прихожанам тайно. Времена тяжелые, лишнее слово сказать страшно. А уж быть приближенным к церкви сейчас очень опасно.

Дел серьезных парню не доверяли. Выполнял он мелкие поручения, полы мыл, по душам с Ярославом разговаривал. Но так, чтобы подозрений не вызывать – поможет и уходит. А в ту ночь, когда было решено Купинушку своровать, не ушел Федор из церкви. Спрятался и стал темноты дожидаться.

Медленно время тянулось, Федька даже уснул. А, проснувшись, понял, что пора за дело браться. Схватил икону и бегом из церкви выбежал через тайный ход. Там его уже Аким поджидал.

Парни побежали к реке. Там их должен был встретить Васька одноглазый, забрать Купинушку и передать деньги. Но в назначенное время торгаша одноглазого еще не было. А темно на улице, страшно. Лес кругом, звуки жуткие слышатся.

Аким и Федор стояли рядом, и зубы их стучали от страха. А вокруг будто чертовщина какая-то происходила. Ветки мощные от деревьев как будто к их шеям тянулись, удушье мучило обоих. Закашлялся Аким, будто что-то попало в горло, а на Федьку чих напал, будто перцу нанюхался.

Время шло, Васька не появлялся, у Федьки нестерпимо стало ломить кости во всем теле. Такого у него еще никогда не было. Глянул он на сидящего рядом друга и обомлел. При свете луны его лицо казалось мертвецки бледным. Он будто спал с открытыми глазами.

Хотел потрясти Акима Федор, да руки не слушались. Хотел криком разбудить, да голос пропал. Охватил его дикий ужас, озноб пронзил все тело. Не в силах противиться неведомой силе, Федор просто потерял сознание.

Проснулся он от того, что Аким дергает его за рукав. Уже рассвет.

- Федька, где икона? – кричал в ужасе Акимка, продолжая трясти друга.

Федька огляделся. Нет иконы. Нигде нет.

Стали парни вспоминать, что с ними приключилось, да ничего толком припомнить не могли. Только чувство холода, ужаса и оцепенения, которое постигло обоих.

- Мне снилось, что я умер, - прошептал Аким, не в силах справиться с дрожью.

Федор промолчал. Не стал говорить, что, увидев друга с открытыми глазами, он решил, что тот мертв. Оба не могли понять, куда могла подеваться икона, но догадывались, что случилась какая-то чертовщина.

- Мы крепко уснули, а Васька одноглазый пришел и выхватил у меня из рук, - предположил Аким. Федор обреченно кивнул. Он готов был согласиться на любое объяснение, чтобы не терзать свою голову страшными мыслями.

Парням предстояло идти домой. Возможно, их хватились, и теперь придется объясняться за свое отсутствие.

Аким шел домой и понуро размышлял о деньгах, которые так и не удалось подержать в руках. А Федька просто мрачно «предвкушал» нечто ужасное.

И это нечто, действительно, ожидало их. В эту ночь сгорел дом Лажечниковых. В пожаре не уцелел никто. Акимка остался один. Временно парня приютили дальние родственники, но поскольку он уже был взрослый, то собрался в город, чтобы устроиться на завод.

С того самого дня друзья и не виделись, ведь каждого захватила странная череда жутких событий. Федя так и не узнал, обнаружилась ли в церкви пропажа Купинушки. Ведь на следующее утро он проснулся от истошного крика бабы Глаши. Кто-то сообщил ей страшную весть, и с самого утра она орала дурниной. Никто не мог понять, что произошло. Лишь встряхнув жену хорошенько, Алексей добился от нее ответа.

- Церковь сожгли, а батюшку арестовали! – кричала Глафира, падая на колени и стучась головой о пол.

Дикий ужас охватил Федора, по телу пробежала противная дрожь. «Теперь никто не узнает, что мы украли икону», - мрачно думал парень, но никакого облегчения эта мысль не приносила. Напротив, чувствовал он себя все хуже и хуже.

На следующий день умерла баба Глаша. Сердце ее не выдержало того, что случилось с церковью и святым отцом.

Страшно было Федьке. Казалось ему, что он тоже причастен ко всем этим несчастьям. И пожар в доме Лажечниковых, и арест попа Ярослава, и уход бабули. Дед стал сильно пить, хотя раньше за ним такого не водилось.

****

Однажды допился до такого, что поджог себя в сарае. Федька чудом успел вытащить деда Лешу, а вот сарай спасти не удалось. Сгорел, хорошо хоть на дом пламя не перекинулось.

Однако руки и ноги Алексея были сильно обожжены. Через неделю деда тоже не стало.

Время шло, парень взрослел. Вскоре он стал учеником мастера по изготовлению памятников и оград. Не очень нравилось это Феде – каждый день приходилось думать о смертях и сталкиваться с горем. И все же выбора особого не было, а кусок хлеба обеспечить он себе мог.

А через пару лет познакомился с Валюшей Казаковой – смешливой, хорошенькой дочкой Ефима Казакова, который занял место Лажечникова в сельсовете. Долгое время встречался Федя с Валей, но тайно. А как узнал об этом отец девушки, так рассвирепел. Были у него свои планы на красивую дочку. Хотел он выдать Валюшу за важного чиновника.

Однажды Казаковы поехали в город к родственникам. Там девушкой очень заинтересовался перспективный жених – при деньгах и при должности. А тут Федька-сирота! Разве он ровня Валюше?

Поговорил Ефим с дочерью, да бесполезно. Гордая дочурка заявила отцу, что Федьку любит, за него замуж и выйдет. А в город не поедет – не нужен ей тот самый чиновник важный.

Пытался Ефим и с Федором поговорить. И по-доброму, деньгами задобрить хотел, и по-плохому. Не послушал его молодой человек, все твердил, что чувства у него к Валюше.

Дело уже к свадьбе шло. Мечтали молодые, как поселятся в доме Федькином, где еще бабка с дедом жили, будут работать и детишек рожать. Но не суждено было этим мечтам сбыться. Арестовали Федьку по доносу, дескать плохо о советской власти говорит.

Припомнил анонимный «доброжелатель», что баба Глаша у Федора очень близка к церкви была. Упоминалось и недоброе о арестованном священнослужителе Ярославе, с которым у Глаши и у самого Феди какие-то тайны были, направленные на то, чтобы советскую власть опорочить.

Сам не понял Федор, как дело вышло, в полусне будто все происходило. Из родного села вывезли, а после короткого разбирательства, которое выглядело чисто формальным, сослали в Сибирь. Попал молодой человек на лесозаготовительный завод.

В «лесном» исправительном лагере люди мерли как мухи. Лес валили зимой, а летом сплавляли его по реке. Бесконечный физический труд, холод, недоедание – все это делало жизнь здесь невыносимой. Для кого-то ссылка была щадящей альтернативой расстрелу. Да только, умирая от дизентерии или воспаления легких, каждый приговоренный жалел о том, что жизнь не оборвалась его нажатием курка.

Заключенные не дружили между собой. Порядки царили суровые, и от братьев по несчастью доставалось порой похлеще, чем от охраняющих их офицеров. Ни с кем не общался здесь Федор, пока не свалился с жутким бронхитом.

Больных размещали в отдельных помещениях. Условия в таких местах были не лучше, чем в общих бараках, но людей здесь было поменьше – соседом Федора был только один старик, которого называли просто Палыч.

Когда легкие Федора разрывались от дикого кашля, Палыч сунул ему какую-то сушеную смесь. Отделил часть, залил кипятком и сунул Федору, чтобы тот выпил.

- Пей. Два раза в день заваривай, как рукой снимет, - сказал ему старик, - иначе и недели не протянешь.

Палыч часто подходил к нему, трогал лоб, иногда с одобрением кряхтел. Федор постепенно шел на поправку.

Он заметил, что старик иногда доставал крестик, шептал молитву и целовал распятие. Это удивило Федора, ведь богопочитательство здесь было не в чести. Однажды Палыч прочел шепотом молитву и взглянул на Федора:

- А ты чего не молишься? - сердито спросил старик.

- С чего бы это? Бог давно отвернулся от меня, - иронично заметил Федя, удивившись, что Палыч задал ему этот вопрос.

- Не Бог отвернулся, ты сам отвернулся от него, - прокряхтел дед и отвернулся к стенке.

На следующее утро старик не проснулся. Федор сообщил охраняющему офицеру, что его сосед не дышит. Тот равнодушно распорядился о том, чтобы тело вынесли. Поддавшись странному порыву, Федя вытащил крестик покойного и спрятал в кармане. Он и сам не знал, чем сделал это.

Федор остался один. Жар уже почти прошел, но кашель по-прежнему был сильным. Находиться одному было невыносимо, но возвращаться к прежнему темпу работы означало одно – смерть. Федя все еще был очень слаб.

Однажды утром он проснулся от шума за стенкой. Охранник с кем-то грубо разговаривал, затем дверь открылась, и он пихнул в помещение человека. Вошедший тут же упал. Было очевидно, что он неимоверно слаб.

Дверь за ним закрылась, Федор подошел к своему новому соседу и присел на полу рядом с ним. Взглянув на его лицо, он с удивлением вскрикнул.

- Аким! – воскликнул он и тут же огляделся по сторонам. Надо говорить тише, здесь даже у стен есть уши.

Аким был в ужасном состоянии – весь в синяках. Он ужасно похудел, болезненно-бледная кожа висела на лице. Мужчина открыл глаза, в которых мелькнуло удивление, и он прошептал имя друга.

Чтобы хоть немного помочь Акиму, Федору пришлось изобразить, будто жар у него еще продолжается. Он расчесал себе раны, и продемонстрировал проверяющему «сыпь». Это был серьезный риск, ведь больных в лагере не жаловали. В первую очередь, такие же заключенные, ведь им приходилось выполнять больше работы. Лжецу бы точно не поздоровилось, узнай кто о хитрости.

И тогда впервые в жизни Федор произнес молитву. Губы сами шептали с детства знакомые слова. Он никогда не молился, но каждый день видел и слышал, как молилась баба Глаша. В руках Федя сжимал крестик, оставшийся от покойного соседа. Он молился и верил – Бог не оставит его.

Постепенно Аким приходил в себя. Он неохотно рассказывал о том, что с ним произошло. С того самого дня, когда в пожаре не стало его родителей, все пошло наперекосяк в жизни парня.

И все же поведал он о том, как уехал в город и устроился на завод. Дела вначале шли неплохо, и толковый парень даже добился некоторого успеха. Но по непонятным причинам на его участке возник пожар. В результате возгорания пострадали люди и сгорело имущество. Акиму предъявили обвинение и приговорили к исправительным работам.

На строительстве барж Аким провел больше года. Там были просто адские условия. Люди редко жили дольше двух-трех лет... Аким предпринял попытку бегства, но неудачно.

Его поймали и вновь направили на исправительные работы, но уже в лесозаготовительный лагерь. Аким признался, что уже несколько раз прощался с жизнью.

- Я бы не выжил…Я ж ни одной молитвы не знаю, всё над попами и верующими смеялся. А тут взмолился Богу, да так, что видимо, услышал он меня, - рассказывал он другу.

Федор кивнул. Как удивительно сложилась жизнь. Оба ведь были атеистами, но в трудный момент, когда ничего уже помочь не могло, обратились к Богу.

- Я вот все тебя хотел спросить. Когда это все началось? Почему? Ты не думал, что это …? – начал было Аким, но не смог договорить. Он хотел задать тот самый вопрос, который мучил его уже много лет.

- Икона, - кивнул Федор, - с первого дня понял, но не хотел признавать. Когда мы своровали Купинушку, то отвернулись от Бога.

***

Акима не стало через полгода после перевода в лесозаготовительный лагерь. Он повздорил с одним из заключенных и погиб в драке.

А Федора выпустили в начале войны и отправили на фронт. Он был ранен, но все же выжил и вернулся домой. Однажды он чудом выбрался из огня. В тот самый момент Федя понял, что спасла его Купинушка, которой он мысленно возводил молитвы..

В доме, который Федору достался от Глаши и Алексея, поселились их дальние родственники. Не стал Федя стеснять их и отправился в город. Устроился на труболитейный завод, получил общежитие от производства. Через несколько лет стал мастером.

Жизнь пошла своим чередом. Вскоре познакомился Федор с Анютой, которая работала на ткацкой фабрике. У молодых родились дети, они получили квартиру.

Не читал Федя молитв за обедом и перед сном. Не крестился и не отмечал церковные праздники. И детей своих воспитывал, не рассказывая ни о Боге, ни о церкви. Икон дома тоже не было.

Но изредка, оставшись наедине с собой, он закрывал глаза и вспоминал бабу Глашу, и как она крестилась, проходя мимо церкви. Вспоминал отца Ярослава. Нет-нет, да и задумывался о том, где сейчас Купинушка – в чьих руках эта удивительная икона, и существует ли она вообще.

В такие моменты сердце начинало сильнее биться. А губы будто сами шептали тихонько молитву Купине и покаяние за совершенное дело...

Благодарю за прочтение. Другие истории можно найти в навигации по каналу.