Вернулся повстанческий атаман в приподнятом настроении; очевидно, задуманные планы осуществились в целом благополучно. За следующим Про́клятым артефактом решили отправиться завтра, а вечер текущего дня посвятили блаженному отдыху. За ужином устроили совместные посиделки, распив бутылочку славной украи́нской горилки, после чего, удовлетворенные (каждый в определённой мере), отправились спать.
Нынешней ночью никто никого не побеспокоил, поэтому выспались все просто чудесно и встали, готовые к новым отважным подвигам и грандиозным свершениям. Поскольку в последнее время путешественники всегда находились в состоянии относительной собранности, приведённой к походному маршу, то уже к восьми утра вся доблестная четвёрка успешно покидала пределы столичного региона.
Как уже упоминалось, дальнейшим направлением был избран гуляйпольский районный центр. На продолжительный путь (с учетом всех непредвиденных остановок, осуществленных с целью проверки документов и инициированных дорожной полицией, где установившаяся схема ничуть не менялась) ушло примерно девять часов; в нужную точку новоиспеченные сподвижники прибыли ближе к семнадцати вечера. Найти в крохотном городишке единственного сапожника большого труда не составило. Хозяин неброского жилища, в свою очередь, был страшно удивлен, когда к нему нежданно-негаданно ввалилось четверо незнакомцев: трое, одетые в чёрную спецназовскую одежду; один, облаченный в строгую военную форму, выдававшую прямую принадлежность к украи́нской «освободительной армии».
Первое, что бросилось в глаза незваным гостям, – это идеальная чистота, существовавшая в неказистом, но и добротном домишке. На почтовом ящике, прикреплённом на ограждении палисадника и установленном рядом с дощатой калиткой, значилась лаконичная надпись: «Бондарь Данило Вакулиевич». Говоря о запьянцовском владельце, он имел вид пропащего человека, давно разочаровавшегося в никчёмной, постылой жизни, и отмечался следующими основными характеристиками: достигнув сорокалетнего возраста, выглядел на все шестьдесят; средний рост, худощавое телосложение (снабженное, однако, жилистыми руками) подчеркивали несильное пристрастие к излишним чревоугодиям; затуманенные глаза, опухшие и впалые, располагались на обрюзгшем лице, покрытом преждевременными морщинами; тёмные волосы, курчавые и нечёсаные, частично поседели и сальными «ляпками» торчали по разные стороны. Несмотря на перечисленный негатив, облачённым он оказался в чистую, отутюженную одежду, отмеченную национальной символикой; на ногах, поверх чёрных носков, наблюдались удобные, мягкие тапки – чувствовалось, что жуткий пьяница не обделяется женским вниманием и что кто-то о нём печётся и неотрывно заботится.
Поскольку спустился глубокий вечер, а дневные заказы случились исполненными, подвыпивший хозяин находился в приподнятом настроении. Когда к нему бесцеремонно ввалилась четверка отчаянных ловкачей, неробкий мужчина нисколько не растерялся; наоборот, он неприветливо, грубо обмолвился:
- Чего ещё надобно?! Ежели по поводу очередного заказа, то я на сегодня закрыт – приходите, «…мать вашу», «завтрева»!
- Мы к вам не обувь, стоптанную, чинить, - высказался укра́инский боевик, а представляясь, попытался нагнать побольше благоговейного страху, - я атаман освободительного движения Батька Юхно Сидор Иванович, а ты, как я понимаю, местный сапожник Бондарь Данило.
- Да мне, если честно, пофиг, кто ты такой, - выпячивая нижнюю губу и округляя глаза до невообразимых пределов, суховато отрезал суровый хозяин, - чего тебе, падла мерзкая, надо?
Главарь «освободительного движения», не привыкший к прямому, грубоватому обращению, резко выбросил правую ногу вперёд и твёрдым носком поразил несусветного наглеца в солнечное сплетение. Схватившись двумя руками за поражённый живот, владелец избы согнулся в дугу́ и, хватая ртом воздух, попытался восстановить вдруг сбившееся дыхание. Неуёмный боевик на достигнутом успехе успокаиваться явно не собирался. Как лишнее подтверждение, он ещё раз «познакомил» невольную жертву с отменным яловым сапогом, но пнул «презренного негодяя» уже напрямую по раскрасневшемуся лицу. Никак не ожидая бесцеремонного, нещадного обращения, оглушённый сапожник самопроизвольно попятился немного назад, а через секунду упал, моментально лишившись сознания. Зная крутой атаманский нрав, никто из основных соискателей не пытался его останавливать, тем более что (как изначально предполагалось) нормального разговора с очумевшим забулдыгой все равно бы не получилось; отважные миссионеры справедливо предположили, что в решении непростого вопроса требуется целиком положиться на тёртого Сидора, имевшего в пыточных процедурах, ну! просто немереный опыт.
Юхно не замедлил воспользоваться предоставленной великолепной возможностью, чтобы оставить недобрую память и в отдалённых восточных провинциях.
- Поищите в убогом домишке «скотч»! - распорядился он расчётливым предложением, адресованным молчаливым участникам миротворческой группы; сам же, упиваясь непререкаемой, ничем не ограниченной, властью, медленно приподнял бездыханное туловище и усадил его на простеньком стуле.
Липкой ленты не оказалось, зато обнаружили плетённую, тугую веревку, диаметром сравнимую с мужеским указательным пальцем.
- Пойдёт, - констатировал крутой атаман, когда Семён предъявлял ему подручное средство связывания.
Наблюдая за приготовительными процессами и, как никто иной, зная о беспощадной натуре Юхно, обескураженная красавица, не пожелавшая присутствовать при зверских событиях, поспешно засобиралась на улицу.
- Я подожду вас в спокойной машине, - сказала она, уверенной походкой направившись к входному дверному проёму, - надеюсь, долго вы здесь не задержитесь?
- Трудно сказать? - за всех ответил язвительный Батька, крепко-накрепко привязывая несговорчивого пленника к самодельной деревянной основе. - Человек, видимо, норови́стый, так что беседа неприятная может и затянуться?..
Выйдя на свежий воздух, Багирова проследовала к личному транспорту и, удобно расположившись в просторном салоне, приготовилась к долгому ожиданию; она резонно предположила, что скорого окончания «следственного мероприятия» в настоящем случае, похоже, что не случится. Тем временем Сидор, распорядившись наполнить оцинкованное ведро холодной водой, дождался, когда ему передадут искомую емкость, а затем незамедлительно вылил всё её содержимое – резко выплеснул на беспамятного мужчину, надёжно прикованного к деревянному «постаменту». Подвергнутый воздействию бодри́вшей влаги, хозяин мгновенно вернулся в сознание.
Атаман освободительного движения славился изощрёнными пытками и немалым умением развязывать непокорные языки. Как только предполагаемый мученик стал оценивать окружавшую обстановку мал-мала адекватно, он (чтобы вызвать к извращённой натуре побольше непререкаемого доверия), не задавая лишних, ненужных пока, вопросов, пошёл и нашёл красивенькую шкатулку, содержавшую швейные принадлежности; далее, вооружившись десятком остроконечных иголок, он резко «позагонял» их (хотя и не полностью все) под нестриженные ногти ополоумевшего владельца. От непереносимых, жестоких мучений, Бондарь, конечно, кричал, но недостаточно громко: мешал скомканный кляп, предусмотрительно засунутый в рот и изготовленный из его же собственного платка; фактически, извиваясь всем худеньким телом, он только надсадно мычал, в душе посылая лютые, хотя и сдавленные проклятья.
Его активное сопротивление привело к тому ожидаемому условию, что пошатнувшийся стул с невероятным грохотом повалился и (как непременное следствие) увлёк с собою привязанного хозяина; он только облегчил приоритетную задачу ярому палачу, сделавшись ещё более неподвижным. Что же Юхно? Очевидно, жестокие методы безжалостных пыток «безбашенный» атаман подчерпнул из ранее прочитанных наставлений, изданных либо нацистскими карателями, либо (что нисколько не лучше) законченными эсэсовцами. Итак, загнав ошарашенной жертве очередную иголку (по счёту четвёртую), осатанелый мучитель (когда Данило упал) вдруг решил воспользоваться старым, излюбленным способом, давно проверенным и наиболее действенным. Предварительно он обошёл мебельный предмет по ближней окружности, оказался с испытуемым человеком, чтобы глаза смотрели в глаза, а затем при́нялся энергично пинать куда не попало, нанося нескончаемые удары и предназначая их как недоумённой физиономии, так и всему остальному тщедушному туловищу. Бил матёрый бандит с непревзойденным остервенением, да так ненасытно, что при двадцать пятом пинке засунутый кляп невольно вывалился наружу. Мужчина же, истязаемый, только хрипел: на призывы о милосердной помощи у Бондаря попросту не оставалось человеческих сил. Из расквашенного рта мелкой струйкой вытекала багряная жидкость, и глупо было надеяться, что после нещадных воздействий его внутренние органы останутся без значимых повреждений.
Пока он осатанело дубасил, кровавые глаза главаря выражали всё бо́льшую ярость; наверное, при виде жертвенной крови он погружался в некий животный экстаз и, не исключалось, мог забить безвольную жертву до безвременной смерти. Требовалось что-то срочно предпринимать! Спасительную роль, как оно и полагается, осмелился взять российский блюститель порядка. Прихватив неуёмного Батьку сзади, он резко дёрнул его за оба плеча, пытаясь увлечь за собой и оттащить от измученного заложника. Законченный садист попытался вырваться и вернуться назад, а чтобы его доходчиво поняли, резко отрезал:
- Пусти! Я убью поганую падаль!
- Тогда!.. - воскликнул Семён, продолжая прочно удерживать отпетого негодяя, охваченного неи́стовым гневом. - Мы никогда не узнаем: где он прячет очередной талисман?!
Последнее слово произвело эффект ушата холодной воды, вылитой на буйную голову бездумного атамана. Он резко остановился, провёл внутри себя нечеловеческую борьбу и, как бы извиняясь, неискренне повинился:
- Когда вижу свежую кровь, не могу себя контролировать: животный инстинкт какой-то срабатывает. Ладно, давайте посадим его назад и спокойненько поспрошаем, где он, «дрянной уродец», скрывает дьявольское сокровище.
Переведя очумевшего невольника в более-менее нормальное положение, разносторонние компаньоны оставили его сидеть на добротном, удобном стуле. Первым делом они обратили внимание на значительно изменённую внешность: левый глаз подплыл целиком; правый сузился настолько, что едва-едва выглядывал из-под почерневшего века, налившегося синюшной припухлостью; измочаленное лицо покрывала характерная синева; на верхней скуле образовалась нема́лая гематома. При каждом покашливании из разбитых носа и рта вырывались кровавые брызги и красные пузыри.
- Я вижу, для нормальной беседы ты вроде созрел, - ухмыляясь, проговорил суровый бандит и махнул на двух компаньонов, - вот эти люди доведут до тебя смысл наших главных претензий.
- Чихать я на вас хотел! - ответил неустрашимый владелец, сплевывая загустевшую бурую жидкость. - Денег наличных у меня не имеется; жизнь моя, паскудная, и так ничего не стоит. Разъясняю для «тупых идиотов»: днём ли раньше мне умирать или неделей позже – абсолютно без разницы, - глядя на ненавистных мучителей, он злорадно хихикнул, выставляя на общее обозрение окровавленные, наполовину изгнившие зубы.
- Ты, я так разумею, ни грамма не понял, - двинулся на несговорчивого сапожника Батька Юхно; он побагровел от нового гневного приступа и потирал «натруженные» руки, с явным намерением продолжить жестокое избиение, - с тобой шутить, «поганая гнида», никто и не собирается: станется нужно – забьём и до сме́рти! Властям же, местным, впоследствии скажем, что ты шпионишь вражеским «москалям», а при задержании оказал нам яростное сопротивление.
- Хватит, Сидор, - оборвал его полицейский, - давай попробуем просто спросить… Он ведь даже не представляет, о каком никчёмном пустяке мы собираемся с ним разговаривать. Узнай он сущую правду, возможно, начнёт сотрудничать… без никому не нужных зверских приемчиков.
- Хорошо, - согласился враз поостынувший атаман, прекрасно понимая, что, если покончат с Бондарем, навряд ли достигнут выбранной цели, - пробуйте, - одобрил дельное предложение, но тут же, предназначая Даниле, злобно напутствовал: - Но учтите, если он ничего не наговорит, то тогда ему, уж точно, не поздоровится – и ничего его уже не спасёт.
Воспользовавшись хитрой игрой (плохой полицейский – хороший), Королёв перехватил словесную эстафету и, сделавшись умилённым, пустился в спокойные изъяснения:
- Послушайте, милейший… в общем, так, отважный мужчина, мы не желаем тебе никакого пущего зла – просто у тебя находится одна небольшая вещица, которая больше наша, нежели чем твоя. Если ты потруди́шься вернуть её добровольно, то конфликт будет считаться исчерпанным, а тебя, соответственно, оставят в полном покое. Лично мне кажется, что мое предложение вполне справедливое – тебе так не думается?
- Странно, - пытаясь растормошить одряхлевшую память, наморщился Данило и попытался что-то усиленно вспомнить, - но я с полной убеждённостью могу утверждать, что у меня и собственные-то вещи – неизвестно? – на месте ли, не говоря уже про чужие… лишнего мне и даром не надо.
- Хорошо, - понимая, что без наглядного примера не обойтись, произнёс умудрённый оперативник, а направляясь к входной двери́, в качестве короткого разъяснения бросил: - Полагаю, в настоящем случае лучше один раз продемонстрировать, чем тысячу раз рассказывать, - посмотрел на жестокого атамана и посчитал необходимым напутствовать: - Только бить его больше не надо… я ненадолго – скоро вернусь.
Как и обещал, дипломатичный переговорщик отсутствовал не больше семи минут – промежутка времени, требуемого, чтобы дойти до Викиного автомобиля, чтобы перекинуться с милой владелицей парой любезных словечек, чтобы объяснить ей, что «дознание» выглядит тупиковым, чтобы откупорить хитроумный тайник, чтобы достать оттуда резную шкатулку и чтобы, заканчивая лёгким поцелуем, вернуться обратно. Увлечённый занимательными манипуляциями, оперативник совсем не заметил, как юная, сказочно красивая, девушка, приближавшаяся неспешной походкой, увидев, что в распахнутую калитку заходит чужой незнакомец, заспешила гораздо быстрее.
Когда она подошла, Багирова, сидевшая на страже и выполнявшая роль незримого наблюдателя, узрев невинное, поистине божественное, творение, поражённая, вскрикнула и приняла́сь энергично тереть расширенные глаза: она предположила, что от пережитых ранее страшных волнений у неё вдруг случились зрительная галлюцинации. Невзирая на все настойчивые усилия, странное видение так и не исчезало; напротив, молодая красавица смело шагнула на территорию неказистой постройки, а ускорив шаговый ритм, решительно направилась в сторону единственной двери́.
