Чародей содрогнулся, но в последнее мгновение успел отразить сокрушительный удар Радима. Он гневно сверкнул взглядом и крикнул:
- Уймись, довольно!
- Я сам решу, когда прекратить! – прорычал Радим.
- Ты уже не сможешь…
- Будь ты проклят, старик! – со злостью выкрикнул Радим, и, собрав все свои силы, выбросил в сторону Ведагора огромный огненный шар.
Все застыли в немом ужасе, а Малуша, поддерживающая чародея, закрыла глаза.
Дальнейшее произошло очень быстро. Ведагор, воздев высоко над головой свой посох, изменился в лице, и громогласно прокричал какое-то заклинание на ему одному ведомом языке. Глаза, глубоко ввалившиеся глаза его на тот миг превратились в большие темные омуты, седые космы разметались по плечам. На мгновение Малуше почудилось, что перед ней стоит прежний Велимир – ее Велимир, еще молодой, темноволосый, сильный. Необычный яркий свет озарил все его существо; диковинное пламя объяло чародея целиком.
Огненный шар, брошенный в него Радимом, наткнулся на невидимую преграду, но не рассыпался брызгами искр, как было прежде. Сгусток огня был отражен силой чародейского посоха и отлетел назад, угодив прямиком в Радима. Тот вспыхнул, подобно свече, и упал замертво. С удивлением народ увидал, что на его теле и лице не осталось и следов ожогов.
На несколько минут на площади воцарилась полная тишина, а затем в небе грянул гром. С каждой минутой становилось все темнее и темнее.
- Я сделал, что мог, - с трудом прохрипел Ведагор, падая на колени от изнеможения. – Более он не причинит никому вреда.
- Он мертв? Ты убил его? – вопрошала Малуша.
Помолчав, чародей ответил:
- Человеческая жизнь его окончена…
В народе снова поднялся шум. Кто-то осмелился подобраться к Радиму, чтобы удостовериться наверняка, помер ли он. Другие кинулись к Мечиславу. Первыми сквозь толпу продрались Горазд с Любимом: в отчаянии они упали перед дружинным на колени и принялись тормошить его, пытаясь вернуть к жизни. Любим плакал, а Горазд, казалось, поседел за это утро почти полностью.
По лицу Малуши тоже катились слезы. Оглянувшись вокруг, она заметила, что в селении творится настоящий кошмар. Горели уже около пяти изб, дворовые постройки. Местами огонь перекинулся и на частокольную стену. Люди метались в ужасе с ведрами воды, но даже всеобщими усилиями потушить разгорающийся пожар было трудно. Бабы причитали и плакали, собрав кричащих детей. Кое-кто из мальчишек побежал на другой конец деревни, созывая на помощь.
Взгляд Малуши упал на лежащего без чувств Мечислава, рубаха которого уже насквозь пропиталась кровью. Над ним горевали Горазд с Любимом. Травница подошла к ним нетвердой походкой, опустилась рядом на землю. Проведя ладонью по лбу дружинного, она с мольбой обернулась к Ведагору:
- Спаси его, прошу… – взмолилась она. – Верни его к жизни!
- Я… не воскрешаю из мертвых… - прохрипел обессиленный чародей. – Иначе я бы смог спасти и нашего Еремея…
Малуша залилась горькими слезами. Сердце ее разрывалось от боли. Мечислав был дорог ей так же, как и семье Горазда. Не единожды она спасала его от смерти – неужели все это было напрасно?! Неужели столько раз Господь уберегал его на поле боя, возвращал к жизни только ради того, чтоб он погиб от жестокой руки Радима?!
В порыве отчаяния травница припала к окровавленной груди дружинного и застыла на несколько мгновений. И вдруг…
- Ведагор! Ведагор! Он еще жив! Его сердце бьется, душа еще не покинула тело! Мечислава можно спасти! Молю, Ведагор, сохрани ему жизнь! Ради всего святого, как я молила тебя о спасении Тихомира, спаси нынче и Мечислава! Он должен жить! Его черед еще не настал!
И правда, веки дружинного дрогнули. Из груди его вырвался хрип, в горле что-то заклокотало, и он закашлялся.
- Скорее! – приказала травница Горазду. – Приподнимите ему голову, покуда он не захлебнулся собственной кровью!
Горазд с Любимом, глотая слезы, приподняли лежащего Мечислава. Он едва приоткрыл глаза, а изо рта его потекли темно-вишневые струйки.
- Ведагор, молю, скорее сделай что-нибудь! – обеспокоенно воскликнула Малуша. – Ежели не помочь ему сейчас, дело плохо кончится…
Чародей подполз ближе к дружинному и дотянулся своей почерневшей костлявой рукой до его лба. Закрыв глаза, он начал бормотать себе под нос какое-то заклинание, и повторял его до тех пор, покуда его собственное лицо не почернело так же, как и кисти рук.
Горазд побледнел еще больше; Любим в ужасе отшатнулся от Ведагора.
- Что с ним, отец?! – воскликнул перепуганный парень. – Он будто в мертвеца обратился!
- Это жизненные силы его покидают, - ответила Малуша, с болью глядя на Ведагора. – Он отдает все, что у него осталось, Мечиславу… ежели хватит этого…
- А ведь не столь он безжалостен, как говорили раньше! – прошептал Любим.
- Велимир ему имя… - говорила травница. – В миру звали его Велимир… я помню его другим… тогда в нем не было ни жестокости, ни безумства… тьма стала завладевать его душой после того, как погиб Еремей…
И Малуша снова заплакала. Любим, потрясенный происходящим, едва дыша наблюдал, как чародей шепчет непонятные ему слова, не отрывая страшной руки от лба Мечислава…
Наконец, Ведагор упал на землю, истощенный силой заклинания. Тяжело дыша, он отполз в сторону, цепляясь скрюченными пальцами за пыльную землю. Снова прогрохотал гром – в этот раз уже совсем рядом, прямо над деревней. Перевернувшись на спину, Ведагор уставился в темное небо и вдруг странно, жутко рассмеялся.
- Что с ним? – всхлипнул Любим. – Он потерял разум?
- Потеряешь тут разум… - пробормотал Горазд, - нам самим бы не помешаться, а ему-то… поди, помирает он…
- Малуша, он спас Мечислава, правда?! – воскликнул Любим. – Мечислав будет жить? Скажи, что он выживет!
Глядя на плачущего парня, травница улыбнулась сквозь слезы:
- Нынче думаю, что да! Велимир отдал ему все, что у него оставалось…
Она провела ладонью по щеке лежащего Мечислава, вытерла кровь с его подбородка.
- Дай Бог! – плакал Горазд. – Дай Бог!
- Хорошо, что сестрица этого не видала! Не выдержало бы ее сердце…
А вокруг в те минуты творились дела поистине страшные. Обезумевшие от ужаса и горя люди пытались потушить разбушевавшийся пожар, но поднявшаяся суматоха только усугубляла дело. Кто-то из баб бухнулся на колени молить Господа ниспослать сильный дождь. Иные выли от отчаяния, сознавая, что все добро уже погибло, и причитали без остановки. Некоторые бабы, кто посмелей и посообразительней, спасали скотину, уводя ее подальше от огня. Мальчишки сновали туда-сюда как угорелые с ведрами воды, малые дети плакали.
Но Ведагор, казалось, всего этого не замечал. Раскинувшись на земле лицом к небу, он то смеялся, то бормотал что-то невнятное себе под нос. Затем, будто опомнившись, он поднялся на колени и пополз в сторону Радима. Заметив это, Малуша обеспокоилась:
- Что ты, Велимир?
Но тот не ответил. Положив свою страшную руку на бездыханную грудь Радима, чародей закрыл глаза и губы его беззвучно зашевелились. Так прошло несколько минут, после чего он поднялся и на дрожащих ногах пошел прочь. Доковыляв до Малуши, Ведагор взял ее руки в свои и едва слышно прохрипел:
- Прощай…
Затем он, с трудом нагнувшись, поднял с земли свой чародейский посох и маленькими шагами направился в сторону горящей избы Завида. В то мгновение он напоминал живого мертвеца, восставшего из могилы. Его сгорбленное скелетообразное тело содрогалось при каждом шаге.
«Он подобен обыкновенному умирающему старику, – с горечью думала про себя Малуша. – Таким ли я знала его? Неужели это немощное существо – и есть мой сильный, могущественный Велимир, или все это лишь сон?!»
Но это был не сон. Страшный живой труп направлялся прямо в горящую избу, шел в огонь, и народ, замечавший его, шарахался в сторону от ужаса.
- Куда ты, Велимир?! – крикнула Малуша. – Куда ты идешь?
Чародей обернулся, остановился, и вдруг его будто осенило. Он медленными, но решительными шагами направился обратно к Малуше. Травница сама хотела было кинуться ему навстречу…
- Я должен сказать тебе, Малуша… - хрипел он, - должен открыть… тебе надобно знать… Радим…
Ведагор не договорил, ибо в это мгновение случилось нечто странное и невероятное. Откуда-то из толпы, из гущи царящей вокруг суматохи, возник… Прошка. Тот самый непутевый Прошка, старший братец Тихомира. Перепачканный в золе и копоти, он тащил в одной руке вилы, а другой рукой вытирал лицо от пота.
Горазд и Любим даже не сразу заметили его, занятые лежащим Мечиславом. Насторожилась только Малуша, которая сразу почуяла неладное. Вглядевшись в лицо Прошки, она увидала на нем следы лютой ненависти.
Парень шел прямиком на Ведагора, и прокричал, приблизившись:
- Пришло твое время, душегубец проклятый! Нынче я готов расквитаться за все! По твоей милости брат мой всю жизнь мучился и помер, а отца ты и вовсе зарубил! Долго я терпел, ждал, да нет мочи более! Умри, как зверь, коли сам ты зверствовал!
И он нацелил вилы на чародея, едва держащегося на ногах. Малуша в ужасе вскричала:
- Опомнись, Прошка! Что ты? Оставь его, он и без того едва жив! Что вселилось в тебя? Во хмелю ты, никак?!
Но парень бросил в ее сторону злобный взгляд:
- Я хмельного в рот давно не беру! С тех пор, как братца схоронили! Нынче мой час настал: отомщу, наконец, за своих! Говорили, проку от меня мало? Так хоть помру с толком, душегубца этого с собой заберу!
Ежели бы Ведагор был полон сил, он без труда дал бы отпор разъяренному Прошке. Но это был уже не прежний чародей. Это был умирающий старик, ходячий мертвец, жить которому оставалось считанные минуты. Он даже не пытался противостоять угрозам, а лишь проговорил, обращаясь к Малуше:
- Я… я не поспел сказать тебе… Радим…
- Будьте все вы прокляты, и ты, и Радим! Горите в адском пламени!
С этими словами Прошка взревел и ринулся на Ведагора, выставив перед собой вилы. Он в неистовом порыве проткнул чародея вилами насквозь и, насадив, словно добычу, на острие копья, с рычанием стал толкать в сторону горящей избы Завида. Все случилось настолько быстро, что Малуша не успела опомниться, а, когда опомнилась, было уже поздно.
Обезумевший парень на глазах у изумленного народа с силой затолкал чародея в огонь и ринулся за ним следом.
- Прошка, Прошка-то! Ох, сгорит же! – заверещали бабы.
Но никто не осмелился сунуться в пылающую избу, где непутевый сын Ждана вершил свой самосуд. Поднялись крики, вопли и шум, однако потушить избу было невозможно. Спустя четверть часа крыша обвалилась, схоронив под горящими обломками и Ведагора, и Прошку.
Бабы плакали и крестились, причитая. Мужики же, осознав, что дело гиблое, порешили кинуть все силы на тушение соседних изб. По счастью, Авдотьи нигде поблизости не оказалось, иначе она не вынесла бы этой страшной картины.
Малуша, упав на землю, плакала от горя. Ведала она, сознавала, что и без того время Ведагора подошло к концу, но глодало ее то, что он не успел сказать ей чего-то несомненно важного! Чего-то, что касалось Радима… но о чем шла речь? Травница не могла знать… она только что потеряла некогда очень близкого ей человека. Для нее он был прежде всего человеком, отцом ее незабвенного Еремея, а уж после – чародеем… для нее он звался Велимиром, имел сердце, душу, чувства и желания… в ее памяти он навсегда остался тем статным темноволосым мужчиной, которого она однажды повстречала в лесу и которого полюбила всем сердцем…
- Отец, что ж это?! – воскликнул Любим. – Прошка заколол Ведагора! Они же сгорят! Зачем он?
- Видать, совсем ум за разум зашел, дображничался, окаянный! – отвечал Горазд.
- Дак вроде давно его во хмелю не видывали!
- Дурно все кончится, Любим, коли деревня сгорит! Огонь дальше пойдет! А мы Мечислава оставить не можем…
Малуша, будто услыхав его слова, со слезами подползла к дружинному, взглянула на него:
- Я останусь с ним! Бегите, бегите, родимые! Тушить пожар надобно! И до моей избы уж недалече…
Любим подсобил отцу подняться, и они кинулись на подмогу народу. Но вдруг чудовищный раскат грома сотряс небо и пошел сильный дождь. Не просто дождь – ливень, пеленой повисший в воздухе.
- Помоги, Боже, огонь затушить! Помоги селение спасти, не дай нам, рабам Твоим, по миру пойти, крова лишиться! Не оставь нас, Боже, и детей наших обездоленными! – молилась шепотом травница.
Закрыв глаза, она продолжала сидеть на земле, придерживая голову Мечислава на коленях. Дождь быстро вымочил до нитки и ее, и дружинного, но в те минуты никто и не заметил этого. Малуша плакала и молилась, подставив лицо сильному теплому дождю, волнами накрывающему все вокруг.
Вероятно, внял Господь и ее, и людским молитвам. Дождь не утихал; вскоре от пожарища пошел белый дым – огонь медленно начал угасать, умирать, и, наконец, окончательно потух. Народ возликовал. Однако, радоваться могли лишь те, чьи дворы избежали горькой участи, до кого огонь не добрался. Погорельцы же продолжали выть на пепелище: пять изб сгорели дотла, не считая дворовых и хозяйственных построек. До избы Малуши, по счастью, пожар дойти не успел – а ведь жила она недалече.
- Благодарю, Господи! – плача, шептала травница. – Благодарю за милость Твою, за любовь к нам всеобъемлющую… спаси и сохрани нас, рабов Твоих, от грядущих горестей и бед… помоги пережить, вынести все испытания, душой не зачерстветь и сердцем не озлобиться… убереги нас, помилуй, защити…
Малуша молилась и осторожно стирала ладонью кровь с мокрого лица Мечислава. Она терпеливо дождалась Горазда с Любимом, которые подняли дружинного и поволокли к себе в дом. Затем травница, будто окаменев, отправилась восвояси, чтобы переодеться и собрать корзину со снадобьями для Мечислава. Проходя мимо черного пепелища, на месте которого некогда стояла изба Завида, Малуша даже не поглядела на это место. Никто не ведал, что душа у нее в тот миг свернулась рогожкой в груди, а сердце застыло куском синего льда. Травница просто шла мимо, шла прочь от этого жуткого места, проклятого пожарища, еще недавно полыхающего адским огнем. Она гнала от себя горькие мысли, стараясь даже не представлять тех страшных мгновений, когда гибельное пламя поглотило Ведагора и Прошку…
Назад или Читать далее (Глава 72. День длиной в вечность)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
