Невестка и внуки простились с ней рано утром. Павел до обеда отпросился с работы, и мать на прощанье накормила его оладьями. Он ел с аппетитом, она смотрела на детские оттопыренные уши, стриженый затылок, и ей хотелось прижаться к этим жёстким коротким волосам и уколоть о них свои сухие губы.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Баба Таня уже и платок повязала, когда сын, пряча глаза, вынес из спальни свернутый в трубочку палас и, перекинув его через плечо, тронул мать за рукав:
– Не серчай, но Наталья сказала, чтоб палас ты забрала. Понимаешь, мы другой ковёр хотим купить. Чистошерстяной.
У бабы Таня опустились руки.
– Ну, вы его тогда продайте, что ли, – пролепетала она, но сын отрицательно покачал головой.
– Нет, мама, не надо. Она, понимаешь, принципиально не хочет. Раньше, говорят, твоя мать нам не помогала, и это не помощь.
До вокзала доехали молча. Бабе было жаль сына, она корила себя, такую непутёвую, никому не приносящую радости. Было ей тяжело, душно и отчего-то хотелось спать.
– Уже нагостилась, – всплеснула руками сестра, когда баба Таня тяжело опустила палас на асфальт её просторного двора.
– Спрячь ты его ради бога поскорей, – только и приговорила баба.
Дома всё было по-старому. За столом сидели гости, и Алексей разливал по рюмкам водку. Баба привычно кинулась убирать посуду, подносить чай, а потом, почувствовав, как чего-то не хватает, спросила:
– Где Муха?
– Где-то на улице болтается, – махнула рукой Ольга, которую весёлые гости упрашивали не ходить на дискотеку, а остаться с ними.
Баба Таня вышла во двор, чмокнула несколько раз губами и увидела, как через двор летит, прижав блестящие уши, энергичный щенок. Баба подхватила его на руки, прижала к себе и с радостью почувствовала, как рядом с её старым, тихим сердцем стучит звонкое и молодое.
...И потекли дни по-прежнему. Молодые суетились, куда-то ездили, что-то доставали, собирали в доме гостей.
Ольга… В старые времена сказали бы "невестились", но слишком нежно звучит это слово в применении к взъерошенной, в линялых джинсах девице баскетбольного роста. Стены ее комнаты, где спала и баба Таня, были увешаны полуметровыми снимками белокурых красавиц в блестящих комбинезонах и бородатых парней с гитарами на широких ремнях. Баба Таня, просыпаясь среди ночи и чувствуя, как со стены в упор смотрит на неё чье-то страшное лицо, мелко и часто крестилась, хотя в бога не верила.
Как раз в ту ночь её одолели страшные сны. Ей снилось, как убегали они со старшеньким сыном от бомбежки, как горела вокруг сухая кукуруза, и с воем проносились над головой чёрные самолеты.
Утро же выдалось солнечное и для ноября тёплое. Листья кое-где еще держались на ветках, в воздухе летала мокрая от росы паутина...
На залитом светом куске пестрого линолеума сидела Муха и внимательно слушала нотацию.
– Ишь, дрянь такая! Ей и колбаску, ей и пирожок, а она носом крутит! Заелась совсем! Муха преданно глядела хозяйке в глаза, помахивала хвостом, потом стала поскуливать, и баба открыла ей дверь на улицу. Обычно она не отпускала собаку одну, но сегодня было очень уж некогда: надвигался Нинкин день рождения.
Но, как только закрылась за Мухой дверь, на душе отчего-то стало неуютно. Заныло сердце, разболелась голова. Баба отнесла это на счет плохого сна и давней болезни желудка. Но всё же решила выйти на улицу и позвать собаку обратно в дом. Она уже направилась к двери, как через открытую форточку ясно услышала скрип тормозов и жалобный, тихий всхлип. Чуть не выдавив лбом стекло, она припала к окну и никак не могла от него оторваться – собственное тело вдруг показалось ей свинцово-тяжелым. Кое-как она добралась до двери, медленно прошла по большому двору и, ещё не выйдя на улицу, сквозь голые ветки сирени, разглядела на асфальте темный неподвижный комок...
Она взяла на руки ещё теплую, но уже мертвую Муху, провела рукой по жёсткой шёрстке и, пока шла через дорогу, а потом через двор к сестре, твердила, словно заучивая, одну и ту же фразу:
– Слава богу, не мучилась.
В сарае она взяла лопату, вырыла в огороде ямку и закопала Муху, старательно разровняв сверху землю.
Вечером за гостями она захлопоталась и забылась, а ночью, наталкиваясь взглядом на бородатые страшные лица, вспомнила... Ей стало холодно. Она вытащила из шкафа тёплое одеяло, укрылась им как тогда, в Москве, с головой, и уснула тяжёлым сном смертельно уставшего человека.
...Через три месяца баба Таня заболела пневмонией и, несмотря на лёгкое течение болезни, умерла.
Младший сын на похороны не приехал – не отпустили с работы. Старшая невестка голосила на кладбище по всем правилам хорошего станичного тона, чем вызвала одобрение у соседей.
Внучка не плакала, только удивленно посматривала на мать. Ночью же Алексей слышал тихие всхлипывания в её комнате.
Он лежал на спине, не спал и всматривался в потолок, словно надеялся прочесть там что-то очень важное, чего он за всю свою жизнь так и не понял...
Понравилось? У вас есть возможность поддержать автора! Подписывайтесь, ставьте лайки и комментируйте. Делитесь своими историями!