Он вновь подумал о Вениамине, пытаясь отгадать, что встрепенуло его, заставило моментально переменить планы и забыть об охоте, о которой так мечтал. «Неужели из-за Наташки? Если это так, то это глупо, по-мальчишески. Мы же взрослые люди! Мы же…» Руслан даже слова подходящего не находил, чтобы оценить поступок товарища. Именно товарища. С кем-то другим разве бы стал делить стол и кров.
Рассуждая о Вениамине, Руслан не знал, что он не сразу уехал из села. Перед выездом на трассу тот завернул на соседнюю улицу к Михаилу. Думал, что они с Жорой разбежались по домам, но увидел их под ветлой, где обычно собирались выпивохи. Вениамин позвал Михаила, а потянувшегося за ним Жору осадил:
– Погоди, Жорик… Мне с Михаилом надо перетереть…
Тот вернулся под ветлу, а Михаил сел в машину, посмотрел на Вениамина:
– Что за байда?!
– А ты разве не просёк! Гость-то мой у Наташки остался, я ему западло стал. Короче, специально заехал, чтобы по телефону не светиться. Накажите его. Он за грибами любитель ходить. Вот и подкараульте, маслёнка* не пожалейте. (* «Маслёнок» – патрон.) Да так подгадайте, чтобы стрельба вокруг была – уток пока много! А я поехал – мне светиться теперь необязательно. Если всё получится, не звоните, я и так пойму через некоторое время. Вот вам аванс, чтобы вы тут с Жориком не скучали, – Вениамин отдал Михаилу пятитысячную купюру, – остальные потом!
Вы читаете окончание. Начало здесь
– Замётано! С другим бы не стал связываться, а ты у нас в корешах ходишь. Тогда разбегаемся!
– Погоди! Вот возьми – еды полно осталось! – Вениамин взял с заднего сиденья пакет и, подумав, добавил: – В общем, в случае чего, заскочил к вам, чтобы хавчик отдать! Усёк?
– А то… – понятливо кивнул Михаил.
Выезжая на трассу пустынной улицей, Егин подумал: «Скоро у вас тут шумно будет и весело!» Вспомнил жену, которая очень даже кстати сломала ногу. Хороший повод, чтобы сорваться с охоты. Вот только она о Руслане спросит. Ну что же: так и скажет, что тот попросился к Наташке на постой, чтобы не ломать отпуск. Обо всём поразмыслив, Вениамин даже повеселел. Всё неплохо складывалось, хотя он и не знал, что затеют его дружки, но что-нибудь придумают.
Руслан же, оставшись без Вениамина, ощутил настоящую свободу, столь неописуемую, что, казалось, такой и не было никогда.
– Теперь тебе надо подумать об увольнении… – сказал он Наташке, когда она успокоилась. – А то совсем немного времени до начала учебного года, потом могут сразу не отпустить, заставят отрабатывать. А так всё по-людски будет. Они заранее подыщут тебе замену, и мы рванём в столицу. Не против?!
– Я-то нет… – улыбнулась она. – Хотя страшно очень!
– А чего страшиться-то! А то так и будем киснуть: ты здесь, а я у себя.
– У вас разве закиснешь. Народу такая прорва. Голова закружится!
– Не закружится. Быстро привыкнешь. Когда заявление понесёшь?
– Сегодня уж поздно, а завтра с утра директриса должна быть на месте.
– Вот и договорились! – вздохнул Руслан; ему и не верилось, что всё столь легко и просто разрешилось.
Утром она собралась в школу, а он решил прогуляться и набрать грибов. Расставшись у крыльца, Руслан садом вышел за ограду и отправился в низину поближе к реке, где грибов особенно много. Ему и выстрелы не мешали, один за другим доносившиеся со старицы. Что они ему, когда у него своя охота, своё грибное сафари.
Наташка же, сорвавшись чуть ли не с места в карьер, около второго проулка застыла, спрятавшись за кустом черёмухи, когда неожиданно увидела Жорика. Сперва даже не узнала его в брезентовом плаще, но даже и не плащ удивил, а то, что он что-то прятал под ним. «На охоту, что ли, отправился, – подумала она. – А если и на охоту, то зачем ружьё-то прятать? – И сразу как ножом кольнуло: – Он же к Руслану пошёл. Расправиться с ним хочет!»
Она сразу вспомнила о ружье мужа, о котором никто не знал, даже участковый считал, что оно утонуло вместе с ним в половодье. А кроме него никто и не спрашивал о нём, а она никому не говорила, даже дочери, что оно хранится у неё за шкафом вместе с полным патронташем, завёрнутое в тряпки. Не говорила никому и о том, что всегда доставала его и держала наготове, когда приезжал Вениамин, чтобы чувствовать себя защищённой. И вот теперь, когда он уехал, а Жорик отправился в лес, куда сроду-то не ходил, она всё поняла, и решение возникло мгновенно: «Надо спасать Руслана!»
Наташка вернулась, достала ружьё, проверила, заряжено ли оно, и во дворе, завернув в серую тряпку, привязала его к раме велосипеда вместе с лопатой. На тот случай, если кто-то спросит, куда это она отправилась, придумала отговорку: «На старые огороды, за хреном. Куда же ещё!»
Выбравшись на зады своего участка, она никого не увидела – это обрадовало – и, никем не замеченная, вскоре скрылась в зарослях, где освободила ружьё, а велосипед спрятала под молодой сосёнкой. Шумная сначала, она почти сразу прониклась осторожностью, не шла, а кралась, почти не касаясь земли. Хотела окликнуть, позвать Руслана, чтобы предупредить об опасности и спугнуть, если понадобится, Жорика. И лишь только так подумала, чуть выглянув из-за густого куста ивы, – увидела метрах в пятнадцати бледного Руслана и почти рядом с ним Жорика, что-то говорившего ему и тычащего обрезом в грудь… От увиденного на сердце похолодело. Ещё более похолодело, почти остановилось оно, когда Жорик отступил на три-четыре шага и взвёл обрез, продолжая что-то говорить. Она не помнила, как осторожно сняла с предохранителя и нажала на курок… Когда подошла к Руслану, он стоял совсем белый, только губы были почему-то синими, и удивлённо рассматривал Жорика, бившегося в конвульсиях и судорожно трясшего синими наколками. Потом посмотрел на неё, спросил, разглядывая во все глаза, словно впервые увидел:
– Ты понимаешь, что натворила?
– Понимаю. За мужа отомстила и тебя спасла! Ещё бы секунда, и лежал бы Русланчик на его месте. Пошли отсюда.
Они вернулись к велосипеду, Наташка укрепила на раме лопату, а ружьё бросила на плечо, словно бывалый охотник. Когда спустились к реке, она зашвырнула его с обрыва и чуть ли не весело сказала:
– Вот и вся любовь, дорогой мой!
До самого дома он не произнёс ни слова. Лишь перед крыльцом спросил:
– Ты ведь в школу собиралась…
– Теперь это ни к чему. Так что можешь ехать в свою Москву, а я здесь останусь.
– Нет, я с тобой!
– Вот это зря. Не сегодня-завтра полицейские наедут, скрываться я не собираюсь, и на тебя свою вину не буду валить.
– Зачем же тогда ружьё выбросила?
– Теперь и сама не понимаю – зачем. Сгоряча, видно!
Наташка плакала долго, почти беззвучно, он пытался ей что-то говорить, попытался обнять, но она мягко отвела его руку и всё повторяла и повторяла сквозь слёзы:
– А ты собирайся, собирайся. – И вздохнула: – Давай поцелую на прощанье.
Она поцеловала, прижалась мокрой щекой к его щеке, и как он ни пытался разговорить её, она лишь нервно улыбнулась:
– Чем раньше уедешь, тем раньше я сдамся.
И он понял, что её не переломить, что все слова, все уговоры ни к чему не приведут. Он лишь пожалел, что вообще зачем-то приехал сюда. Зачем-то связался с Вениамином, с этой непонятной Наташкой. Он собрал сумку, поцеловал её в лоб и, ничего не сказав, чувствуя, как всего трясёт, отправился за село на шоссе.
Вокруг Подлипок по-прежнему громыхали выстрелы. Сафари продолжалось. Даже не мешала вдруг разразившаяся гроза, редко приходящая по утрам.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Пронский Владимир
Другие рассказы этого автора здесь, и здесь, и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь