«Представляю, как ты ненавидела меня все эти годы, которые жила вдали от меня, без ласки и любви. Но я не могла поступить иначе. Я не имела никакого права воспитывать тебя после того, что случилось с твоей матерью. Я не смогла уберечь собственную дочь и не хотела, чтобы ты повторила её судьбу. Ты думаешь, что я тебя не любила? Поверь мне, это не так. Ты была таким светлым, чистым ребёнком. Тебе нельзя было оставаться здесь. Я не могла этого допустить. На протяжении всех этих долгих лет разлуки с тобой, я помнила о тебе каждую минуту и молила Бога о том, чтобы в приюте ты обрела друзей, получила знания, определилась в жизни и никогда не возвращалась в этот дом. Если же ты читаешь моё письмо, значит, этого не произошло. И ты копаешься в своём прошлом, не понимая, почему с тобой так плохо обошлись, ищешь успокоение. Милая моя Агнесса, прошу тебя, успокойся знанием того, что я тебя любила и отправила в приют, желая тебе блага».
На этом письмо заканчивалось. Но Агнии оно показалось незавершённым.
«Она же ничего не написала! Почему отправила меня в приют? Что случилось с моей матерью? Почему она называет меня Агнессой?» — думала Агния.
— Я Агния! — сказала девушка вслух и испугалась своего голоса, прозвучавшего отстранённо, тихо, при этом раздраженно и даже немного угрожающе.
Она перевернула лист бумаги, но его обратная сторона была пуста.
Не было написано ни «целую», ни «прощай», ни «твоя бабушка». Письмо обрывалось.
«Должен быть второй лист», — решила Агния.
Она стала искать его, открывала книги одну за другой, но продолжения письма нигде не было.
«Может быть, бабушка положила второй лист письма в другое место. Она ведь оставила мне первое послание на обороте портрета», — подумала Агния.
Она оглядела комнату.
У окна с хлипкой рамой, напоминающей паутину, стояло кресло-качалка. Рядом стоял торшер с выцветшим абажуром. Солнечные лучи превратили тёмно-бордовый цвет в бледно-малиновый.
«Был таким красивым, а стал совсем невзрачным», — с грустью подумала Агния.
Продолжение следует
