…Прошло лето – без звонков, без писем. Наступила такая же молчаливая осень, а в ноябре Геннадий получил из Варшавы поздравительную телеграмму.
Часть 1.Часть 2.Часть 3. Часть 4.
«Барбарой назвала, утешила, знает, что я люблю это имя!» - с нехорошей усмешкой подумал он и разорвал листок на клочки.
…В Польшу Геннадий попал только через двенадцать лет, освоив новую, невиданную раньше в стране профессию – челнок.
Накупил утюгов, кипятильников, бельевых прищепок и сел в автобус, набитый такими же, как он, охотниками за синей птицей. Коммерсанты оказались в большинстве доцентами и кандидатами, с ними было не скучно катить по летним гладким дорогам, обсуждая последние заявления «Солидарности» и фильмы Анджея Вайды….
Вот водитель во всю мощь динамиков врубил Высоцкого, и кто-то из мэнээсов, дождавшись паузы, прокомментировал:
- Самое большое разочарование Высоцкого - женитьба на Марине Влади.
– Почему? –все пассажиры, как по команде, повернулись к оратору.
– Да потому что он ждал чуда, а она оказалась обыкновенной бабой. Ни романтики, ни полета. Киндер, кирхе, кюхе…
Высокая желтая нота... Ван Гог или Сенека, гений или старый пьяница? Решать вам! Читайте.
…«Киндер, кирхе, кюхе … Дети, церковь, кухня…» - повторял Геннадий как заклинание на оптовом рынке в Варшаве, куда они всей группой отравились за китайскими пуховиками, мохеровыми кофточками и мягкими игрушками. Копаясь среди гномов, утят и котят, сваленных в одну веселую кучу, Геннадий вспомнил большого клоуна, который висел на стенке у них в общежитии. У клоуна были печальные глаза и растянутый в улыбке рот. Эта улыбка всегда казалась Геннадию подозрительной. И только сейчас он вдруг понял, что клоун заранее все знал и смеялся над ними, рассчитывающими переделать этот мир…
- Позвонить или не позвонить? Позвонить или не позвонить? – Геннадий так задумался, что получил легкий толчок под бок.
-Ну, чего тормозишь? – торопил его сосед по автобусу. – Выбирай вон хоть Микки Маусов одинаковых, сдадим оптом, меньше головной боли.
Геннадий, следуя советам бывалых, набил три сумки грызунами и решительно пошел к телефону-автомату, уговаривая себя не трусить. Хотя Эльжбета и разговаривала с ним последний раз по телефону сквозь зубы, он должен, не смотря ни на что, выполнить свой долг перед детьми. Да и что он матери скажет, когда домой вернется? Она ведь ждет хоть какого-нибудь известия о внуках…
- А если трубку возьмет теща? А если Иван? Как он ему представится? Твой русский папа. Как будто у него и польский есть?
Почему-то за младшего сына особенно болела душа. Как будто перед Збышеком и Барбарой он не обязан был оправдываться. А вот Ванька… Как ему все объяснить и не выглядеть при этом слабаком?
«Ну, ничего, ничего, - успокаивал он сам себя, – скоро он вручит им целую тысячу долларов, которые откладывал с репетиторских гонораров. Какие - никакие, а все же алименты…
…Трубку взяла Эльжбета. Сразу его узнала, не удивилась тому, что он в Варшаве. Домой не пригласила, но согласилась встретиться на площади перед рынком.
…Эти полчаса показались Геннадию годом. Он стоял рядом с выходом из метро, окруженный туго набитыми сумками, и представлял себя со стороны. Худой, с реденькими, прилипшими ко лбу волосёнками, в «поддырканных», серых от пыли джинсах. Четыре ночи провести в автобусе – ни помыться, ни переодеться. Да и чего уж тут выпендриваться? Какой есть, такой есть. Тоскливый неудачник, закоренелый холостяк.
А здесь история о женщине, которая любила, но не вышла замуж. А может быть еще есть шанс встретить любящего мужчину? Интересно? Читайте!
Ну, есть у него одна женщина, у которой уже взрослые дети. И Геннадия она привечает скорее как старшего сына, нежели любовника. Да, если честно, любовник-то из него никакой. В этих делах он никогда не преуспевал, разве что в ту самую «золотую» неделю, когда заперлись они с Эльжбеткой в общежитской комнате и никому не открывали двери… «А все-таки смешно, - думал он, - в молодости кажется, что все самое распрекрасное впереди. Потом оглянешься – оно уже в прошлом, и повторения, даже бледной копии, не будет никогда.»
… Эльжбетку он узнал по очкам. Как будто все эти годы она носила одну и ту же оправу – тяжелую, роговую, закрывающую пол лица. И как только он разглядел в толпе эти очки, что-то толкнулось прямо в сердце. Он растерялся и не смог сделать ей навстречу ни шага. Очнулся только тогда, когда перед ним уже стояла полная белотелая женщина в тугих, обтягивающих живот брюках и полосатой майке с глубоким декольте.
- А ты не изменился, - как-то устало произнесла она. Потом оглядела гору сумок, понимающе усмехнулась и покачала головой. - Русский бизнес?
- Ну да, вроде этого. Как ты… вы живете?
- Думаешь, плохо? – тут же ощетинилась она. Потом вдруг заплакала:
- Скоро папа умер.
- Скоро? Это когда?
- Зимой.
- Я очень сочувствую.
- Да, да… – рассеянно отвечала она и продолжала плакать.
- Я вот… вам привез… - Геннадий протянул мятый конверт с деньгами и, видя, что она не делает никаких движений, открыл его и потряс так, что стайка зеленых бумажек разлетелась по дороге, и он некрасиво побежал сгребать их в кучу и засовывать обратно.
- Не надо, ты не богач, - Эльжбета покопалась в сумке, вытащила носовой платок и стала вытирать свое мокрое круглое лицо.
-Как это не надо? – опешил Геннадий. – А дети?
- Дети - то не дети. То взрослые. Збышек в Америке, мы ему не нужны. Иван тоже туда едет. Одна Барбара нас с маткой утешает.
- А ты? Ты работаешь?
- Хорошо работала, пока русский был нужен. Теперь редко работаю. Нужен инглиш, дойч, русский не нужен.
- А замуж?
- Замуж? Нет. Муж нет.
Дети болели, учились, папа долго болел, лежал. Мама поднять его не могла, я все делала. Жили… живем. Она опять заплакала.
Геннадий оглянулся по сторонам, и как будто украл, а не тпйно бросил в ее объемистую сумку конверт с деньгами.
Потом с облегчением шагнул к Эльжбете, мягко, как ребенка, обнял ее, и, уже не обращая внимания на прохожих, крепко прижал к себе и стал вытирать ей слезы своим грязным платком до тех пор, пока не понял, что плачет сам.
… Так они и стояли, и хлюпали, как два обиженных ребенка, посередине запруженной народом, многоголосой, разноязыкой площади. Как будто снова ждали друг от друга того, чего, в сущности, ни один человек не может предоставить другому – убежище от обманщицы – жизни, как будто прощались, - теперь уже окончательно и, скорее всего, навсегда…
Начало здесь.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать автора! Подписывайтесь, ставьте лайки и комментируйте. Делитесь своими историями!