В царствование Алексея Михайловича дважды приезжал в Россию антиохийский патриарх Макарий (его отец был православным священником-арабом) В первый приезд (1654 -1656 гг.) с ним был его родной сын, архидиакон Павел Алеппский, который составил подробное и чрезвычайно интересное описание трехлетнего путешествия своего отца. Такие впечатления он оставил о русских лесах и дорогах:
«Знай, что от Путивля до столичного города Москвы семьсот верст, как нам сообщили. Верста на их языке то же, что турецкая миля, то есть одна из наших миль, и равна трем тысячам локтей... В этой области и во всей московской стране считают дорогу не иначе, как верстами, хотя бы деревня находилась на расстоянии одной версты; так например, они говорят: такое-то место отстоит на одну, две, двадцать, пятьдесят, сто верст, пятьсот или несколько тысяч. Так у них принято всегда. Заметь, какая большая точность! В зимние, морозные дни сани, запряженные лошадьми, несутся быстро, верст по сто в день...
Знай, что от Путивля до столичного города Москвы все идет большой подъем, ибо мы и ночью и днем взбирались все время на большие горы; а также ехали густыми лесами, которые своею чащей скрывали от нас небо и солнце. Ежедневно мы въезжали в леса новой породы: в один день ехали среди деревьев малуль (дуб?), в другой — среди тополей, диких и персидских, одинаковой высоты, как в саду — вид прелестный! в иной день — среди высоких кедровых (сосновых) деревьев, в другой — среди елей, похожих на кедр, из которых делают корабельные мачты, — диковинные, удивительные деревья!
Одному всевышнему Богу известно, до чего трудны и узки здешние дороги: мы, проезжая по разным дорогам от своей страны до сих мест, не встречали таких затруднений и таких непроходимых путей, как здешние, от которых поседели бы и младенцы. Рассказать — не то, что видеть собственными главами: густота деревьев в лесах такова, что земли не видят солнца. В эти месяцы, в июле и августе, дожди не переставали лить на нас, вследствие чего все дороги были покрыты водой: на них образовались ручьи, реки и непролазная грязь.
Поперек узкой дороги падали деревья, которые были столь велики, что никто не был в силах их разрубить или отнять прочь; когда подъезжали повозки, то колеса их поднимались на эти деревья и потом падали с такою силой, что у нас в животе разрывались внутренности. Мы добирались к вечеру не иначе, как мертвые от усталости, ибо одинаково терпели и ехавшие в экипаже, и всадники, и пешие...
Затем мы въехали в лес из сосен (В арабском тексте: эрз, кедр. Автор, очевидно, смешивает сосну с кедром, который сплошными лесами встречается только в северо-восточной России) и елей, из коих делают корабельные мачты. Эти деревья не переставали нам встречаться до ближайших к Москве мест.
Все строение их домов и деревянные поделки в здешней стране бывают из этого дерева, по причине его изобилия. Что касается персидского тополя, то ты мог бы подумать, что он правильно рассажен, как в саду, вдоль и поперек: весь он ровен, как будто создан в один день. Мы прославляли Бога при виде высоты сосен и елей и их прямизны, формы тополей и их правильности и красоты.
Знай, что в этих лесах, начиная от Валахии и Молдавии, в земле казаков до внутренних частей Московии есть очень большие деревья, похожие на железное дерево (В арабском тексте: мейс) по своим листьям, но выше его. Мы видели его в июне и июле покрытым превосходными цветами благовонного запаха, который распространяется на далекое расстояние. Они белые и сидят пучками. Дерево это называется (по-гречески) фламур (липа). С него сдирают верхнюю толстую кору, из которой делают покрышки для экипажей и домов, в защиту себя от дождя и снега.
Толщина его более трех локтей. Из него делают также дуги для экипажей, сундуки, коробки, меры, круги для решет, колеса для повозок, дуги для лошадей, которые сгибают из ветвей, и тележные оглобли. Из тонкой внутренней коры этого дерева делают в здешней стране канаты корабельные и иные; из нее же изготовляются у них все веревки, которыми сшивают короба, а также решета, рыболовные сети, лошадиные путы, чудесные циновки, вроде египетских, лапти, (в тексте употреблено турецкое слово чарук; поэтому автор прибавляет пояснение) то есть обувь, и прочее.
Наш путь, большею частью, был чрезвычайно узок, не вмещал больше одной лошади, и представлял как бы большой пролив. Затем мы въехали в село с озером, называемое Хородиш (Городище). Близ него небольшая, сильная крепость. В селе у дороги церковь во имя Косьмы и Дамиана.
Обрати внимание, читатель, до какой степени страна эта, имеющая столь огромные размеры, строго охраняется, ибо входить нельзя иначе, как только чрез средину города и крепости и селения; непременно бывает узкий проход по мосту, ведущему через озеро, а других, объездных путей вовсе нет. Никакому шпиону, хотя бы он был из туземцев, совершенно невозможно проникнуть. Обрати внимание на эту чрезвычайную строгость!»
