В штабе его принимали совсем не так, как приличествует будущему генералу. Охранник на входе долго и придирчиво проверял документы, заставил заполнять разрешение. Вася знал, что это — своеобразная проверка. А потому с лёгкой улыбкой, залихватски выполнил все требования. И даже козырнул на прощание. Ничего, скоро охранник будет встречать его по стойке «смирно».
Начальник разведки тоже не спешил принимать его. Василий прождал в приёмной целый час, прежде к нему вышел инспектор. Он оценивающе посмотрел на разведчика, только вернувшегося из Германии. И даже с каким-то недовольством.
— А что шеф? — спросил Василий вместо приветствия.
— Шеф занят, — ответил дежурный. — Он просил извиниться за него. А теперь — следуйте в кадры, там ожидают.
— Как — в кадры? — выдохнул разведчик. Это могло означать только одно.
Дежурный пожал плечами. Когда Василий сделал шаг в сторону кабинета шефа, молодой военный перегородил путь.
— Сначала в кадры! — повторил он. — Я же говорю, шеф извинялся, но просил не беспокоить. У него идёт совещание.
— Так ведь… Так ведь никто не заходил, — сказала разведчик. — Я тут уже час стою.
— Конференцсвязь, — без тени смущения ответил дежурный. Все они умеют врать и не краснеть. — Ступайте в кадры, Даниил Григорьевич.
Шагая по мраморному полу на второй этаж, разведчик вдруг почувствовал себя на пятьдесят пять лет. Левое колено резко заболело, а от возмущения начала кружиться голова. В таком возрасте ещё жить да жить… Хотя последний раз Василий был в штабе больше пяти лет назад, он без труда нашёл нужный кабинет. А когда вошёл, у него сложилось ощущение, что в кадрах уже заждались.
— Государство благодарит вас за безупречную службу, — без предисловий и приветствий козырнул молодой майор. — Подписан секретный приказ о направлении вас в отставку с присвоением звания полковник. Как ветеран службы вы вправе выбрать жилья типовых потребительских качеств в любом городе России.
— Уволили, значит? — горько улыбнулся разведчик.
— Никак нет, товарищ полковник, — ответил кадровик. — Отправили в отставку. Вот, ознакомьтесь и распишитесь.
— Но мне ведь всего пятьдесят пять! — воскликнул Василий, принимая бумаги. — Я ещё столько могу!
— Приказ о зачислении в запас подписан, — повторил майор, будто не слышал его. — Пожалуйста, не затягивайте с выбором жилья. Потребуется время на оформление документов, на проведение ремонтных работ, обеспечение безопасности.
— А если преподавателем? — не успокаивался Василий. — Я бы столько шпионов воспитал, ух!
— Приказ подписан, — отвечал майор, будто робот. Васе стало грустно. — Вас просил зайти генерал-лейтенант Химов.
В соседнем кабинете ему довелось выслушать длинную лекцию о том, что он не уволен, а всего лишь направлен на заслуженный отдых. Но как только государству вновь понадобятся услуги Василия-Даниила, он должен быть готов явиться в ближайший военкомат в течение трёх суток.
— Благодарю за службу! — сказал генерал-лейтенант. — Распишитесь о проведённой ознакомительной работе.
Васе вдруг захотелось вернуться в прошлое. Выбрать другую судьбу, другую жизнь, где у него будет и дом, и семья. Некоторое время после фиктивной смерти он следил за своей первой любовью. Лена долго не горевала: быстро выскочила замуж, нарожала детей. А потом шпионская жизнь так затянула Васю, что он забыл о своём прошлом. Забыл имя, которое ему дали при рождении, и много чего ещё.
Увольнение означало только одно: бесславную старость, пусть и не безбедную. Он никогда не сможет выехать за границу, даже в Египет или в Турцию. А за один откровенный разговор с каким-нибудь собутыльником можно оказаться в тюрьме до конца своих дней.
— Пока ты на службе, — говорил об этом много лет назад полковник Фёдоров, его друг и наставник, — ты необходим. А как только в отставку вышел — так и всё, поминай, как звали.
Он помнил последние дни опытного офицера и ни за что в жизни не хотел бы их повторить. Фёдоров поселился на даче в Подмосковье, где сразу рьяно взялся за огурцы с помидорами, но потом — всё равно скатился к бутылке. В отличие от Васи-Даниила, полковник выпить любил. Похоронили его с почестями, но кому от этого легче? Нет, Вася умирать не будет: съездит в родную деревню и попытается наверстать упущенное.
Отец Фёдор прочитал ещё одну молитву, чтобы отогнать морок и страх. Но всё никак не мог отделаться от ощущения, что утром на его заупокойную службу пришёл мертвец. Батюшка искренне верил в то, чему учил других людей. Есть над ними — рай, а под ними — ад, и лимб, и чистилище. Но он никогда не задумывался, что покойники тоже могут стареть.
— Господь всемогущий! — прошептал священник. — Дай мне духовной силы, чтобы прозреть.
Тридцать два года назад, когда он только начинал свою духовную карьеру, к нему обратились трое мужчин. Один из них мельком показал удостоверение, но ни фамилию, ни должность отец Фёдор не увидел. И попросили отпеть их сослуживца, который утонул в реке.
— Батюшка, только если можно, самую короткую службу, — сказал один из них. — Нам ещё далеко ехать, боимся, что не довезём нашего товарища.
— Так похоронили бы в родном селе, — сказал тогда Фёдор.
— Не положено, — ответил военный. Он говорил мягким голосом и располагал к себе, даже произнося казённые фразы. — Ежели не возражаете, то мы принесём покойника.
— Да как таким солидным людям откажешь, — улыбнулся отец Фёдор. — Ежели Бог жизнь дал, то он в любой момент и позвать к себе может.
Понять промысел божий порой было невозможно. Он забирал и старых, и молодых, и даже совсем детей. Отпевать их всегда тяжко. В тот день он не отказал странным гостям, провёл один из первых в своей духовной карьере обрядов прощания, пусть и предельно коротко. Зажёг свечи, закурил кадило. В полумраке церкви ему порой казалось, что покойник дышит: тогда отец Фёдор ещё был юным и впечатлительным.
Прошло больше тридцати лет, и вот сегодня у него возникло ощущение, что тот самый покойник пришёл на похороны Еленочки. Семейная, работящая женщина очень нравилась батюшке. Она не пропускала ни одной службы, наизусть знала молитвы, никогда не оказывала в помощи во славу божью.
После стольких лет духовной службы сердце отца Фёдора закалилось. Хотя он и не хотел себе в этом признаваться, но к виду покойников он привык. Была у него одна особенность: чрезвычайно хорошая память на лица. Если один раз человека увидел, потом всегда его мог вспомнить.
Вот почему мужчина с букетом гвоздик, вошедший в церковь, заставил отца Фёдора вспомнить события тридцатилетней давности. Он или не он? Подозрения усиливала странная реакция Петра, который упал в обморок, и некоторых других жителей. Неужели он отпел живого человека?
Нет, быть того не может. Должно быть, это испытание, проверка его веры. Батюшка уже слышал о подобном, но тогда не поверил. А потому решил не ложиться спать, пока не прогонит от себя это видение и не получит от Бога достаточно духовных сил. Утром отцу сказали, что гость исчез — бесследно и таинственно, забрав с собою чужую душу.
Морок, возникший в прохладе церкви, быстро прошёл. Никакая это не Лена, а её дочь. Именно из-за неё Вася не смог уехать из села, как планировал. Ему вдруг захотелось познакомиться с девушкой, поговорить. К счастью, в селе в день похорон все становятся друг другу как минимум дальними родственниками. Поэтому Вася имел законное право зайти в дом Лены и даже сесть за один стол.
Изначально он хотел уехать из деревни сразу же после прощания с Еленой. Но теперь что-то не отпускало его и не давало уйти. К тому же, он стал свободным человеком — во всех смыслах. Мог бы даже рассказать, что на самом деле не умирал тридцать два года назад. Из своих воспоминаний он мог бы написать не книгу, а целую библиотеку. Если бы некоторые истории Васиной жизни стали достоянием общественности, о нём бы точно сказали: вот где голливудская драма.
Но бывший разведчик не хотел славы. А большинство историй, которые могли бы сделать честь голливудским блокбастерам, он бы с удовольствием забыл. Оставил в прошлом. Ноги сами привели его в Петин дом: тот выглядел совсем не так, как в юности. Тракторист обшил его сайдингом, повесил спутниковую тарелку, построил огромный гараж и много чего ещё переделал.
— Тоже на поминки? — спросил какой-то местный мужичок, улыбаясь незнакомцу. Нескольких передних зубов не хватало.
— Ага, — кивнул Вася.
— Может, разогреемся? — предложил мужичок и показал бутылку за пазухой. — По маленькой, за знакомство?
— Я не пью, — ответил бывший разведчик.
— Так чего тогда на поминки пришёл? — удивился местный и пошёл в дом – улыбка исчезла с его губ.
На сельских поминках гости быстро забывают, ради чего собрались. Вот и сейчас жители могли и шутить, и смеяться, делясь историями из жизни. Только на Пете лица не было. Он сидел во главе стола и тупо смотрел перед собой. Увидев Васю, он оживился. Если даже с того света отпускают, чтобы с человеком проститься…
— Проходи, Василий, — сказал он, обращаясь к гостю. — Присаживайся.
Хотя пьяный хозяин дома был рад гостю, остальные сельские жители, которые ещё могли помнить утопленника, замолчали. Света, которая тоже выпила пару рюмок, на этот раз смогла справиться со своими эмоциями. Ей было немного стыдно за своё поведение в церкви, откуда она с криками выбежала. Ещё раз всмотревшись в лицо гостя, она уже сомневалась в том, что это действительности Вася.
— А я вам говорю! — шептала Света своим подругам, таким же пожилым женщинам. — Раз в тридцать лет русалки отпускают утопленника. Чтобы он, значит, мог прийти к дорогим людям, что-нибудь сказать. Вот и его отпустили!
Копия Лены сидела неподалёку от отца. Василий подошёл к ней, пожал руку на европейский манер и произнёс:
— Мои искренние соболезнования. Без Елены мир стал чуточку хуже.
— Спасибо, — ответила Настя, смахивая слезу. — Да вы садитесь, садитесь. Сейчас Ирина вам приборы поставит.
— Ва-ся, — бесцеремонно сказал Пётр, еле ворочая языком. — Ты… Ты за-чем при-ехал?
— Мужчина, вы пьяны, — отмахнулся разведчик. — Вы меня с кем-то путаете. Хотя… Хотя всё равно соболезную. Такую жену потерять — это удар.
Ещё одна девушка, видимо, другая дочь Лены, поставила перед Васей-Даниилом тарелку, положила вилку и нож. Бывший разведчик посмотрел на стол, и ему стало грустно. А ведь они так живут, подумал он.
— Спутаешь тебя, итить-колотить! — пьяно улыбнулся тракторист. — Я вот, что думаю, Вася. Что и живые, и покойники могут… могут друг за другом смотреть, быть рядом. Нет-нет, ты не смотри, что я пьяная деревенщина. Я Малахова смотрел! Там про это рассказывали.
Василий промолчал и ничего не ответил. Ему хотелось пообщаться с Настей — копией Лены. Остальные сельчане уже не обращали никакого внимания на таинственного гостя.
— Ты — Вася, ты, — снова повторил Петя и опрокинул ещё одну рюмку водки — просто огромную.
— Если хотите, могу показать паспорт, — зачем-то произнёс Вася и, не дожидаясь ответа, вытащил документ из кармана пиджака. — Вот, смотрите. Имя у меня редкое — Даниил, а фамилия ещё реже встречается.
Петя поглядел невидящим взором в документ, но переубедить бы его всё равно не получилось. Мужчина, который называл себя Даниилом, был высок — совсем как Вася. Да и голос у него был громкий, командный. Петя хотел ещё что-то сказать и спросить у живого покойника, но силы покинули его. Откинувшись на спинку стула, он уснул пьяным сном — и захрапел.
— Простите моего отца, — сказала молодая женщина, краснея. Насте уже было стыдно, что она уговорила красивого мужчину, который пришёл на похороны с букетом цветов, присоединиться к их столу. — Не умеет он пить. Хотя дело это любит и уважает.
— Ничего страшного, — махнул рукой Василий. — Меня часто с кем-то путают. Внешность у меня такая. Да и что поделать? У человека — горе. Каждый спасается, как умеет. Думаю, что мы не смеем его осуждать.
Молодая женщина оживилась. Было в этом человеке что-то родное — с одной стороны. А с другой, он так сильно отличался от мужчин, с которыми ей доводилось сталкиваться. Если бы гость с красивым именем Даниил сказал, что он немец или англичанин — она бы точно поверила. Ей казалось, что именно так и должны выглядеть иностранцы.
— А вы мою маму хорошо знали? — спросила Настя.
— Хорошо знал, — кивнул Даниил-Василий. — А тебе сколько лет, красавица?
Настя почему-то покраснела. Она хотела узнать, где её мама могла познакомиться с этим иностранцем, но теперь нужно было отвечать на его вопрос.
— Тридцать лет мне, — ответила она. — Возраст такой, знаете ли — уже не юность. Как говорится, своих пора детей завести. А я вот всё с чужими работаю…
— Возраст — это всего лишь цифры, — сказал Даниил. — Важно не то, что написано в паспорте, а то, что в душе.
Анастасия заслушалась. Этот мужчина говорил так красиво, так складно, что поневоле веришь ему. Она хотела ещё поговорить с ним, как вдруг на поминках раздался крик…
Сразу после выхода в запас Василий впал в уныние. К жизни в Европе он привык настолько, что перестал замечать бесчисленные радости, наполненные ею. Теперь ему жутко хотелось прогуляться по Елисейским полям в Париже или выпить чашечку кофе в открытом кафе в Вене. Отправиться на горнолыжный курорт в Альпы. Прокатиться на «Мерседесе» по немецкому автобану.
Или отправиться в Венгрию, чтобы искупаться в природных источниках. Или… Да мало ли что ещё можно делать в Европе? Все эти приятные моменты он совсем не ценил — до поры до времени. А теперь жалел о них, испытывая что-то вроде фантомной боли. У него появилась странная привычка — разговаривать с самим собой. Будто он давал бесконечное интервью репортёру какой-то газеты.
— У военного — одна цель: служение родине, — говорил Вася, убеждая невидимого собеседника. — Это и опора, и духовный стержень, и жена. Недаром Аристотель считал, что в идеальном государстве у солдата не может быть семьи и детей. Ведь случись что, кого военный должен в первую очередь спасать? Правильно! Свою страну, свою родину, свой край…
Если невидимый собеседник и не спорил с его доводами, глубоко в душе Вася понимал, что убеждает в первую очередь самого себя. Да, родину он был готов защищать — в случае чего. Но прямо сейчас ему так хотелось отправиться в Мадрид, полюбоваться на местную архитектуру и природу, сходить в сад Гауди. Отправиться во Флоренцию и остановиться на ночь в каком-нибудь дорогом отеле. Полакомиться свежими булочками в любимой пекарне Берлина.
— Я ведь люблю Россию, — снова продолжал убеждать сам себя Василий. — Россия — моя родина, моя колыбель, моя муза. Здесь прошли ранние годы, моё становление, здесь я получил блестящее образование. Европа для меня — это всего лишь отдушина, ну и бесконечное поле битвы за умы и сердца людей, её населяющих. Место, где хорошо и комфортно жить. Да если бы я хотел там остаться, неужели бы у меня не получилось? Да легко. Просто не исполнил бы приказ о возвращении. Ведь по документам меня даже не существует! По документам я умер, давным-давно — больше тридцати лет назад.
Но Василий прекрасно понимал, что теперь у него не получится выехать за границу, и уж тем более — в Евросоюз. Слишком многое он знал о службе, с которой его так скоропостижно сняли. Пересечение границы допускалось только с письменного разрешения бывшего шефа. Формально — с туристической или иной целью, а подавать прошение нужно было не позднее пяти суток до дня поездки.
Но Вася прекрасно понимал, что никто ему разрешение не подпишет и не выпустит. Теперь уже бывшие сослуживцы, в отличие от невидимого собеседника, его доводы ни за что не примут. Сам шеф даже на порог не пустит, чтобы разделить с ним эту печаль. В душе у бывшего разведчика поселилась тоска, которую он решил заполнить поездкой в деревню — к бывшей любимой женщине.
Теперь ему предстояло познавать свою родину — и строить на ней какой-нибудь нехитрый быт. После стольких лет в разведке он уже не мог отправиться на место просто так, без подготовки. А потому — написал товарищу, который ещё продолжал работать, и попросил отыскать Лену.
Печальное известие о её смерти застало его в пути. Василий не стал менять маршрут, а только заехал в большой город, чтобы купить цветы. Дарить Лене в день их последней встрече траурный венок ему жутко не хотелось. Теперь, сидя на поминках, Василий не чувствовал на себе взглядов своих односельчан. Профессиональный разведчик, он умел обманывать, не краснея. Сколько раз его допрашивали, да с пристрастием, свои и чужие.
В нескольких метрах от Насти и Васи продолжался спор о призраках. Ирина, жена Лёши — пришлая женщина в деревне Хмурое. Василия до его загадочного утопления она не видела, но слова её заклятой подруги начинали раздражать. Света всегда придумывала небылицы, и некоторые из них отнюдь не были безобидными. Так, один раз она распустила слух, что видела Лёшу с другой женщиной в обнимку.
В тот день, когда он точно был дома — вместе с женой, то есть с Ириной, заготавливал яблоки на зиму. С того дня она затаила обиду на заклятую подругу. Её раздражало, что односельчанка не смогла сдержаться и начала кричать прямо в церкви. Разве приличные люди так поступают?
— Чушь ты несёшь, Светка! А машина у него какая, а пиджак, — сокрушалась Ирина, выслушивая очередной бред про призраков. — Ты же видишь, настоящий он.
— Так ведь не ест! — едко произнесла Света. — И не ест, и не пьёт… Хоть бы рюмку взял да пригубил, в честь Леночки нашей…
— Разве у призраков такие машины бывают? — не унималась Ира. — Ты видела, на каком джипе приехал? Призракам автомобили зачем — они ведь и так умеют летать…
Света и сама начала сомневаться, что таинственный незнакомец — Василий. Да, похож: глаза, лоб, волосы. Но выглядит немного иначе, да и ростом как будто повыше. И всё же, признавать собственную неправоту было не в её характере. Теперь ей во что бы то ни стало, нужно было переубедить не только Иринку с её вечным скепсисом, но и саму себя. А потому ей в голову пришла идея, которую выпившая Света посчитала гениальной.
— Вааа-сяссс! — вдруг закричала она диким голосом. — Ага, обернулся! Я же тебе говорила, что это он!
— Да как ты уже меня достала! — заорала в ответ Ирина. — В такой день — не можешь не орать? Не можешь на свою будку замок повесить?
— Будку? — картинно возмутилась Света, вставая. — Так это ты меня, получается, собакой назвала?
Ирина тоже вскочила — и женщины вдруг сцепились, начали бороться, разбрасывая табуреты и стулья. Врезались в стол: посуда и бутылки зашатались, но выстояли. От шума проснулся Пётр, который мутным взглядом посмотрел на дерущихся женщин — и тут же снова отключился. Вася, увлечённый разговором с Анастасией, пропустил начало спора.
— Петька, прости! — прокричал Лёша, разнимая женщин. Ему на помощь бросились другие люди, которые с трудом утихомирили дерущихся дам. — Ну, всё, помянули. Пора и честь знать.
Ирина ликовала: в пылу схватки ей удалось отвесить подруге звонкую оплеуху. От такой у неё точно щека раздуется — и это в лучшем случае. Гости как по команде начали расходиться. Все они приближались к дочерям Елены и в очередной раз произносили соболезнования. Только Света с огромным синяком под левым глазом ушла, не прощаясь.
— Ну что ж… — сказал Вася, когда поток соболезнований иссяк. — И я пойду.
— Куда? — испуганно сказала Настя. — Слушайте, стыдно-то как. Впервые в деревню приличный человек приехал — и на тебе. Батя перебрал, бабы — подрались. Вы хоть покушайте на дорогу. К еде-то вы так и не притронулись…
— Я не голоден… Слушайте, а вы замужем? — вдруг спросил Вася.
— Ох, — ответила девушка и махнула рукой. — Не спрашивайте. И не замужем, и не разведённая… Был муж, да сплыл. Может, выпьете с нами?
— Я не могу, я за рулём, — ответил разведчик. — К тому же, я собирался уезжать за рулём.
— А вот вы выпейте со мной, да оставайтесь, — сказала девушка и улыбнулась. — Мы вам в бане постелем. Заодно и попариться можно.
— Хм, — только и сказал Василий. — А отец не будет ругаться?
— Да кто его спрашивать будет! — улыбнулась Настя. — Вы не смотрите, так я не пью. Просто уж очень маму жалко...
— Жалко, — согласился Вася. — Совсем молодая ещё.
— А вы маму мою хорошо знали? — спросила молодая женщина.
Анастасия очень боялась повторить жизненный путь своей матери. А потому сразу после школы она поступила в колледж, оттуда — в педагогический институт. Но работа с детьми оказалась непростой. Когда мама стала хворать, Анастасия без раздумий вернулась в родной дом. Давным-давно она не знакомилась с мужчинами, особенно с такими симпатичными. Её не останавливало даже то, что гость — в годах. Выглядел он так, словно случайно забрёл в их деревню.
— Может, всё-таки останетесь и переночуете у нас? — робко спросила Анастасия.
— У меня есть идея получше, — ответил Василий и улыбнулся.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))
