Другие роты шли другим маршрутом, в кишлаке нас ждал комбат Алиев. Стали проверять наличие людей. В роте не оказалось одного бойца. В таких случаях положено искать солдата в течение месяца, потом он объявляется без вести пропавшим. Кишлак, точнее несколько хижин в четыре ряда примостились на склоне уступом, крыша каждой следующей упиралась во вход верхней. Кишлак окружал дувал, вокруг росли толстенные деревья: то ли черешня, то ли грецкий орех. Вызвали вертолёт, выставили охранение.
Комбат поставил задачу искать пропавшего солдата. Мы, понятное дело, догадывались, что он убит и где это было. Передохнули час. Я с 10-ю солдатами пошёл по этому же ущелью вверх, ротный с 15-ю бойцами более лёгким маршрутом, по козьей тропе. Они пришли гораздо быстрей нас, мы же добрались до предполагаемого места, когда уже смеркалось. По радиостанции я сообщил, что уже ничего не видно, ротный дал ориентиры, и к 12 ночи мы наконец-то вышли к месту дислокации. Здесь оказалось также афганское подразделение, шедшее другим маршрутом, численностью около 30 человек, и часть батальона. Переночевав в стожках сена, в 4 утра начали поиски, и нашли тело убитого без панамы и обуви. Как я и предполагал, душман выскочил на нас с пулемётчиком в панаме убитого. Обратно в кишлак шли по склону. Убитого на плащ-палатке несли афганцы. Мы со старшим лейтенантом Попковым, заместителем начальника штаба батальона, шли замыкающими. На подходе к кишлаку начался обстрел, но афганцы и ротный с людьми уже успели спуститься, мы же вдвоём со старлеем прикрывали отход. Спрятавшись за камнями, вели огонь вдвоём. Попков был штабистом, никем раньше не командовал, да и на операции был первый раз.
– Отходи, я прикрою! – крикнул я ему.
До кишлака оставались какие-то 200 метров. Он перебежками бросился вниз. Выждав 5 минут, я принял решение тоже спускаться вниз, но не по простреливаемой козьей тропе, а левее, где внизу виднелись крыши мазанок. Бросившись вниз, я попал на песчаный откос. Автомат вылетел из рук, я полз вверх, песок подо мной осыпался, и я никак не мог дотянуться до ремня автомата, который решил забрать во что бы то ни стало. Уже были видны всплески песка от вонзающихся в него пуль. Из последних сил я рванулся вверх, дотянулся до ремня автомата и снова бросился вниз. С меня слетела панама, я инстинктивно дёрнулся и за ней, но в следующее мгновение подумал, что чёрт с ней, это же не автомат, и, может быть, её сбила пуля. Последние метров 10 я проехал по песку на спине и свалился на верхнюю крышу. Прыгая с крыши на крышу, достиг 4-й, а с неё, сгруппировавшись, кувырнулся на землю, врезавшись в дувал. И только тут понял, что мне здорово повезло.
Убитого эвакуировали, а батальон продолжил движение. Совершив 2-х часовой марш, поднялись на небольшую вершину, где нас встречал прилетевший ранее начальник штаба полка полковник Тавровский, назначенный командовать операцией. Мне показалось, что слёзы выступили у полковника на глазах, когда он увидел меня. Без панамы, в мятом грязном х/б, с дыркой на заднице с торчащими из неё синими трусами я, очевидно, вызывал слёзы сожаления. Полковник подошёл, снял панаму, обнажив седую голову, и молча отдал её мне.
Комбат собрал командиров рот и дал команду располагаться на плоской возвышенности, находившейся на высоте примерно 2000 метров над уровнем моря. Кругом же громоздились горы повыше, до 3000 метров. Плато простреливалось с гор, но расстояние свыше километра не давало возможности вести прицельный огонь. С километра может убить и шальная пуля из АКМ, не говоря уже о мощном «Буре», поэтому расположились на ночлег за камнями, в расщелинах, выставив боевое охранение. С утра предстояло спуститься ниже и пройти по ущелью до кишлаков Вотжип и Карасдех, где по данным командования находились склады с боеприпасами и могли находиться бойцы моджахедов. Ущелье производило мрачный вид. Шириной всего метров 30, с ручьём, отвесными вертикальными стенами и валунами внизу. Наша рота должна была идти по ущелью, 5-я рота по склону над нами справа, а 6-я слева. Но 5-я рота не смогла пройти далеко, из-за непроходимой горной местности она вынужденно спустилась в ущелье и оказалась впереди нас. 6-я же рота мало того, что не смогла пройти далеко, но и возможности спуститься не имела, рота застряла в горах, что, как выяснилось позже, уберегло подразделение от потерь. Я по команде ротного шёл в замыкании, он в арьергарде, впереди также находилось подразделение местной милиции – Царандой[1]. Ущелье давило на нас своими отвесными стенами, и, пройдя метров 200, я услышал выстрелы. Стреляли спереди и сверху.
– Взвод! Слушай мою команду! Всем лечь на спину, половина влево, половина вправо, и одиночными выстрелами обстреливать вертикальный склон.
Бойцы рассредоточились, насколько это было возможно, и открыли огонь. С горы на нас полетела горящая бочка. Но, не долетев метров 30, бочка взорвалась, никто не пострадал. Мимо нас пробежали бойцы царандоя, ни в какой бой они вступать не собирались и позже вообще куда-то пропали. Огонь впереди усилился, и передние стали отходить. Бойцы пробегали мимо, некоторые теряли мины для единственного в роте 82-мм миномёта. На плащ-палатке пронесли раненого ротного.
– Сергей! Прикрывай, пока все не отойдут! – успел он крикнуть мне.
Стрельба постепенно стихла, и бойцы, выходившие из-под обстрела, сообщили, что они последние. Скомандовав своим солдатам отходить по одному, последним снялся сам. На выходе из ущелья росла небольшая роща толстых вековых деревьев, куда положили убитых и раненых. У ротного нога была прострелена ниже колена, он лежал ещё не перебинтованный, кости ужасным образом торчали впереди и выпирали наружу. Но капитан Каиров находился в сознании, мы общались.
– Принимай роту, – произнёс напоследок Казбек.
Командиру 5-й роты капитану Виталию Назаренко пуля попала в голову, он уже был перебинтован, и когда я подошёл, то увидел, как бинт пульсирует на лбу, это были последние минуты его жизни. Старший лейтенант Николай Петров, командир ЗРВ, раненый в шею, держался бодро.
– Всё нормально, – сказал он мне. – Шею вот только задело.
Позднее, вскоре после того, как раненых забрала вертушка, офицер Петров умер прямо в вертолёте. Оказалось, что пуля, задев шею, повредила позвоночник. Для меня и бойцов это стало шоком, ведь человек недавно говорил, что всё нормально.
Из рощи вместе с убитыми и ранеными мы поднялись на ту же гору, с которой спустились. Потери убитыми составили 12 человек. Поступила команда найти укрытия, а с наступлением сумерек занять круговую оборону. В роте из офицеров остался я один, да и бойцов оставалось человек тридцать, за минусом оставленных у техники механиков-водителей, наводчиков-операторов, больных и оставшихся в расположении. Над нами пролетели два истребителя-бомбардировщика СУ-17, делая заход над ущельем. Никаких разрывов слышно не было, но над ущельем пошёл дым. Думаю, что были применены сверхсекретные вакуумные, или, по-другому, объёмно-детонирующие бомбы, официально не состоявшие на вооружении. Вторым заходом самолёты сбросили бомбы для детонации горючей смеси или газа. Вот только делать всё это надо было до нашего захода в ущелье. Следом по дальнему склону, с которого ранее вёлся обстрел, ударили из установки «Град», находившейся километрах в 15 от нас.
Я распределил бойцов по линии обороны и приказал хоть как-то её оборудовать. С наступлением сумерек рота выдвинулась на обозначенные позиции, я же со связистом и ещё одним бойцом, как и положено, отошёл вглубь на 20 метров. Наступила темнота. Красивое звёздное небо освещало двугорбую, как верблюд, гору прямо перед нами. Между горбов горы появился свет, и я даже подумал, что кто-то сумел затащить туда прожектор. Но нет, это была Луна, вышедшая из-за склона. Стояла звонкая тишина, я сидел и смотрел на гору, а в голове мелькнула мысль, что хорошо бы так прошла вся ночь, и нам удалось бы отдохнуть. Но не тут-то было. На склоне двугорбой горы я явственно увидел вспышку. А следом услышал характерный свист летящей на нас мины. Свист мины не спутаешь ни с чем, и всегда кажется, что летит она тебе прямо в голову. Звук нарастал, но разрыв произошёл сзади, где не было позиций. Миномёт находился выше нас, и дальности ему вполне хватало. Душманы начали изредка стрелять из миномета, и я приказал бойцам рыть окоп. Всего за час два бойца вырыли в каменистой почве окоп глубиной по пояс, причём один орудовал штык-ножом, а второй «цинком» – ящиком из-под патронов.
Но что это? На линии обороны началась стрельба. Схватив и сунув в карманы две гранаты ф-1 из стоящего рядом ящика, я на четвереньках пополз к позициям. Выглянув за край плато, при свете Луны явственно увидел, что духи находятся в каких-то 30 метрах от нас и ведут огонь поверх голов солдат, потому что попасть снизу невозможно, траектория не позволяет. Мои бойцы лежали, закрыв головы руками и отложив автоматы. Пнув одного, другого и вытащив гранату, я закричал: «Передать по цепи, гранатами – огонь!», следом выдернув чеку и метнув гранату с плато вниз. Вторым метнул гранату солдат по фамилии Черножицкий, а следом остальные, склон ниже нас потрясла серия взрывов. У гранаты ф-1 большой радиус разлёта осколков, но мы были наверху склона, излом горы не позволял осколкам задеть бойцов. Стрельба прекратилась, духи отошли, оттащив убитых и раненых. То, что они были, я не сомневался. Я же пополз на четвереньках вдоль остатков роты и обнаружил, что некоторые солдаты никак не оборудовали себе позицию. Пришлось простыми русскими словами объяснять, что неплохо бы сделать себе укрытие. Остаток ночи прошёл спокойно. А утром, спустившись вниз от линии обороны, мы на камнях обнаружили многочисленные следы крови. До наших позиций оставалось 20-30 шагов.
Утром командиров рот вызвал полковник Тавровский. Он сообщил, что нам на помощь по нами ранее пройденному маршруту выдвинулся отдельный разведывательный батальон.
– Задача прежняя, – сказал полковник, – преодолеть это чёртово ущелье и выйти к кишлакам.
Вскоре поступили сведения, что разведбат численностью около 100 человек попал в засаду. Это было то самое место, где раздваивался ручей. Разведчики вернулись в ущелье у горы Шаеста, где их уже ждали. В кровавом месиве погибло 37 человек, и более 40 было ранено. Один боец чудом выжил в этой мясорубке. Душманы спустились вниз и стали собирать трофеи. Он лежал головой в ручье, притворившись мёртвым и делая редкие вдохи одной ноздрей. С него сняли сапоги. Но об этом мы узнали позже, а на тот момент известие о гибели разведбата повергло всех в шок и уныние. Стало понятно, что помощи ждать неоткуда и придётся действовать самим.
Я хорошо запомнил время, взглянув на подаренные кем-то из бойцов швейцарские часы: 12 часов дня, 3 августа. Вертолётом доставили нескольких офицеров, одного придали мне. Тавровский опять собрал ротных и объявил свой план: ночью группой из 20 добровольцев и 2 офицеров штурмовать более пологую правую гору. А для начала разведать маршрут с воздуха. Я и ещё один офицер направились к вертолёту МИ-8, преодолевая встречный воздушный поток от вращающегося винта и придерживая панамы. Не хватало мне лишиться её во второй раз. Поднявшись примерно на 3500 метров, удалось увидеть, что на гребне горы духи оборудовали позиции. Практический потолок МИ-8 составляет как раз около 3500 метров, и вертолёт стал проваливаться в воздушные ямы. Какая уж тут разведка, когда вертолёт внезапно падает вниз метров на 20, а внутри в этот момент всё обрывается и желудок подступает к горлу. Но основное мы успели увидеть. Предстояло набрать добровольцев и, захватив опорный пункт на гребне, обеспечить движение основных сил. Приданные офицеры не годились, они не знали личный состав. В батальоне, кроме комбата, оставалось всего 2 офицера, значит, идём мы. Добровольцев оказалось найти не просто, все понимали, на что пойдём. Но в итоге всё же набралось 20 человек. С наступлением сумерек полковник Тавровский собрал нас в лощине.
– Попрыгайте, – вполголоса произнёс полковник. Группа попрыгала, ничего не должно звенеть и греметь.
– Ножи все взяли? – спросил начальник штаба полка. – Слушай боевой приказ. Незаметно подняться как можно ближе к гребню. При команде на последний рывок рассредоточиться и приблизиться на расстояние броска гранаты. А лучше добраться до них и перерезать ножами. Командир группы – лейтенант Комаров.
Внутренне я настроился и был готов. Я прекрасно понимал, что положение безвыходное и вопрос сейчас стоит так: либо мы их, либо они нас. Полковник вышел на связь со штабом дивизии, чтобы доложить о готовности. А после сеанса связи неожиданно… отменил операцию. Прошла ночь, а с утра батальон начал восхождение на гору по трём направлениям. Предварительно вертолёты обстреляли гребень, а «Грады» склон. Часа через 4, поднявшись на гребень, мы смогли убедиться, что позиции пусты
Я шёл с остатками роты по гребню, остальные спустились вниз, и в итоге к вечеру мы добрались всё же до этих чёртовых кишлаков. Наступила ночь. Есть было уже почти нечего. Скалистые горы не позволяли вертолёту сесть, и он сбросил банки с воздуха. Увы, почти все они разбились о камни. С утра при спуске с гребня нам улыбнулась удача. Небольшое поле с недозревшей пшеницей появилось как нельзя кстати. Бойцы и я шелушили колосья и жевали зёрна. Возможно, что это был самый вкусный хлеб в жизни. Наконец, соединившись с основными силами, которые поделились съестными припасами и уже прочесали кишлаки, пошли ещё выше, нужно было преодолеть гребень соседней горы, где с теневой стороны лежал вечный снег, а значит, высота была примерно 3500 метров. С обратной стороны горы простиралось тёмное, мрачное ущелье, на дне которого громоздился огромный, высотой с трёхэтажный дом, кусок льда.
Обратно мы шли другим маршрутом, и путь этот не был простым. К вечеру вышли на батальон файзабадского полка, жёгшего костры. Переночевав, двинулись в сторону своей техники, что заняло ещё сутки. Итогом операции стали несколько обнаруженных в кишлаках древних ружей и огромные потери среди личного состава. Говорили, что взрыв вакуумных бомб в ущелье уничтожил до сотни душманов, но звучало это неофициально. Я окончательно утвердился в мысли о ненужности операций с массовым выходом техники и личного состава. Действовать необходимо было точечно, после артподготовки высаживая десант.
Среди раненых в ущелье находились разные люди. Одного азербайджанца из ЗРВ госпитализировали с простреленной ступнёй. Дознание выяснило, что он нанёс себе травму сам, прострелив ступню из своего автомата. Его не предали суду военного трибунала, вернув после излечения в батальон. Я неоднократно видел его после того случая. За крепким, коренастым, невысокого роста парнем на весь срок службы закрепили станину 82-мм. миномёта, что в горах являлось очень тяжёлой ношей. Видно было, что боец осознал свою вину и никого не просил помочь, таская тяжеленную станину.
Капитан Казбек Каиров выжил, долго лечился, боролся с хромотой, но в дальнейшем продолжил службу, хоть и не в строевой части.
Продолжение следует
[1] Царандой (пушту «څارندوی» ‘защитник’) — Министерство внутренних дел республики Афганистан, существовавшее в период с 1978 по 1992 год.
