Недавно в поисковике «трансплантация органов» по ходу поиска вышло в Википедии «Трансплантация в художественной литературе». Хотелось покинуть страницу, но внезапно глаз выхватил прелюбопытный абзац: «В реальной жизни печальную известность в этом отношении имеет Китай, где преступники, приговоренные к смерти, выступают донорами внутренних органов». Что-что?! Смертники – доноры?
Список преступлений, за которые казнят в Китае, внушительный: от коррупции, наркоторговли до серийных убийств. У нас таких лечат. Далее по указанной в статье ссылке вышло «Трансплантация органов в Китае». Беглого просмотра было достаточно, чтобы сделать вывод, что практика казни во благо доноров продолжается. Не хотелось верить, но перепроверять, устарела ли информация, не захотелось.
Казалось бы, это в интересах страждущих, томящихся в ожидании органа для трансплантации. Чего добру пропадать, рентабельнее пустить заключенного на органы, чем содержать пожизненно. Но что-то мешает так рассуждать. Имхо, это дикость. А точки зрения аборигенов вовсе не дикость.
В памяти вспыхнула притча в ходе подготовки реферата по Л.Н Гумилеву. Знаменитому антропологу, сыну знаменитых поэтов, довелось беседовать с вождем племени каннибалов. Абориген спросил у ученого, ведет ли его отчизна войны и что они делают с убитыми. «Закапываем», – ответил Гумилева. «Если не едите, зачем убиваете?», – искренне недоумевал вождь людоедов.
Некоторым китайским приговоренным к казни выпадает уникальный шанс послужить добру, а то они до этого раз за разом творили зло. Чем не искупление? Наверняка, согласия у заключенного спрашивают, хотя согласиться на изъятие органов, когда ты в сознании и твердой памяти, страшно. Смерти все боятся. Отъявленных головорезов, погубивших не одну жизнь, ожидание конвоя, который «внезапно» нагрянет в камеру по их душу, вводит, наверное, в отчаяние, потому что «Никто, даже в камере смертников, даже слыша, как расстреливают его друзей и товарищей, не способен по-настоящему поверить в собственную смерть» (Джулианс Барнс. Нечего бояться). «Умереть когда-то не страшно, страшно умирать сейчас» (А. Солженицын). Природа изобрела деменцию, чтобы люди не понимали, к чему они движутся.
Скорее всего, доноры поневоле дают согласие на изъятие органов от «безызбежности». Какая разница как уходить из жизни? Разница есть. Под препаратами, считай – под кайфом, предпочтительнее, чем от электрического разряда (см. «Зеленая миля»), через повешение (см. «Танец в темноте») или примитивного забивания камнями (см. «Забивание камнями Сорайи М»). Главное ведь уйти быстро и безболезненно. Без соблюдения формальностей, причем в присутствии зрителей, казнь совсем дико выглядела бы. С соблюдением формальностей, думается, там комильфо.
Еще большее недоумение накрыло, когда показали ТВ сюжет в новостях, что у тяжелораненых бойцов ВСУ специальные бригады медиков изымают органы. В условиях прифронтового госпиталя, в суматохе боев невозможно достоверно установить гибель мозга. Организм под действием жажды жизни способен на чудеса. Надежду нельзя убить, она умирает последней. Если это чушь, она не стоит размышлений. Хотя, нет-нет, подкрадется вопрос: «а родственникам платили за изъятые органы?» Донорские материалы – ходовой товар.
Органы изымают прижизненно. Из кадаверных для пересадки годится вроде только роговица. Заменят ли орган, если ожидающему смертную казнь заключенному требуется трансплантация? Он ведь должен непременно дожить до момента Х, когда свершится убиение с соблюдением всех правил ритуала. Там явно придумана целая церемония, это же Китай. Восток – дело тонкое, порой абсолютно непонятное.
В РФ нет смертной казни, есть ПоЖизненное заключение. Что касается отечественных «пыжиков», приговоренных коротать жизнь в «Полярной сове», «Белом лебеде» или в «Черном дельфине», они не выступают донорами органов. Сплошь поэтические названия страшных мест, откуда, как из ада, выхода нет. Хотя, оказывается, нет, у каждого правила есть исключения – после 20 лет заключения освобождают некоторых осужденных на ПЖ заключение. Киллер Солдат выпущен на волю. Всему, кроме смерти, можно дать обратный ход.
«Зачем тогда назвали приговор «пожизненное заключение»? Это девальвация, дискредитация, профанация (что-то еще) приговора, когда справедливость ущемляется, а прохиндеи поощряются. И все-таки, пересаживают ли тамошним сидельцам сердце, почки, если трансплантация необходима по медицинским показателям? Все ли равны или кто-то ближе к земным вершителям судеб?
