Екатерина Трубецкая не представляла своей жизни без мужа – пусть в Сибири, на каторге, но она должна быть рядом с ним, любимым. И как ни трудно это было, она выхлопотала для себя разрешение отправиться в Сибирь вслед за мужем. Она была первой из декабристских жен, поэтому ей было труднее всех.
К тому же, она еще не знала, что следом за ней последуют 18 женщин, что, вполне возможно, она может оказаться одна среди кандальников, основную часть которых составляли не интеллигенты-декабристы, а настоящие уголовники. Но ее это не останавливало. Она готова была нести свой крест, выдержать все испытания, лишь бы быть рядом с мужем.
Дорога в Сибирь
В ночь на 21 июля 1826 года в Сибирь отправили первую партию заключенных из 8 человек. Среди них был и Сергей Петрович Трубецкой. Уже не князь – в соответствии с приговором, он был лишен титула. На следующий день в далекую и такую страшную Сибирь направилась и княгиня (пока еще) Екатерина Трубецкая. Родители Екатерины поддержали ее решение ехать вслед за мужем, и как могли – помогали ей. Выделили удобную французскую карету, снабдили деньгами и всем необходимым для поездки, в сопровождающие дали секретаря Карла Воше, швейцарца. Родители переживали, плакали, но не отговаривали Каташу. Они тогда не знали, что больше свою дочь не увидят.
Дорога до Иркутска длилась шесть недель и была полна разных испытаний. Удобная французская карета, которой снабдил Екатерину отец, сибирских дорог не выдержала и пришлось пересаживаться в простую кибитку. Как-то в пути на них напали разбойники – но они были пешие и от них удалось оторваться. Наконец, 16 сентября 1826 года, прибыли в Иркутск. Но это не был конец пути и невзгод. Это было только начало нового этапа, который с большим трудом удалось преодолеть этой женщине.
Иркутск – новые преграды
В Иркутске пришлось ждать, когда прибудут осужденные. Ей даже удалось мельком увидеть его, когда каторжан проводили мимо. Она очень надеялась, что мужа определят в один из ближайших к Иркутску завод, где трудились каторжники. Но декабристов отправили еще дальше – на рудники Нерчинского завода. Причем узнать, куда направили мужа, оказалось непросто – от Екатерины Ивановны это скрывали. Гражданский губернатор Иркутска Иван Богданович Цейдлер получил из столицы строгое предписание препятствовать дальнейшей поездке княгини Трубецкой и приложить все усилия, чтобы она вернулась.
Губернатор добросовестно исполнял указание императора, делая это по отношению к бедной женщине довольно грубо. Противостояние чиновника и хрупкой, но такой сильной женщины длилось пять месяцев. Наконец, губернатор привел главный аргумент, который, как он считал, заставит Трубецкую вернуться назад. Ей было поставлено условие: если она отправится к мужу, то лишится титула и станет «женой ссыльно-каторжного», что ее дети, если они родятся в Сибири, станут заводскими крестьянами - и другие унизительные условия.
Екатерина Трубецкая подписала свое согласие на все. Но и это было не все – вдобавок ее подвергли унизительному обыску, а когда и это она безропотно выдержала, губернатор Цейдлер уже сорвался. Он объявил ей, что лошадей нет, и если она хочет, то может проследовать на рудник, а это 700 верст, пешком, вместе с арестантами, и за ее безопасность он ответственности не несет.
«Они идут группами по пятьсот человек и по пути мрут как мухи»
- кричал от бессилия иркутский губернатор. И услышал в ответ:
«Я готова преодолеть эти 700 верст, которые отделяют меня от мужа моего, этапным порядком, плечом к плечу с каторжниками, но только не будете больше задерживать меня, прошу вас! Отправьте меня еще сегодня!»
Губернатор Цейдлер сдался – лошади для Екатерины Ивановны нашлись.
В Благодатском руднике
В феврале 1827 года Екатерина Трубецкая прибыла в Благодатский рудник Нерчинского завода. И здесь, наконец, она увидела мужа – и упала в обморок. В этом закованном в кандалы каторжнике, исхудалом и заросшем, в рваном тулупе невозможно было узнать некогда высокопоставленного офицера. Хорошо, что в тот первый раз она увидела его только через щель в тюремном заборе.
Приезд Екатерины Трубецкой потряс не только ее мужа, но и других декабристов. Она во многих вселила надежду, что и к ним приедут их жены. И даже если этого не будет, само ее присутствие стало для них «глотком свежего воздуха».
А для Екатерины начались будни жены «государственного преступника»: встречи с супругом два раза в неделю, постоянный холод, недоедания, тяжелый физический труд. Хорошо, что вскоре приехала Мария Волконская – женщины вместе за 3 рубля 50 копеек сняли комнаты в старом домишке со слюдяными окошками и чадящей печкой. Из письма Екатерины Ивановны родным:
«Ляжешь головой к стене - ноги упираются в двери. Проснешься утром зимним - волосы примерзли к бревнам - между венцами ледяные щели».
Женщины вместе занимались хозяйством, вместе носили воду из колодца, которая замерзала по дороге к дому, вместе топили печку, стирали и штопали белье – свое, мужей, их товарищей. И вместе голодали - ведь перед отъездом из Иркутска им пришлось сдать все деньги, ценные вещи, драгоценности «на хранение в казначейство».
На «прожитие» им выдавали настолько небольшую сумму, что женщины практически нищенствовали, даже вынуждены были отказаться от ужинов, чтобы на сэкономленные деньги хоть немного помогать арестантам, из скудных продуктов готовили для них «домашнюю» еду.
И хотя встречи с мужьями разрешались только дважды в неделю, Трубецкая и Волконская, чтобы увидеть их и в другие дни, ждали, когда тех приведут с работ и старались перекинуться хоть парой слов через ограду – не только со своими мужьями, но и с другими декабристами, чтобы подбодрить их.
Находящийся с ними декабрист Евгений Оболенский вспоминал:
«С их прибытием у нас составилась семья. Общие чувства обратились к ним, и их первою заботою были мы же».
Можно смело сказать, что эти отважные женщины спасли многих декабристов. Они не сдавались сами и поддерживали мужчин, подавая им пример стойкости. А для них самих это обернулось обмороженными ногами и подорванным здоровьем.
Читинский острог и рождение детей
Осенью 1827 года декабристов перевезли в Читинский острог, за ними поехали и их жены. Там условия стали легче – и случилось настоящее чудо, или подарок судьбы. Трудная жизнь в Сибири оказалась для Екатерины Трубецкой более целебной, чем воды Баден Бадена. После 9 лет бесплодного брака Екатерина Ивановна вдруг забеременела, и в феврале 1830 года она родила дочь Сашеньку. Всего у Трубецких в Сибири родилось семеро детей (по другим данным 8-9). Правда, до совершеннолетия дожили только три дочери и один сын.
А в августе 1829 года случилось еще одно радостное событие. Император, наконец, разрешил декабристам снять их 6-ти килограммовые кандалы. Декабрист Николай Бестужев, мастер на все руки, из этих оков сделал для всех женщин украшения на память: кольца, браслеты, нательные кресты. Позднее он писал:
«И не стыдно ли нам было падать духом, когда слабые женщины возвышались до прекрасного идеала геройства и самоотвержения?»
В Петровском заводе – наконец вместе
Осенью 1830 года декабристов опять перевезли в другое место – специально для них в Петровском заводе была построена новая тюрьма, в которой для каждого была отдельная камера. И женам заключенных разрешили жить прямо в камерах, вместе с мужьями. Но это не принесло им большой радости. Екатерина Ивановна писала матери:
«Нам не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то все равно это было бы невыполнимо из-за местных условий и строгих тюремных правил. После нашего переезда в тюрьму нам разрешили выходить из нее, чтобы присматривать за хозяйством и навещать наших детей… Я живу в очень маленькой комнатке. Темень в ней такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей. Физические страдания, которые может причинить эта тюрьма, кажутся мне ничтожными в сравнении с жестокой необходимостью быть разлученной со своим ребенком и с беспокойством, которое я испытываю все время, что я не вижу его».
Сырость в камерах объяснялась тем, что построена тюрьма была прямо на болоте. После того, как умерла жена декабриста Муравьева, жены стали приобретать себе дома, где они уже могли жить вместе с детьми, а вскоре их мужьям разрешили навещать семьи.
Екатерина Ивановна в мае 1836 года, когда у Трубецких уже было трое детей, так описывает свой день в письме к сестре:
«Мы встаём в 7 утра и завтракаем в 8, после чего Сергей даёт уроки Сашеньке. До сих пор это ограничивается чтением и писанием по-русски и немного арифметики. Если погода хорошая, дети идут гулять или играют в нашем маленьком саду; если нет, Сашенька берёт свою работу и вышивает рядом с моими пяльцами….
Мы обедаем в полдень. После обеда мы иногда идём с детьми к Давыдовой или маленькой Муравьёвой. Иной раз мы остаёмся дома. Дети играют. Сергей чем-нибудь занимается, а я, как всегда, за моими пяльцами. Мы пьём чай в 4 часа, ужинаем в 8, и наступает время укладывания детей. Тогда мы с Сергеем читаем, беседуем и очень спокойно заканчиваем вечер, почти всегда скорее довольные своим днём. Время от времени мы видим остальных дам или у них, или у нас».
Эти письма из Сибири в Петербурге переписывали от руки и со слезами зачитывали в салонах.
Девять лет прожили Трубецкие в Петровском заводе. В конце 1839 года Сергей Петрович вышел на поселение, местом для жизни для его семьи было определено небольшое бурятское село Оёк, расположенное в 32 километрах от Иркутска. Там на деньги, которые прислали родители Екатерины, Трубецкие построили небольшой дом, им, как и другим поселенцам, выделили 15 десятин земли, и для Трубецких началось новая жизнь. Князь занялся сельским хозяйством и садоводством, наблюдал за природными явлениями и птицами, даже принимал участие в разработке золотоносных пластов.
Екатерина Ивановна занималась домом, детьми. Правда, их обретенное такой трудной ценой счастье было омрачено смертью двоих детей.
В 1845 году Трубецким разрешили поселиться в Иркутске.
Предыдущие статьи о Сергее Петровиче и Екатерине Ивановне Трубецких:
