На дворе и правда мело: день еще был, светло, да за воротами ни зги не видно. Ничего, дорогу в конец деревни дед Сидор знал хорошо: почитай, всю жизнь здесь прожил, наощупь мог добраться. Так, потихонечку, доковылял он до избы Малуши.
Травница встретила его с удивлением, но тут же позвала в избу греться.
- Случилось чего, Сидор? – обеспокоенно спросила она.
- Да, так-то оно давно уж случилось… - прокряхтел старик. – Но я вот нынче только додумался до кое-чего, пришел совета твоего спросить. Помощь мне твоя надобна.
- Ежели про Найду пришел выведывать, так иного я ничего не скажу. Чем могла, помогла я ей. Нет у девки ни застуды, ни другой какой известной мне хвори.
- Думается мне, хворь-то ее совсем другого рода, - сказал старик.
- Это ж какого? – насторожилась Малуша.
- Да вот, мыслю я, не чары ли какие темные на ней лежат?
Травница изменилась в лице:
- Я дурного ни одному человеку еще не сделала. Напраслину не возводи на меня, Сидор.
- Да не о тебе речь! – с досадой махнул рукой старик. – Догадка у меня одна имеется. Нельзя ли узнать как-то, не делал ли кто порчи на девку, или заговора на смерть? Я поначалу сумневался. Но нынче уж совсем худо с ней стало. Чахнет девка, силы ее покидают. Не болит, говорит, ничего. А сама бледнее день ото дня. Я уж боюсь, не померла бы, часом.
- Чур тебя! – испугалась Малуша. – Вот оно что, значит. Боишься, что чары темные на ней. Я-то, Сидор, с колдовством дел не имею, ты должен бы знать. Исцеляю я людей с Божьей помощью, силами трав природных, молитв и светлых заговоров.
- Ты попытайся, Малуша, уразуметь, что с девкой! – взмолился дед. – Христом Богом прошу, проведи обряд какой-нибудь, чтобы знать мне, не сгубить ли ее решили!
- Сам кого-то подозреваешь? – спросила травница.
- Да есть мысли, только верить в то боязно… а оно-то, вон, на то и указывает.
- Загадками говоришь… мне-то выкладывай все, как на духу, коли ответ получить желаешь!
- Дык это… - старик в нерешительности замялся, - мыслю я, Радим в том виноват! Только к чему губить ему Найду? По сердцу она ему, в том не сумневаюсь. Да вот только чудные дела пошли между ними… поначалу-то она чуралась его, а с осени наоборот все стало, что ли… и не рада вроде свадьбе, а сама вон… бегала к нему… эх, да что там…
Он махнул рукой и замолчал, отчаявшись. Малуша же, внимательно выслушав его, как будто помрачнела. Спустя некоторое время она медленно произнесла:
- Мне бы вещь какую Найды надобно. Нет при тебе ничего, вестимо?
- Дак есть! – спохватился дед Сидор. – Есть! Я принес тут… ленту ее с косы. Я потому эту ленту взял, что Радим сам ей привез ее с базара. Стало быть, от него вещица. И повязывал он ее на косу Найде не единожды.
С этими словами старик вынул трясущимися руками из-за пазухи ту самую алую ленту, которая украшала волосы его внучки.
- Так… - кивнула Малуша, - что ж, поглядим… коли верно помню я, как обряд этот проводится… давно уж я к такому не прибегала…
Замешкавшись, травница, наконец, утвердительно кивнула каким-то своим мыслям и закрыла глаза. Она несколько раз прошептала что-то себе под нос, затем поднесла алую ленту к огню и подожгла ее. Вспыхнув, лента сразу же сгорела наполовину, и Малуша поспешно затушила ее. На деревянный стол просыпался черный, как смола, пепел; запахло гарью. Женщина растерла ладонью пепел по шершавой поверхности стола, внимательно всматриваясь в него.
Дед Сидор сидел, с замиранием сердца наблюдая за действиями травницы. Он никак не мог взять в толк, что Малуша пытается разглядеть в размазанном пепле. Для него это была просто растертая грязь. Но, травнице виднее, думал он. Куда ему, соваться в науку совершенно неведомую. Наконец, Малуша прошептала что-то еще, чего старик не расслышал, и затем произнесла не своим голосом:
- Приворот на девку сделан. В том не сомневайся.
- Как… приворот? – опешил дед Сидор. – Не заговор на смерть? Не порча?
- Нет, это приворот, приворот на любовь. Присушил девку кто-то. Да вот только вышло это боком: гляди, что с ней стало.
- Господь милостивый! Как же так? Это что ж, Радим с ней сотворил такое? Он пошел на дело худое?
- Чтобы узнать наверняка, проверить все надобно. Для того нужно ленту эту, вернее, то, что осталось от нее, дать ему в руках подержать. Наутро поглядишь, что с ней будет.
- А что ж с ней станется?
- Почернеет, коли все так, как мы думаем.
- Ох ты, Господи…
Малуша вдруг схватила со стола нож и рубанула ленту ровно посередине, отрезая сгоревший край. Старик аж вздрогнул от неожиданности.
- Да только следи, чтобы Найде он ленту эту больше на косу не повязывал! Придумай, как дать Радиму ленту в руки, а после забери ее у него. Положи в уголок куда-нибудь. Да наутро гляди. Коли почернеет, как вороново крыло, - приворот самый сильный на девке.
- Одного в толк взять не могу: для чего надобно было Радиму чары на Найду накладывать, коли и без того они жених с невестой?
- А желала ли она сама этой свадьбы?
- Какое! Я уж давно проведал, что сердечко Найды другому отдано. А тут – Радим, жених, как банный лист к ней прилип! Я уж пытался с Гораздом говорить – мол, не спешите, обождите, со свадьбой-то, насильно мил не будешь. Да разве ж меня кто послушал? А нынче – вона как… присушил Радим ее, значится. Да только невдомек мне: коли привороженная Найда, иначе бы все было. Сама бы о свадьбе она грезила. А тут – будто и согласная, а будто и нет…
- Приворот по-разному действовать может. Бывает, худо все заканчивается.
- Не дай Бог… все сделаю, как ты велела. Радиму, значится, ленту в руки дать?
- Да. Лента нынче заговоренная. Коли в руки ее возьмет, будто бы обожжется. Но виду не покажет. А ты наутро гляди, что с лентой станет!
Дед Сидор кивнул и спрятал ленту за пазуху. Потом посидел, помолчал и молвил:
- Не обессудь, Малуша. Но, коли поняла ты, что приворот на девке, отчего раньше тебе в голову такое не пришло? Ведь ты видишь то, чего нам всем невдомек. Неужто не заметила чего неладного?
Малуша помолчала, затем сказала:
- Сидор, я в колдовстве не сведуща, потому соваться в дела темные не привыкла. Не по душе мне все это. Бывает, просят бабы поглядеть, есть ли на ком порча, нет ли, но берусь я за такое неохотно. Как на духу тебе говорю. Учила меня еще бабка моя, как порчу снимать, но молодая я тогда была, вполуха ее слушала. А после померла родимая, земля ей пухом, и некому уж было учить меня уму-разуму. Когда настал час и самой мне знания особые понадобились, тогда уж и советоваться стало не с кем. Пригодилась мне, конечно, бабкина наука. Да вот только немного я с ее слов запомнила. Простую порчу снять умею, коли не сильно наведена была. А уж коли, не дай Бог, заговоры на смерть кто читал, то с таким я совладать не в силах. Нет у меня умений колдовских, чародейским делам я не обучена, да и откуда бы во мне таким силам взяться? Жила я по Божьим заветам, им стараюсь и следовать. Я людям помогать привыкла добрыми делами. Хвори человеческие лечить – совсем иное дело. Мне на ум даже не пришло, что тут силы темные могут быть замешаны. Коли все так и окажется, и Радим это сотворил, думать крепко придется, как быть. Потому как непросто все с ним… это не прежний Радим уже. Это другой человек нынче.
- Не пойму я, - испугался дед Сидор, - про что толкуешь?
Малуша вздохнула, встала, отошла к печке, дров подбросила. Затем вернулась за стол к деду Сидору.
- Коли сам ты ко мне явился, молчать я не стану, расскажу все. Только то не моя тайна, а тебе ведомо, что чужих тайн выдавать я не привыкла.
- Да, да…
- Известна уж тебе моя история с Ведагором…
- Это с ведуном-то? Про Еремея?
Травница кивнула.
- Знаю я все, Малуша. Лишнего не спрошу, не бойся.
- Да я лишнего и не стану сказывать. Речь нынче не обо мне. Так вот, услыхала я от Ведагора, покуда он в селении у нас обретался, о его делах с Радимом…
- Какие ж у них могут быть дела?! – перебил старик. – Не пойму я!
- А вот, послушай…
И травница поведала ему то, о чем беседовала с Ведагором в ту памятную ночь…
Выйдя от Малуши, дед Сидор обнаружил, что метель закончилась. Небо посветлело и над лесом горел ранний закат. На ясном лиловом небе поблескивали первые звезды. Мороз заворачивал крепко, пощипывая лицо и заставляя ноздри слипаться. То тут, то там по деревне вился из труб тихий дымок. Люди сидели по домам – топили печки, к вечере готовились, да сладкому зимнему сну.
Похлопав ладонями в теплых рукавицах друг о друга, старик поспешил восвояси, раздумывая по дороге, как бы ненароком передать ленту прямо в руки Радиму, а потом забрать ее. Он так был потрясен рассказом Малуши, что в своих раздумьях не заметил, как кто-то нагнал его сзади на тропке – нагнал и громко дышал прямо в спину.
Обернувшись, дед Сидор от неожиданности чуть в сугроб не сел: Радим за ним шел.
- Ох ты, Господи, - воскликнул он, - не ждал тебя повстречать! Кто, думаю, след в след за мной идет!
- Испужался, дед? – ухмыльнулся Радим. – Из лесу я – вон, дичи подбил.
Старик с недоверием оглядел добычу:
- Что ж ты, в такую метель по лесу бродил? Не занесло тебя снегом-то?
- А мне метель не страшна, - заявил Радим, - я к ней привычный. Мести-то с неделю может, что ж теперь, без куска дома сидеть? Я недалече ходил.
- Хм, хм…
Дед Сидор будто бы ненароком выронил алую ленту на белый снег. Радим не мог не заметить ее.
- Это что же? – нагнулся он за лентой. – Никак, у тебя выпало?
- Вестимо, - пожал плечами старик, - видать, кто-то из мальцов мне ленту-то в одежу запихнул. Беляны лента, думается.
- Да нет, то Найды, - возразил Радим, - это та лента, что с базара я ей привез. Она одна такова там была.
- Отдай, снесу ей, - дед Сидор выхватил ленту у него из рук. – Ну, пойду я, а то зябко что-то, до костей пробирает!
- Найда как? – спросил Радим.
- Да как… худо, как и намедни.
Дед Сидор боролся со жгучим желанием наброситься на Радима с обвинениями и уличить в его гадком поступке. Это ж надо – сам девку приворожил, и еще спрашивает, дурно ли ей!
- Зайду завтра, - бросил тот.
- Ну да, ну да, - закивал старик, страстно желая поскорей отделаться от него и очутиться дома.
- Обеспокоен ты чем, дед? – вдруг спросил Радим, прожигая его насквозь темным взглядом.
- Я? С чего это? – вдруг пролепетал дед Сидор, будто немея под пристальным взглядом.
- Да суетишься как-то… спешишь, что ли?
- Продрог! Продрог я! – махнул рукой старик, и поковылял в сторону своей избы.
А у самого сердце замирало от страха. Покуда говорил он с Радимом, чуял, будто тот насквозь все его мысли видит. Так и чудилось ему, что вот-вот да нагонит его Радим, отнимет ленту, и тогда – все пропало!
Но никто не догнал его, не толкнул в сугроб, не отнял алую ленту. Благополучно добрался дед Сидор до дома, окунулся в приятное тепло, запер двери, и только тогда выдохнул с облегчением.
Никому не сказал он покамест о том, что узнал от Малуши: решил утра дождаться. Положил тайком ленту в укромный уголок в дальней горнице, да как ни в чем не бывало за стол сел с домашними вечерять.
- Где был-то, отец? – спрашивал Горазд.
- Да так, прошелся, потолковал кое-с кем, - уклончиво отвечал старик, исподтишка поглядывая на Найду.
Совсем девка спала с лица: не та, не та уж была она, что прежде. «Ну, держись, Радим, - мыслил дед Сидор про себя, - коли утром лента черная будет, несдобровать тебе! Не видать тебе Найды, как своих ушей! Лишь бы девку-то исцелить… эх…».
А утром, покуда он замешкался в дальней горнице, да подняться свои старые косточки заставлял, Радим в дом нагрянул. Матрена к столу его позвала: деваться некуда было, собирались как раз трапезничать.
Старик, явно чем-то обеспокоенный, метнулся было куда-то в уголок, оттуда-к печке, там – под лавку.
- Чего ты, дед Сидор? – удивилась Матрена. – Потерял что?
- Да как же… где же… потерял! – в расстройстве воскликнул тот.
- Что искать-то? Давай подсоблю! – всунулся Любим.
- Да что там… - с досадой махнул рукой старик, - сам я потом…
Он не ведал, что и думать. Лента, которую вчера он припрятал в тайном уголке, исчезла. Как сквозь землю провалилась. Кто мог взять ее? Никто и не прознал бы, за ночь-то. Дед Сидор сел за стол расстроенный. На себе он чуял пристальный и насмешливый взгляд Радима.
- Да, порой потеряешь что – и как сквозь землю провалится! – сказал тот. – А потом вдруг – на тебе! Перед глазами появится, будто тут и было.
С этими словами Радим погладил светлую косу Найды, сидящей рядом. Бросив на нее взгляд, старик заметил, что лента на косе внучки была иная – небесного цвета.
Кусок деду Сидору в горло не полез. Когда, наконец, назойливого жениха удалось выпроводить, подозвал он Горазда и сказал:
- Побеседовать надобно. Думается, что Матрене тоже следует меня послушать. И Найду усади рядом.
- Что такое, отец?! – испугался Горазд.
- Да вот… дело-то темное, похоже… надобно обкумекать все толком.
Послушался старика Горазд, Любима с Беляной на двор отправили, с мальцами поиграть, свежим воздухом подышать. Сами же уселись за стол. И рассказал дед Сидор о своем вчерашнем разговоре с Малушей, да о том, что приворот на Найде лежит. Про ленту всем доложил: что, мол, пропала она, и теперь наверняка-то сказать ничего нельзя. Пепел-то, мол, от нее черный остался, и сама она почернеть должна была, а нынче что? Пропало все! Кроме того, со слов травницы старик страшную историю поведал, будто Радим нынче с Ведагором какие-то дела тайные имеет.
Матрена, как услыхала про приворот, да про ведуна, расплакалась, зажав рот рукой. Найда побледнела еще больше, но сил у девки плакать больше не было. Пошла она, прилегла на лавку: ноги ее подкосились.
- Та-а-ак, - молвил Горазд. – Значит, говоришь, отец, Малуша приворот на Найде увидала?
- Как есть, приворот! – кивнул дед Сидор. – Она врать не станет, к чему ей? Сам я видал: чернющий пепел от нее просыпался на стол! Да вот беда: как узнаем мы нынче, Радим ли виноват во всем? Лента-то пропала!
- Да Бог с ней, лентой, - в задумчивости говорил Горазд, - сыщем новую. Меня больше то пугает, для чего он мог это сотворить! Ведь и без того они жених с невестой! Что ж ему, какого рожна было еще надобно?! Разве ж мало ему моего слова, обещания, благословения родительского перед образами? Какой бес его попутал дочь мою губить своими приворотами?! Да еще честь ее забирать себе раньше сроку!
Дед Сидор вторил:
- Верно, и я о том думаю! Никак в голове это не уложится!
- А что ж за тайные дела у них с чародеем, отец?
- Да такие дела, что Радим, похоже, у ведуна нынче на посылках!
- Вот оно как…
Крепко задумался Горазд. Матрена запричитала:
- Ох, говорила я, как бы худа из этой свадьбы не вышло! Так и повернулось! Помирает теперь дочка-то…
- Погоди, погоди Найду хоронить! – одергивал ее Горазд. – Надобно не выть, а понять, как недуг этот из нее выгнать, как Радима уличить!
- Да чего уличать его – он это, кто ж еще?! – волновался дед Сидор.
- Шум покамест поднимать не след, - решил Горазд. – Отправлюсь-ка я к Малуше, сам побеседую. Пусть посоветует, как быть. А ты, мать, к Найде не пускай никого – покуда все не выяснится, чтоб никто лишний раз не глазел на девку!
- Возьми вещь ее какую-нибудь с собой, - спохватился дед Сидор, - авось, пригодится!
- Что взять? Гребень вот, его заберу. И ленту, из косы-то. Хоть и не алая, а ее тоже Радим дарил.
- Чуяло мое сердце, что счастья мне не видать, - тихо проговорила Найда, - так и вышло оно… поди, помру, покуда все прояснится…
- Что ты, что ты!
Горазд, подкошенный словами дочери и чувством собственной вины, упал на колени перед лежащей Найдой.
- Прости меня, дочка! Прости, девонька, коли сумеешь… - плакал он. – Все сделаю, лишь бы ты на ноги встала, лишь бы оправилась от этой хвори поганой…
Матрена тихо лила слезы, утираясь платком. Дед Сидор поднялся из-за стола, оделся, собрался уходить.
- Куда ты, отец? – поднял голову Горазд.
- На воздух пойду. Пройдусь, ноги разомну. На морозе-то мысли толковые быстро приходят!
- Ну, а я до Малуши. Только глядите: никому чужому покамест об этом не рассказывать! Мало ли народу у нас языкастого… того и гляди, греха не оберешься!
Назад или Читать далее (Глава 51. Потеря)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
