Почему родители, доверяя детям самостоятельность, порой забывают о безопасности и ответственности, и как это влияет на будущее поколение? Почему кризис взрослых особенно отчётливо проявляется в кризисе роли воспитателя? И почему это важно знать? С разрешения издательства МИФ «Литтлван» публикует фрагмент из книги «Молодые, но взрослые: поиск доверия себе и своим решениям», в которой популярный итальянский психотерапевт Стефания Андреоли рассуждает как раз на эту тему.
Кризис родительства. Здравый смысл теперь на помойке?
Дебора, одна из участниц моего опроса в соцсети о своём отношении к взрослым, ответила удивительным образом:
«Взрослые существуют, пока ты маленький. Затем они постепенно исчезают и вымирают, и в какой-то момент ты начинаешь задаваться вопросом: а существовали ли они вообще когда-нибудь?»
В рубрике, которую я веду по вторникам в соцсетях, проявился один из кризисов взрослости. Подписчица спросила, в каком возрасте можно отпускать сына на улицу одного. Я не знала, сколько лет её сыну, почему возник этот вопрос, почему она сама не может на него ответить, какие примеры видит вокруг, каким был её личный опыт в детстве, говорила ли она об этом со своим мужем, и если да, то в каких выражениях, о чем просил сам ребёнок, — и решила, что отвечу ей с точки зрения закона. В нашей стране этот возраст устанавливается с четырнадцати лет. Если родитель отпустит одного на улицу ребёнка, который ещё не достиг четырнадцати, это будет квалифицировано как оставление несовершеннолетнего без присмотра.
Последовавшее за этим шокировало и меня, и моих подписчиков. Многие осознали, что доверяли своих годовалых детей дедушке, а он оставлял их дома одних, чтобы сходить в кофейню. Вверяли двухлетних детей пятилетнему брату, пока маме нужно было быстренько съездить в офис. Оставляли чад спать в гостиничных номерах, пока сами ужинали в ресторане. Малыши ночевали одни в машине, пока их отец, который развёлся с их матерью и с которым они должны были проводить выходные, пропускал по бокалу пива с друзьями.
В тот день мои подписчики в соцсетях разделились. Одна половина возмущалась (были и родители, но большинство были чьими-то детьми), другая ополчилась на меня. По их словам, я:
- преувеличивала;
- занималась терроризмом;
- имела плохое представление о том, как устроена жизнь в маленьких городках (примечание: я живу с семьёй в месте, население которого не насчитывает и тринадцати тысяч душ, — уж точно не мегаполис);
- не понимаю, что дети становятся самостоятельными, когда мы подвергаем их опасности (?!);
- не осознаю, что матери тоже работают (!!!);
- возможно, я не в курсе, что во втором классе дети одни возвращаются в пустой дом и сами себе готовят обед...
И ничего, прекрасно выросли.
Я в этом не уверена. У меня есть клиенты, которые в восемь лет меняли подгузники новорожденным братьям и сёстрам, укачивали, давали им бутылочку, проверив, нужной ли она температуры, — потому что отец их в это время находился неизвестно где, а мать говорила, что помогать по дому — их обязанность. Если затем им и удалось познакомиться с другими моделями семьи, более уважительно относящимися к детству, как к младенцам, так и к восьмилеткам, они со временем оказывались в длительной терапии, где им приходилось идти через глубокие трансформации, чтобы переписать сценарий своей жизни.
Вернёмся к нашей теме. Как мне кажется, теперь речь идёт о том, что кризис взрослых особенно отчётливо проявляется в кризисе роли воспитателя.
Моим коллегам уже на протяжении нескольких десятилетий известно, что построенная на принципе привязанности друг к другу и диалога семья, пришедшая на смену традиционной, нормативной и патриархальной семье, представляет собой скорее хаос, чем шаг вперёд по пути прогресса. Как я показала вам на примере закона об оставлении несовершеннолетних без присмотра, упорядоченность и здравый смысл отправились на помойку, и от них не осталось и следа. Каждая семья, получив прекрасную возможность наконец-то начать жить по-своему (читай — здраво), столкнулась вот с чем. Пока правила навязывались другими, люди могли чувствовать себя в их рамках более или менее комфортно. По крайней мере, они распространялись на всех. Смысл свершившейся революции не в том, чтобы (как в результате вышло) оказаться в заложниках у детей, которые в роли новых деспотов решают, как семье поступать и что покупать. А в том, чтобы:
- восстановить в правах несогласие ребёнка в качестве выражения его я;
- понять, что, говоря ребёнку нет, мы, возможно, приносим больше пользы для его будущего, чем если всё время говорим ему да;
- быть всегда на шаг впереди и детей, и молодёжи, предупреждая условия, способствующие развитию конфликта;
- поразмыслить над тем, как смешно мы выглядим, когда в эпоху высокого уровня потребления упрямо придерживаемся принципов борьбы (либо ты ешь что дают, либо остаёшься голодным), в то время как в холодильнике куда больше еды, чем нам требуется.
Вести себя по-своему
Я не единственная, кто считает, что кризис взрослых начался с кризиса родительства. Мы начали наблюдать его и научно описывать около тридцати лет назад, когда большинство взрослых были родителями. Чтобы перестать вести себя как все, нужно было начать вести себя по-своему. Тогда произошло нечто такое, что легко понять, но трудно принять: у большинства людей вообще не было своего пути — и они заблудились.
Думаю, именно с этим связана просьба, которую я на днях получила в соцсетях.
Меня попросили объяснить причину, почему семилетнего ребёнка нельзя оставлять дома одного, если он уже доказал, что заслуживает доверия и может постоять за себя. Как ни парадоксально, но именно на той же неделе отец моего шестнадцатилетнего клиента спросил, как мальчик в возрасте его сына может понять, что терапия окончена, если он, отец, не скажет ему об этом.
На мой взгляд, для описания кризиса взрослых — является он кризисом родительства или нет — подходит слово, под которым, как под широкополой шляпой, находят приют и многие другие трудности и сложности, — путаница. Нечто запутанное и перемешанное так, что мы уже не можем различить, из чего оно состоит. Его невозможно распознать.
