Николай Крючков

"Я вспоминаю Крючкова в те годы. Он приходил на студию всегда в отличном расположении духа, веселый, общительный, излучающий неповторимое «крючковское» обаяние. И когда я слышал дружные взрывы хохота, доносящиеся из костюмерной или гримерной, я знал — это Николай Афанасьевич с его неистощимыми рассказами — тут и рыбная ловля, и охота, и вся живая история кино, представлен­ная в жанровых сценках ...".

Читаем статью режиссера Владимира Скуйбина (1929-1963), опубликованную в 1964 году:

"Это было лет 15 назад. На железнодорожной ветке, которая про­ходила примерно там, где ныне находится Лужниковский Дворец спорта, стоял воинский эшелон. Его теплушки были разрисованы ха­рактерными для времен гражданской войны фигурами «Окон РОСТА». Два красноармейца в буденновских шлемах, в шинелях с широкими пет­лицами на груди вели вдоль эшелона седовласого джентльмена с боль­шим фотоаппаратом. Один из красноармейцев был артист Театра Революции Толмазов. Другой — был я, студент театрального учи­лища. Как необыкновенно интересно, увлекательно и ново было все, что происходило вокруг нас, — и приборы, и кран, и кинокамера, у которой сидел режиссер в темных очках и в повернутом козырьком назад кепи. Это был Сергей Юткевич — постановщик фильма «Свет над Россией».

Мы шли вдоль вагонов — и вот кто-то крикнул: «Рыбаков! Шпиона поймали!». Я увидел, как из теплушки на землю прыгнул матрос с ог­ромным маузером в деревянной кобуре на боку. Он быстро пошел нам навстречу, и что-то неуловимо знакомое показалось мне в этой коренастой, крепкой фигуре, в этой легкой, пружинистой походке. Матрос подошел поближе, и я увидел его лицо. Ну конечно, это был он — Николай Крючков! Кумир сретенской детворы. По многу раз мы бегали в «Уран» смотреть любимого артиста в фильме «На границе». Мы распевали знаменитую его песню «Три танкиста». Потом, подрас­тая, я видел его в фильмах «Комсомольск», «Член правительства», «Яков Свердлов», «Свинарка и пастух». Во время войны нашим героем был танкист Луконин из фильма «Парень из нашего города».

И вот он передо мной ...

Прошло десять лет, прежде чем мне удалось вновь встретиться с Николаем Афанасьевичем Крючковым в работе. Это было на «Же­стокости». (Если не считать совместной работы на фильме «Бессмертный гарнизон», где я был ассистентом режиссера Захара Марковича Аграненко, ныне покойного. Крючков там отлично сыграл роль стар­шины Кухарькова.)

Еще работая с Павлом Филипповичем Нилиным над литературным сценарием, мы уже решили, нто в роли начальника угрозыска будет сниматься Крючков. Существует разный подход к выбору актеров. Например, для Ю. Я. Райзмана интересна и увлекательна задача пои­сков и открытия нового актера в фильме. Это понятно и закономерно. Но я убежден, что не менее интересна и увлекательна работа с ак­тером уже определившейся индивидуальности, сложившегося и, ка­залось бы, известного круга выразительных особенностей и черт, над поисками сокровенных, дотоле неиспользованных и потому свежих и оригинальных сторон его дарования. Поэтому я уверенно пригласил на главные роли в фильме широко известных актеров — Бориса Ан­дреева и Николая Крючкова.

Я, молодой режиссер, испытывал естественное волнение на первой репетиции с известным актером, народным артистом, который до моего фильма снялся уже понти в шестидесяти ролях. Но мы быстро столковались об основных принципах трактовки роли. Я с удовлетво­рением отметил абсолютную подготовленность актера к работе. До этого мне попадались разные актеры — и не знающие текста, и несоб­ранные, и опаздывающие на репетицию. А тут передо мной сидел ар­тист профессиональный в самом лучшем и широком смысле этого слова, отлично знающий сценарий и первоисточник, абсолютно сво­бодно владеющий текстом репетируемого эпизода. Собранный, спо­койный, удивительно серьезно относящийся к своей работе.

Мы начали репетицию, но у меня не проходила некоторая внутрен­няя скованность. И вот когда мы дошли до места, где начальник гово­рит, что и он «причастен к искусству, что он выступал в цирке», — Крючков неожиданно вскочил, моментально снял пиджак, рубаху и остался в майке. Он вздохнул и втянул живот. Мощная грудная клетка поднялась вверх, а голова на короткой шее ушла в плечи. Он согнул в локтях руки, мышцы буграми напряглись на его теле, лицо приобрело самодовольное выражение. Перед нами стоял цирковой борец. Все захохотали. Засмеялся и я. Это была неожиданно точно найденная черточка в характеристике образа. Сразу установилась нужная атмо­сфера — атмосфера естественности, простоты, доверия.

И вот позади подготовительная работа — репетиции, поиски грима.

Первая съемка. Вот он, грозный начальник уголовного розыска. Решительный, самоуверенный, входит в дежурку. «А этот что у вас?» — спрашивает он Веньку Малышева, кивая на Лазаря Баукина. Он взрывается, когда Баукин называет его «боро­вом». — «В арестантскую его! И не давать ничего!» — в ярости кричит он. И в этой ярости, и в этом бессильном гневе мы сразу видим пер­вые признаки слабости этого человека. — «Начальник у вас больно слабый, кричит много, — говорит Лазарь Баукин. — На каждом деле должен быть крепкий мужик».

И вот Крючков постепенно, от эпизода к эпизоду, раскрывает под­линную сущность начальника. Он избегает крайних и определенных красок. Он удивительно разный. В нем чувствуется и простота, и даже отцовское отношение к сотрудникам угрозыска, молодым ребятам. Он их по-своему любит. Крючков создает не однозначный, плоский образ службиста и подлеца, а играет человека сложного, противоре­чивого, по-своему искренне преданного делу. За ним чувствуется био­графия человека, воевавшего за Советскую власть. На наших глазах происходит эволюция образа. Мы видим, как поворачивается он раз­ными гранями, как образ наполняется все новыми и новыми штри­хами, как все явственнее проступает в нем «узелковская» идеология, равнодушие, презрение к человеку и даже жестокость во имя ложно понятой общественной необходимости. Он идет на ложь, на обман, на преступление.

Я вспоминаю Крючкова в те годы. Он приходил на студию всегда в отличном расположении духа, веселый, общительный, излучающий неповторимое «крючковское» обаяние. И когда я слышал дружные взрывы хохота, доносящиеся из костюмерной или гримерной, я знал — это Николай Афанасьевич с его неистощимыми рассказами — тут и рыбная ловля, и охота, и вся живая история кино, представлен­ная в жанровых сценках ...

Но вот он входит в скрещенные лучи дигов. Вот он стоит — началь­ник в своем кабинете, за массивным столом. Плотная коренастая фи­гура затянута в полувоенный френч, ежик волос над узкой полоской лба, жесткие, волевые черты лица и маленькие бегающие глазки под густыми бровями.

Вот это мгновенное перевоплощение Крючкова — человека в об­раз — одна из удивительных черт его дарования.

Крючков — истинный актер кино. И это не банальная фраза. Как много актеров, обремененных славой и званием, приходя из театра, не выдерживают яркого и беспощадного света киноателье.

Привычка к позе, аффектации, поискам интонаций, всевозможному и всяческому разукрашиванию, словом, все то, что из десятого ряда театрального зала сходит за правду, — перед пристальным глазом кинокамеры раскрывается холодной ремесленной фальшью. Такие актеры обожают поговорить о «зерне», о «сквозном действии» и «сверхзадаче». На съемке они постоянно «ищут», они «мучаются», в перерывах они вышагивают за декорацией, «собираясь» и «вжи­ваясь» в образ. А около Крючкова, в то время пока режиссер занят разговорами с операторами, опять целая куча людей и опять оттуда слышится смех.

Это совер­шенно не значит, что Крюч­кову не нужно «собираться», что ему не нужно «вживать­ся». Просто его талант и его Профессия с большой буквы позволяют ему уложить в минуту то, на что другому требуются часы. Он не лю­ит говорить много о роли, он понимает с полуслова, его характеристики образа удивительно точны, ярки и пластичны. Его актерский механизм (а это, наверное, самая тонкая механика на свете) исключительно подвижен и гибок. И поэтому мобилизация этого аппарата происходит мгновенно.

Но не надо думать, что это дается актеру легко, как может показаться с пер­вого взгляда. За этим стоит и огромный опыт, в результате которого рождается тончайшее постижение тайн ремесла, и работа, часто неви­димая, большая и каждодневная. Актеры, любящие говорить о «зерне» и «сверхзадаче», на съемке порой обнаруживают незнание текста, позволяют себе опоздание на репетицию. У Крючкова этого не бывает никогда. Он не только знает свой текст, но и всегда досконально знает текст своего партнера по сцене.

Меня всегда поражало его великолепное знание сценария. Не просто знание, а умение представить себе развитие роли, в каком бы порядке она ни снималась, с начала ли, с конца или с середины — а это одно из важнейших качеств киноактера. Уметь найти именно для этого эпизода, для этого кадра возбудить в себе необходимое состо­яние — вот эта «монтажность» чувствования присуща Крючкову-киноактеру.

Дисциплинированность Крючкова сочетается в нем с необыкновен­ной любовью к своей профессии, к кино вообще. За два часа до на­чала съемок появляется он в гримерной. И даже в дни, когда Крючков не занят на съемке, рано поутру он приходит в павильон.

Он сидит, смотрит и не может насмотреться на то, что уже три­дцать лет стало для него главным делом его жизни, ее смыслом.

Актерские качества Крючкова неразрывно связаны с его челове­ческими качествами. Я помню, как на «Жестокости» во время обо­стрившегося тромбофлебита ему приходилось целые дни проводить в седле, да еще на морозе. Он ни за что не соглашался прервать съемки. А в фильме «Суд» ему пришлось много раз прыгать в ле­дяную воду. На третьем дубле актер сломал ногу. И вот — больница, гипс. Но на второй день Крючков снова на съемке, на костылях. Мы снимаем крупные планы. И когда через пару дней крупных планов уже не стало, Крючков ножом распиливает гипс и продолжает сниматься.

Я смотрю на фотографии, которые лежат на моем столе. С них смотрит на меня Крючков в роли начальника угрозыска. То ласково улыбающийся, то начальственно гневный, то развалившийся в кресле возле книжного шкафа, когда он говорит о юридической науке, то с хищно-жестоким выражением лица во время последнего разговора с Венькой Малышевым, то с неискренними слезами раскаяния . . .

А вот другие фотографии. Здесь совсем иной человек. Пожилой, бородатый охотник Семен Тетерин в стареньком пиджачке и косово­ротке. Растерянно он смотрит на следователя. Еще фото — сильное, решительное лицо охотника-медвежатника.

Семен Тетерин — не просто новая роль в творчестве Н. А. Крюч­кова. И он сыграл ее не только потому, что материал давал ему эту возможность, но главным образом потому, что как актер он был готов к этому шагу, к этому открытию в себе.

Медленно, исподволь Крючков приподнимал «потолок» своего да­рования, и вот произошел перелом. Тетерин — качественно новая ступень в творчестве актера. Она открывает перед ним новые перспек­тивы.

Сейчас много говорят и пишут, ожесточенно спорят о современ­ных принципах работы актера в кино, о так называемой современной актерской манере. Кинематограф мысли требует особой достовер­ности, особой естественности и простоты исполнения. Многие театраль­ные и даже профессиональные киноактеры уже не выдерживают со­временных требований. Можно с уверенностью сказать, что Крючков обладает всеми качествами современного актера, сохраняя при этом своеобразие и самобытность индивидуальности.

Крючков создал еще в довоенном кино тип своего моло­дого современника. В те годы образы, воплощенные им на экране, получили всенародное признание.

Интересно мысленно проследить эволюцию актера. От фильмов «Окраина», «У самого синего моря», «Трактористы», от Кузьмы в «Сви­нарке и пастухе» к Семену Тетерину в фильме «Суд».

Это говорит не только о степени одаренности актера, не только о его диапазоне, но и об огромной работе, о неустанном движении вперед, о поисках нового. Это новое в последнем фильме — траги­ческий накал, тяготение к раздумью, к выявлению напряженной внут­ренней жизни образа, стремление к выражению существа скупыми, но в то же время эмоциональными и впечатляющими средствами. Трудно забыть глаза актера — глаза думающего, страдающего чело­века, подчас говорящие больше целых монологов.

Таким остается в моем представлении любимый мною, замечатель­ный артист" (Скуйбин, 1964).

Скуйбин В. Николай Крючков // Актеры советского кино. Вып.1. М.: Искусство, 1964: 84-91).