Все это было так давно, что порой мне кажется, события тех дней происходили вовсе не со мной, а с другим человеком. К тому же, в молодые годы мне безумно хотелось, чтобы все это было реально не моей жизнью. Жизнью какой-нибудь героини кинофильма, пожалуйста. Но только не моей.
Оно и понятно, кто пожелает для себя такой судьбы, когда собственная мать ведет себя с тобой так, будто ты для нее не то, что бы не родная дочь, а даже самый что ни на есть настоящий враг?!
— Куда ты пошла? Я же тебе сказала прополоть грядки! — прокричала мама в открытое окно.
— Мам, но я уже все сделала, — решилась ответить я, с опаской оглядываясь на идеально выполотые грядки с морковкой и луком.
Я спешила закончить работу, потому что в тот вечер мне уж очень хотелось попасть на танцплощадку. Нечасто к нам заглядывали молодые курсанты из летного училища. Хотя училище и располагалось неподалеку от нашего поселка, но все же парни предпочитали проводить свободное время в ближайшем с нами городке. Там и танцплощадки более презентабельные, да и девушки понаряднее наших деревенских девчат.
Я бы так не стремилась на встречу с красавчиками, но в прошлый раз один из них мне настолько понравился, что не проходило ни одной ночи, чтобы я не думала о нем. Его звали Максим. Он был улыбчивым и одновременно застенчивым. Качества, которые всегда привлекали меня в мужчинах. Не та застенчивость, что прячется за агрессивным поведением человека, а та самая настоящая интеллигентная застенчивость, присущая людям прошлого века. Именно таким я представляла своего будущего мужа, и мне ужасно хотелось проверить, правильно ли я разглядела Максима.
— Я тебе сказала прополоть весь огород, а не только грядки возле окна! — снова закричала мама.
Ее зычный голос был слышен даже за воротами, и мои подружки, дожидавшиеся меня, захихикали. Им, моим подружкам, не было никакого дела до моих сложностей. Даже наоборот, одной конкуренткой меньше будет сегодня, а значит, и шансы заарканить кого-нибудь из курсантов тоже возрастут.
— Мам, я завтра встану пораньше и все доделаю, — попыталась уговорить я свою родительницу. Но не тут-то было! Мама уже выскочила во двор, схватила меня за запястье и поволокла в заросли малины.
— Это что?!
Мать изо всей силы толкнула меня, и я повалилась на землю. Малину я полола не так давно, но все равно возле кустарников уже успела вырасти крапива и осот. Я больно обожглась молодой крапивой и с сожалением рассматривала руку, прикидывая, насколько будут заметны красные пятна и можно ли будет прикрыть их рукавом платья.
— Вырастила лентяйку на свою голову! — кричала между тем мама, выдирая крапиву голыми руками и бросая ее прямо в меня. — Чтобы через полчаса все прополола!
Мать, бросив свое занятие, ушла, а я поняла, что о своем желании увидеть Максима мне придется забыть. Перечить матери я не смела. Знала, что за этим последует.
Я тогда проплакала весь вечер. И когда полола малину, и когда позже лежала с открытыми глазами, глядя в потолок и слушая храп своей матери.
Я прекрасно знала, что мама никогда не любила меня. Даже не так, она меня ненавидела и постоянно повторяла, что я сломала ей жизнь. Когда я была маленькой мне в голову приходили мысли о том, что лучше мне было бы вовсе не родиться. Мама забеременела мною еще «в девках», как тогда говорили. Естественно, после этого деревенские парни не спешили брать ее замуж.
Позже, когда мне было лет шесть, мать все же вышла замуж за овдовевшего одноногого дядю Петю. Его она ненавидела, пожалуй, не меньше меня, и пока дядя Петя был жив, данный факт несколько объединял нас с ним. Но отчим прожил не так долго, как бы мне хотелось, и вот мы снова остались с матерью один на один. Больше замуж мама не вышла, и в этом, по ее словам, тоже была моя вина.
На следующий день мои подружки рассказывали, что Максим спрашивал обо мне, а потом весь вечер танцевал с Таней Матвеевой. И я снова плакала, потому что Таня Матвеева была для Максима, если честно, более подходящей парой. Ее отец был бригадиром, и жила Таня со своей семьей в красивом доме в центре села.
В те дни, чтобы не думать ни о чем, я так загрузила себя домашней работой, что даже мать не могла придумать, к чему ей еще придраться. Все вокруг блестело и переливалось. Огород был в идеальном состоянии, и даже куры вышагивали по чисто убранному двору, словно королевские павлины, задрав хвосты и покачивая бедрами.
— Ну и хозяюшка подросла, — услышала я голос, донесшийся с улицы, и обернулась.
Возле калитки стоял мужчина средних лет. Он улыбался и во рту у него сверкал золотой зуб.
— Здравствуйте, вам кого? — поинтересовалась я.
— Не узнала меня, Оксанка?
Я помотала головой.
— Я Толя, сын Петра.
— Ой, да, простите, — извинилась я и, отложив свои дела, отправилась открывать калитку.
Я скорее догадалась, кто передо мной, чем узнала сына дяди Пети. Когда мать выходила за дядю Петю, у него был взрослый сын, который правда на тот момент отбывал срок. Позже у нас в доме Толя появлялся всего один раз, когда мне было девять лет. А потом, по слухам, его снова посадили в тюрьму.
Любые наши действия приводят к определенным последствиям. Я тогда так обрадовалась нашему гостю! Увидела в нем продолжение дяди Пети, что ли. Тем более, что Анатолий был очень добр ко мне, почти так же, как его отец. Я всячески старалась угодить Толе, готовила различные угощения, убирала его комнату и так далее. Мужчина же расценил мое стремление быть гостеприимной хозяйкой совершенно по-своему.
Даже не знаю, когда мать успела сговориться с Анатолием за моей спиной, но через какое-то время мать заявила мне:
— Будь с Толей поласковее, он сказал, что ты ему понравилась. Не знаю, правда чем? Мужик он не бедный, оказалось, поможет нам крышу перекрыть и баню подлатать.
— А что нужно делать, мама? Я вроде бы, итак, во всем угождаю нашему гостю.
— Угождаешь, да не во всем. Сегодня вечером пойдешь с ним в баньку.
— Зачем?
Меня сковал такой ужас, что я даже думать не могла. Подсознание подсказывало мне, что в баню с Анатолием мать посылает меня вовсе не за тем, чтобы я проследила, достаточно ли в кадушке колодезной воды. Вот только мой мозг отказывался принимать действительность. Я даже еще ни с кем не целовалась прежде и не совсем представляла, как именно все это происходит. Не в красках, то есть, виделся мне этот процесс. К тому же, Толя, как мужчина вызывал во мне чувство неподдельного ужаса. Он был намного старше меня, и я относилась к нему уважительно, но воспринимала не иначе как нашего гостя. Как сына дяди Пети или даже, как старшего брата, наконец. Но как мужчину?! Ни за что!
Я тогда каким-то образом дерзнула сказать об этом матери, когда она изволила высказаться яснее и объяснить, зачем именно посылает меня в баню вместе с Толей. Мать тут же залепила мне пощечину и громко зашептала, периодически оглядываясь на крыльцо, где сидел Толя:
— Ах ты, тварь неблагодарная! Испугалась она! Мужик ей не понравился! А как хвостом на танцах крутить, так это, пожалуйста. Ты что же, думала, те курсанты, которых ты там пытаешься охмурить, как-то по-другому устроены? Это рожа у них более смазливая, а под гимнастеркой они все одинаковые! А от курсантов твоих какой толк? Обрюхатят тебя и поминай, как звали. Будешь потом, как я, весь свой бабий век эту лямку тянуть. А Толик мужик серьезный, он обещал замуж тебя взять, если понравишься. Так что ты уж там постарайся. А не то можешь забыть, что у тебя есть мать! Хоть какой-то прок от тебя может выйти, а ты нос воротишь! Матери на старости лет даже помочь не хочешь. Неблагодарная! — снова повторила мама свое излюбленное слово. Я всю жизнь слышала от нее именно такие слова и в какой-то мере на самом деле считала себя такой. Жалкой, неумехой и никому не нужной. Последнее как раз и заставило меня так тянуться к сыну дяди Пети. Я увидела в нем человека, который хорошо ко мне относится. Заступника. Только все вышло совсем наоборот.
Не осуждайте меня за то, что я подчинилась тогда матери, подавив собственную волю. Мне не было и семнадцати лет, и я не ведала другой жизни. Покорность матери была привита мне с малых лет. Я, можно сказать, впитала ее с молоком той же матери, которая настолько меня ненавидела, что заставила и меня ничуть не любить саму себя. Как можно иметь собственную волю и уважать свою личность, если тебе постоянно внушают обратное?!
Мать чуть ли не силой затолкала меня в баню в одной рубашке, а дальше для меня был настоящий кошмар. Как в страшном сне, я запомнила лишь пот, струящийся по лицу мужчины, и его золотой зуб, сверкающий в полумраке. Когда все закончилось, я сбежала на речку и провела там половину ночи, пытаясь смыть с себя грязь, казалось, заползшую даже в мою душу.
План матери не сработал. Спустя два дня Толик просто исчез из нашей жизни. Он никому ничего не сказал, куда уехал и вернется ли. Просто рано утром летняя комната, где ночевал все это время Толя, оказалась пуста, а у матери из буфета пропали все деньги.
Мать обвинила во всем меня, сказала, что я плохо старалась. А потом… Потом выяснилось, что Толик все же оставил кое-что после себя, и это «кое-что» совершенно вывело из себя мою маму.
— Я знала! Я всегда знала, что ты принесешь мне еще много разных бед! Мало мне того, что ты забрала мою жизнь, мою молодость сгубила, так и старости спокойной мне не дождаться!
Мать еще долго кричала и всячески обзывала меня, а позже куда-то ушла. Вернувшись, мама сказала, чтобы уже завтра утром я отправлялась к бабке Нюре, а та поможет мне избавиться от проблемы.
Я вся внутренне сжалась от ее слов. Вспомнив скрюченную бабку Нюру с крючковатым носом, как у Бабы Яги, я ясно представила, как она своими костлявыми пальцами убивает моего ребенка. Моего малыша, который уже сейчас был мне дороже всех на свете! Это существо нуждалось во мне, и я, забыв обо всем на свете, бросилась на его защиту.
— Ни за что! — вскричала я, сверкнув на мать глазами. — Ты не тронешь моего ребенка! Даже не думай об этом!
— Что?! Ты… ты…, да я тебя задушу собственными руками! — мать уже надвигалась на меня, прихватив по дороге какую-то тряпку.
— Ты можешь убить меня, но его я в обиду не дам!
Мама остановилась и, презрительно поджав губы, проговорила:
— Чего ты хочешь? Хочешь прожить жизнь как я? Без мужа? Да ты представляешь, что это такое? Когда всю мужскую работу по дому приходится делать самой. Когда по ночам ты рыдаешь в подушку, потому что некому тебя обнять, некому прижать к себе и утешить. Когда все деревенские бабы смотрят на тебя свысока и считают за второсортную! Ты такой жизни хочешь?!
— Не такой! Моя жизнь не будет похожа на твою! Потому что в ней будет место этому ребенку, а в твоей жизни не было места для меня! И в этом твоя беда. В том, что ты никогда никого не любила, ни меня, ни дядю Петю. Тебе неведомо это чувство!
— Да как ты посмела так разговаривать со мной?! Ты неблагодарная! Я всю свою жизнь тебе отдала…
— Нет. Это я всю свою жизнь тебе отдала! Но больше ты не получишь ни грамма моего участия! Теперь у меня есть о ком заботиться. И я ухожу от тебя!
— Это куда это интересно знать?
— Неважно. Главное подальше отсюда.
Я развернулась и пошла в дом. Меня всю трясло, лицо пылало, но на сердце отчего-то было очень радостно. Впервые я сумела дать отпор своей матери и этим, судя по всему, привела ее в полное замешательство. По крайней мере, мать ни слова не сказала, когда я собирала судный свой багаж, состоящий из двух платьев и пальто, что я носила и осенью, и зимой. Она даже не возражала, когда я взяла с собой часы дяди Пети. На память или, чтобы продать, в случае чего. Я еще не думала, куда я пойду и что я буду делать. Мне просто был необходим глоток свежего воздуха, а рядом с матерью я просто задыхалась.
Далее в моей жизни начались сплошные приключения. По-другому и не скажешь, потому что было в ней и плохое, но было много и хорошего. Особенно люди! Таких людей я никогда прежде не встречала, и до сих пор я благодарна судьбе за эти встречи.
Покинув свой дом, я сразу подалась в город. У меня было скоплено немного денег, но их хватило всего на два дня, чтобы скудно питаться, ночуя на вокзале. Я не теряла времени зря, обошла несколько заведений, куда бы могла устроиться на работу, и, в конце концов, меня приняли мойщицей посуды в одну столовую, расположенную неподалеку от вокзала. Здесь же я договорилась с одной из поварих тетей Валей, о том, что та пустит меня к себе на квартиру за определенную плату.
Так началась моя городская жизнь. Поначалу я очень уставала, все же беременность давала о себе знать. Помню, что больше всего на свете мне в то время хотелось выспаться. И вот в один из дней за столиком нашего заведения я увидела обедающую группу молодых людей в форме.
Я сразу узнала Максима, и сердце мое забилось так часто, что, казалось, его удары слышны даже в обеденном зале.
— Оксанка, что с тобой? Плохо себя чувствуешь? — спросила одна из поварих.
— Да. Можно я выйду? — отпросилась я и, снимая на ходу фартук, направилась к запасному выходу.
Вдохнув полной грудью свежий воздух, я задумалась. Неужели я сейчас струшу и не подойду к нему? Разве я не заслуживаю права на счастье? Ну и что, что мой живот уже немного выпирает из-под платья? Разве я от этого перестала быть собой?
Я решительно вернулась в зал и прошла прямо к столику, за которым обедали курсанты.
— Здравствуйте, ребята, — вежливо поздоровалась я и, посмотрев на Максима, спросила, — помнишь меня?
Максим закашлялся и немного покраснел от такого моего напора.
— Привет. Оксана, кажется? — прокашлявшись спросил он.
— Да. Из поселка. Я теперь здесь живу.
— И как тебе в городе?
— Ничего. Только пыльно очень.
Ребята за столиком улыбались, наблюдая за нами.
— А где ты остановилась? — из вежливости поинтересовался Максим.
— Здесь неподалеку. На улице Свердлова, дом 8.
— А я живу на соседней улице. Точнее, мои родители, сам я сейчас в основном обитаю в общежитии при училище, — смущенно улыбнулся парень.
Так в один миг у нас с Максимом завязались дружеские отношения, о которых я мечтала, пока жила в деревне. Нет. Конечно, мне хотелось большего. Любви и нежности, поцелуев при луне. И замуж за Максима мне бы очень хотелось пойти. Но пока мне и этого было достаточно.
Об интеллигентности Максима я уже говорила. Парень даже ни разу не спросил меня, откуда у меня живот. Лишь во время первой нашей встречи поинтересовался, замужем ли я. Пока Максим не уехал обратно в училище, мы часто гуляли с ним в парке. Ходили в кино и даже на танцплощадку. Мы были очень молоды и смотрели на жизнь сквозь некую призму бесконечности времени. Когда ты находишься в самом начале отрезка жизненного пути, тебе кажется, будто все тебе дозволено. Мир принадлежит молодым именно потому, что они сами так считают!
Я и не заметила, как пролетело время до того, как Максиму нужно было возвращаться. Предполагаемая разлука была не такой уж долгой, Максим уезжал всего на два месяца, но мне казалось, что до его возвращения пройдет целая вечность.
Прощаясь, Максим поцеловал меня в щеку, и от его прикосновения по моей коже побежали мурашки. Как же я была счастлива в тот момент! Вся моя прежняя жизнь, все, что со мной было плохого, в одну секунду окрасилось в светлые тона. Счастье самый искусный художник. Только оно способно черное сделать белым, а безликие будни превратить в радужную, красочную жизнь.
Я жила этим радостным моментом с ощущением счастья внутри себя вплоть до того момента, как в столовую, где я работала, пришел друг Максима Георгий и, отводя меня в сторону взгляд, сообщил о том, что Максим погиб.
Мой друг, мой милый друг Максим погиб во время учений. Его парашют по каким-то причинам не раскрылся. Велось расследование, но для меня это было не важно. Имело значение лишь то, что я больше никогда не увижу его. Не коснусь его руки и уже никогда не почувствую на своих губах сладость его поцелуя.
Хотя наше общение с Максимом было недолгим, я очень тяжело пережила его гибель, и именно тогда в моей жизни появились Леша и Света — мои друзья, которые на протяжении всей моей жизни были не просто моими приятелями, они были моими ангелами хранителями!
Света и Леша встречались уже более года и поговаривали о свадьбе. История нашего знакомства была довольно необычной, потому что мы со Светланой встретились на мосту, который в народе назывался «Мост самоубийц». Я тогда дала слабину и сама не помнила, как оказалась здесь. Да, безусловно, мне в то время было нелегко. Смерть Максима подкосила меня. Вспомнилась вся моя прошлая жизнь. Мне снова стало казаться, что я никчемная, никому не нужная, одинокая, словно собака. И ребенка своего я не смогу растить, у меня попросту не получится, и, в конце концов, его заберут в детдом.
Я часто думала о том, какая жизнь ожидает мое дитя, и в моей голове засела мысль, будто моя мать была права, и для этого ребенка было бы лучше совсем не видеть этот свет. Вот только я сама не мыслила своей жизни без своего малыша, который к тому времени уже вовсю толкал меня изнутри.
Я не планировала прыгать с того моста, я это точно знаю. Просто стояла и смотрела вниз, представляя, как, наверное, больно было тем людям, что погибли от падения с такой высоты.
Света появилась внезапно. Словно вихрь, вбежала на мост и, вцепившись в перила, прокричала куда-то в сторону:
— Вот, смотри!
Затем девушка подтянулась на перекладине и повисла над пропастью вниз головой.
— Стой! — закричала я.
От неожиданности мои ноги подкосились, и я опустилась на землю.
— Ты чего? Тебе плохо?
Света уже стояла возле меня и пыталась поднять с земли.
— Не делай этого! Пожалуйста! — взмолилась я, глядя на нее глазами, полными слез.
— Я и не собиралась. Просто хотела напугать своего парня.
Светка звонко рассмеялась и указала пальцем на запыхавшегося молодого человека с белым, как мел, лицом. Это и был Леша Светкин жених. Такие уж у них отношения, и всю жизнь между ними происходило нечто подобное. «Зато не скучно!» — утверждала Светка.
Ни одно наше решение не проходит бесследно. Даже если это неосознанное желание, просто посмотреть вниз с моста самоубийц. Буквально через месяц я почувствовала, что со мной что-то не так. Внизу живота стояла тянущая боль, и я часто ощущала слабость в ногах. Меня положили в больницу, и я почти не покидала больничные стены, пока не пришло время родить. Славик родился очень слабеньким, врачи не давали никаких гарантий, выживет мой малыш или умрет. Если бы не поддержка моих новых друзей, я уверена, мы со Славиком не выкарабкались бы. Светка приходила к нам в больницу каждое утро, а вечером они навещали нас вместе с Лешей. Ни у одной роженицы не было столько дозволенных к передаче в родильное отделение продуктов, сколько было у меня. Света и Леша наверняка тратили на меня всю свою стипендию.
После роддома я вместе с сыном вернулась к тете Вале, той поварихе, у которой снимала комнату. Естественно, я переживала о том, что раз Славик такой слабенький, его не возьмут в ясли, а значит, я не смогу в скором времени выйти на работу и платить за жилье будет нечем. Тетя Валя же встретила меня словами: «Оксанка, я тут коляску тебе с чердака притащила. Я в ней еще сына своего катала, но вещь вроде бы крепкая. Мой муж ее из самой столицы в свое время привез. Пользуйся. И об плате за комнату не беспокойся. Выйдешь на работу, тогда и начнешь платить. А пока живите так, мне же веселее будет». Вот такие люди встречались на моем пути с тех пор, как я ушла от своей матери. И именно они научили меня любить жизнь и ценить все, что преподносит нам наша судьба.
Мой сынок долгое время болел. Ходить Слава научился, только когда ему исполнилось год и семь месяцев. Но я больше никогда не унывала, мои друзья не позволили бы мне этого. Света и Леша всегда находились в движении. Даже когда у них самих появилась дети, мы все равно не перестали ходить в походы, ездить в горы и тому подобное. Наша жизнь была наполнена такими яркими событиями, что я больше уже никогда не считала эту самую собственную жизнь какой-то там неправильной.
Однажды на адрес моей доброй хозяйки, тети Вали, пришло письмо из нашей районной администрации. Видимо, кто-то из жителей села по просьбе моей матери сумел разыскать меня. В письме сообщалось, что моя мама сильно болеет и очень желает увидеть свою единственную дочь.
Не сразу я собралась поехать в родные края, пару дней ушло на раздумья. Слишком тяжелые воспоминания были связаны с теми местами. Когда я думала об этом, во мне словно вновь просыпалась та маленькая девочка, что так боялась собственной матери. И все же я не смогла проигнорировать тот факт, что мать желает увидеться со мной. Возможно, это наша прощальная встреча, подумала я и, собрав Славика, отправилась в родной поселок.
Мать и правда лежала в постели. Дом был в страшном запустении. И двор, и огород тоже.
— Неужели эта су..а вспомнила о родной матери? — едва я переступила порог, проговорила мать.
Славик, услышав матерное слово, смущенно посмотрел на меня. Я потрепала сына по голове и подошла к кровати, где лежала мать.
— Что с тобой? Чем ты болеешь? — спросила я, вглядываясь в ее лицо.
— А ты как думаешь? Все здоровье я на тебя потратила, вот теперь и страдаю. А тебе и дела нет! Неблагодарная, чего от тебя ожидать?!
— Мама, если ты позвала меня для того, чтобы снова всячески оскорблять, то можешь особо не стараться. Меня это больше не задевает.
— Ой, какая стала, посмотрите на нее! — усмехнулась мать и перевела взгляд на Славика. — Что, родила все-таки своего ублюдка? И как тебе теперь живется? Мужики за тобой в очередь выстроились?
— Я хорошо живу, не жалуюсь. Так что ты хотела?
Мать неожиданно всхлипнула и прикрыла глаза.
— У меня нашли эту смертельную болячку. Рак называется. Грудь отрезать предлагают. Что же я теперь буду делать? Всю жизнь я была словно прокаженная, не могла почувствовать себя настоящей женщиной, а теперь и вовсе…
Мать отвернулась к стене и зарыдала в голос. Славик, до этого державший меня за руку, отпустил меня и подошел к кровати.
— Не плась, баушка.
Славик погладил свою бабушку по руке, и та вздрогнула от его прикосновения. Рыдания затихли. Некоторое время мать просто молчала, а потом, медленно повернувшись, посмотрела на Славика. Черты лица ее как будто смягчились.
— На.
Славка положил на кровать плюшевого зайца, свою любимую игрушку, с которой никогда не расставался.
— Сходи-ка на кухню, там в буфете должны быть карамельки, — не глядя на меня, произнесла мать.
Когда я вернулась с кухни, неся в руке небольшой пакетик с конфетами, Славка уже сидел на кровати и рассказывал свое бабушке сказку.
— Шили-были, дедь и баба, — говорил сын, качая головой, как это делала тетя Валя, когда читала Славику книжки.
***
Мама умерла спустя год. За это время я больше не слышала от нее ни одного плохого слова в свой адрес. Это позволило мне вспоминать о ней впоследствии с некоторой теплотой.
Перед самой смертью мать поведала мне историю моего появления на свет, и я, наконец, смогла в какой-то мере понять, отчего я сама вызывала у собственной матери такую жгучую ненависть.
Человек, ставший моим отцом, был женат, когда соблазнил мою мать. Он обещал ей бросить свою семью, но как только добился своего, стал отпираться и на всю деревню ославил мою мать, назвав ее гулящей. К его словам присоединились и другие мужики из числа его друзей и так затравили мою маму, что она босая сбежала из родной деревни. Шла по лесам несколько дней, стараясь уйти подальше туда, где ее никто не знал. Так и добралась до этого села.
Ее взяли на работу в местную артель, а один парень даже с первых дней стал проявлять к маме интерес. Вот только в очень скором времени выяснилось, что у девушки, что приглянулась ему, будет ребенок, и парень тот больше не смотрел в ее сторону. А потом и вовсе женился на другой.
Я, как никто другой понимаю, что все случившееся с моей матерью вовсе не оправдывает ее отношение ко мне. Но, по крайней мере, после ее исповеди я смогла найти хоть какие-то объяснения для самой себя. И это помогло мне окончательно простить свою маму.
Я не повторила судьбу своей матери. У меня большая семья, четверо детей, внуки, правнуки. Мой муж всю жизнь любил Славку как родного сына, а меня носил на руках, словно принцессу. Так что, несмотря ни на что, я всегда чувствовала себя настоящей женщиной! Любимой, желанной и единственной!
Автор: Юферева С.
