«— Лиз, ты енто… ня боись! Робяты — хорошия у мене. Мотри: усе самя делають и тебе помогать стануть. Я прикажу, и будуть. Не боись, Лизок. А я ужо тебе на печи-то как любить буду!
Федор обнял Лизу и, не смущаясь сыновей, помял ей грудь. Лиза откинула его руку и прошипела:
— Ня боюсь я ничаво. А ты ручишша-то свои ослобони. Чаво лезешь? Ишшо давай прямо чичас вот хочь на ентом столе…
— Д…….а ты, Лизка! — прогундосил Федор, но руки от груди убрал».
Часть 5
А в избе Федора шли приготовления к ужину. Да только не новая Федина жена на стол собирала, а Ванятка с Игнашкой. Ребята нехотя поставили на стол кулеш в чугунке, приготовленный Любавой, большими ломтями нарезали хлеб, испеченный ею же, поставили плошку с сахаром, разложили ложки, начищенные до блеска.
Лизавета брезгливо смотрела на это действо, понимая, что уже завтра Федор заставит ее готовить на всю эту ораву, убирать за ними и стирать. Вон сколько барахла развешено во дворе! Шутка ли: четверо пацанов! Хотя откуда в такой нищете много одежды? Поди, по одной рубахе у каждого.
Ну зачем он прогнал эту хромоногую? Пусть бы она продолжала готовить и убирать. Тем более, что она, кажется, расстроилась, когда Федор ее выгнал. И мужа у нее никакого нет и никогда не было, врет она все! А у Лизаветы Феденька уже четвертый. До него был Егорка. Эх, хороший мужик, получше Федьки! Связался олух с дурной компанией, ну и пырнули ножичком в тихом переулочке: как потом слышала Лиза, вроде стащил он у кого-то что-то или не поделился. Да и шут с ним. Лиза не печалилась ни единого дня и траур не носила. С чего бы? Жизнь-то, она короткая, несется как телега по ухабам: то вверх подбросит, то вниз кинет, а то и вовсе выкинет. Стоит ли обращать внимание на всякие происшествия?
Федора она сразу приметила, он в трактир пришел, где она подавальщицей подрядилась. Как Егорка помер, так жить не на что стало. Вот и пришлось податься! Да только Федя молодец, сразу ее оттуда забрал и дома сидеть наказал. Деньги исправно носил, Лиза снова стала хорошо жить, а через три месяца вдруг заскучал и в деревню свою засобирался.
Как только Лиза его ни уговаривала и ни ублажала, но он уперся как осел. В деревню надо — бубнил каждый день.
Нет, Лизавета никак не могла снова без мужика остаться. А на горизонте никого не было. Да и кто появится, коль дома целыми днями сидеть. Опять подавальщицей идти? Ни за что она не хотела возвращаться в постылый грязный дурнопахнущий трактир, поэтому поехала с Федором.
«Ня хотела подавальщицей, а кто я здеся буду? — с грустью окинув ребят взглядом, подумала Лиза. — И ня токма подавальщица, а ишшо и кухарка, прачка, уборщица! Усе сразу. Эх, хорошо он мене провел!»
Федор, словно поняв, о чем думала Лиза, сказал:
— Лиз, ты енто… ня боись! Робяты — хорошия у мене. Мотри: усе самя делають и тебе помогать стануть. Я прикажу, и будуть. Не боись, Лизок. А я ужо тебе на печи-то как любить буду!
Федор обнял Лизу и, не смущаясь сыновей, помял ей грудь. Лиза откинула его руку и прошипела:
— Ня боюсь я ничаво. А ты ручишша-то свои ослобони. Чаво лезешь? Ишшо давай прямо чичас вот хочь на ентом столе…
— Д……..а ты, Лизка, у мене! — прогундосил Федор, но руки от груди убрал.
«Енто тебе так токма кажется, што у тебе! Я ня у каво! Я сама по себе!» — мысленно ответила ему Лиза
Ваня исподлобья наблюдал за отцом и мачехой. Он вспомнил, как бабка Фросинья рассказывала про какую-то деревенскую девчонку и про ее мачеху, которую привел отец, а Ваня спросил тогда:
— Бабка Фросинья, а кто енто — мачаха?
— А енто, санок, такая зараза, которая как змеюка подколодная в дом влезет и не вылезет взад-то. Усех перекусат и пережалить. От так, Ванятка.
На утро ребята всей гурьбой пришли к бабке Фросе. Завидев Любашу, они кинулись к ней.
— Ня уходи! — попросил Ваня. — Ты обещалась, што ня бросишь нас никада. Живи у бабки Фроси! Чаво тебе у Сосновке делать?
— Нельзя, Ваня. Чаво я тута глазья твоему отцу мозолять буду? До хаты пойду своей. Тама у мене огород ужо завял давно… — Люба погладила всех по головушкам, смахнула слезу.
— Я с тобой уйду! — твердо сказал Ваня.
— Чавой-то? — испугалась Люба. — Господь с тобой. А ну-кося, вспомни, чаво мать-покойница сказывала? Ня бросать братавьев-то.
— Так мы усе до тебе пойдем.
Люба покачала головой.
— Негоже, Ваня. Батька он ваш. Понимашь? А я някто.
— Ты таперича мамка наша.
Люба вздрогнула, порывисто обняла Ваню.
— Ну ладно, робяты! — она встала. — Пойду я, пора мене.
Семка начал реветь и хвататься за подол Любиной юбки.
— Семушка, я приду как-нябудь. На Рожество Прясвятой Богородицы приду. Обещаюсь.
— Ня брешешь?
— Вот те крест, — улыбнулась Люба.
— А када Рожество ейное?
— Месяца два, однако, — бабка Фросинья утерла слезы, приласкала мальчишку и размашисто перекрестилась.
— Долга, как долга ждать-то! — закручинился Ваня, а вслед за ним и все пацаны.
НАВИГАЦИЯ ПО КАНАЛУ
Любашу провожали вместе до околицы. Федор видел, как они всей гурьбой ушли с ней. Он разозлился, хотел выскочить и не пускать, но Лизавета остановила его:
— Пущай сходят! Чаво такова? А ня разрешишь — озлобятся. Пущай.
Федор послушался Лизу, услышав в ее совете бабью мудрость. Ну вроде как привыкли его пацаны к этой хромоногой Любаве, пусть пойдут, все равно ж вернутся.
— Ну ты, енто, Лизка, чаво опять вырядилась-то? Сымай ужо юбку свою, а то вмиг изгваздаешь: работы шибко много у тебе. Огород, стряпать нада, хату прябрать, хочь и чисто тута.
Федор огляделся и удовлетворенно отметил идеальную чистоту в избе.
— Дак тута тебе и делать нечаво. Ишть хромоножка усе сделала. Только што стряпать надоть.
— А есть из чаво стряпать-то? — недовольно спросила Лиза. Было понятно, что ей неохота ничего делать.
— Ня знай, — пожал плечами Федор. — Чичас явятся, у Ванятки и спросим.
Но мальчишки не спешили домой, они всей гурьбой пошли на берег, там у них были припасены удочки и котелок, иногда Любаша приходила к ним на речку и варила уху из только что выловленной рыбы. Женщина обычно приносила с собой хлеб, зеленый лук, картошку. Ох и вкусная же была та уха! Сначала все дружно ели, а потом Любаша рассказывала им интересные истории, мальчишки слушали ее, открыв рты, так им было интересно слушать то ли сказки, то ли легенды. И откуда она их знала? Как-то Игнат спросил у нее:
— Ты откуда их знашь? Сама, что ли, придумывашь?
Люба не ответила, рассмеялась и спросила:
— Нравитси?
Игнаша смутился и ответил:
— Сама знашь, што нравитси!
Если Любава была занята по хозяйству, то уху из первой выловленной рыбки варил Ваня. У него тоже вкусно получалось.
Проводив Любашу, загрустившие ребята решили провести время на берегу. Домой совсем не хотелось из-за тетки Лизы. Люба сразу стала своей, родной, а эта не станет никогда. Мальчишки не говорили это вслух, но каждый из них испытывал именно это.
— Будем здеся все дни проводить, — сказал Ванька.
— Так енто пока тяплынь, а потома, как полетят белы мухи? — с тоской спросил Игнат.
— А тама поглядим!
Ваня и сам не знал, как все сложится, но находиться в доме с чужой теткой, которая ему, да и братьям, вовсе не понравилась, не хотелось.
Тщетно прождав пацанов, Федор стал сам шарить по полкам в поисках харчей: не густо. Нашел немного муки, крупы, картошки. Вот чего было вдоволь — так это вяленой рыбы. Но Лиза, увидев ее, недовольно скривилась и даже закрыла нос ладошкой.
— Ты чаво это? Ня деревенская, штоль? Пойду-ка я у сельпо, куплю чаво-нябудь да поишшу пацанят. Вот жа пострелята: ушли и нету. Ну ничаво, как к хромоножке той прявыкли, так таперича и к тебе привыкнуть. Ты поласковей с ими-то!
Лиза кивнула, не желая спорить с Федором, а сама подумала: не очень-то будешь ласкова с теми, кто тебе такой неласковый прием оказал.
Татьяна Алимова
все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
прикреплю для вас еще одну ссылку ⬇️⬇️⬇️
