Наступил день никаха Барбароссы и Полины. Невеста светилась от счастья, а жених помолодел лет на двадцать.
К молодожёнам подошёл Мустафа:
- Здравствуй, Хайреддин-паша. От души поздравляю тебя с никахом.
- Здравствуй, здравствуй, друг мордастый, - протянул Барбаросса.
Мустафа смутился, видимо Хайреддин-паша не может простить его из-за внучки.
- Румейса не приехала на праздник? - невпопад произнес шехзаде.
- А ее никто не приглашал, - резко ответил Барбаросса. - Я порвал с ними. Зачем мне внучка, которая ненавидит шехзаде?
"Издевается" - промелькнуло в голове у Мустафы. - "Прощупывает почву".
- Это ваша единственная внучка, Хайреддин-паша. Иншалла, вы помиритесь.
- И не собираюсь! - Барбаросса надулся, как индюк. - У меня теперь есть жена, скоро родится ребенок. Ну и вы шехзаде, вы мне дороже родного сына.
Мустафа криво улыбнулся - похоже Хайреддин-паша не просто так его опекает... Может и не стоило ему так доверяться?
Вскоре стали прибывать и другие гости.
Пиры проходили на Ипподроме, неподалеку от Святой Софии. Сулейман наблюдал за всем происходящим с высоты своей террасы.
- Ты заслужил это, Хайреддин-паша, - произнес султан, довольно окидывая окрестности.
Зрелище и вправду было великолепным. Даже у Ибрагим-паша не было такого шикарного бракосочетания.
На площади установили роскошный трон, украшенный золотым шитьем и бархатом, а на Ипподроме были разбиты живописные шатры разных цветов. Землю устлали ковры, расшитые золотом. Помосты, навесы и павильоны для знати были выше нижнего уровня, но не достигали террасы, где сидел султан. Серые стены зданий, окружающих Ипподром, были завешаны покрывалами из бархата и атласа. Великий визирь Ибрагим-паша и второй визирь Айяс-паша, вместе с янычарами пришли во дворец, чтобы пригласить султана присутствовать на празднике. Сулейман милостиво принял их, произнес великолепную речь в честь Барбароссы и подарил ему щедрые подарки.
- Счастья тебе, мой дорогой друг, счастья долгих счастливых лет, - улыбнулся Сулейман.
Ибрагим с ревностью следил за происходящим. Он не любил Барбароссу и знал,что и тот платит ему той же монетой. Неожиданный фавор Хайреддина-паши, выбил великого визиря из колеи.
"Повелитель заставил меня, великого визиря, преклоняться перед этим ободранным пиратом! О, Аллах, где справедливость? Даже у меня, великого визиря не было такой пышной свадьбы!"
На основной праздник был приглашен почти "весь мир".
А после были ещё семь праздников. На следующие пиры были созваны разные воинские отряды. Гостями на этих великолепных пирах были янычары, визири, бейлербеи и санджакбеи.
В девятый день, накануне прибытия невесты из ее дома, Ибрагим-паша, другие визири, дефтердар и ага янычар пришли к жениху и провели его по улицам Стамбула в блестящей процессии. Улицы были украшены бурсским шелком и дамасским бархатом, и "от края до края они полнились наслаждениями". По улицам шли ряды янычар во главе с визирями, которые таким образом почтили Хайреддина-пашу.
Барбароссу, одетого в роскошное парчовое платье, усыпанное драгоценностями, сопровождали янычары на гарцующих скакунах. Трудно было придумать более подходящее место для торжественного парада, чем серые улицы Константинополя под ярким южным небом...
В тот день молодые наслаждались неограниченными богатствами, ценностями и роскошью. Гостей впечатлили радостные звуки флейт и труб, их музыка доносилась с земли до самого небосвода.
Сулейман подарил жениху десять чистокровных лошадей в драгоценных упряжах и десять золотых подносов, два из которых были полны драгоценных камней, а остальные были наполнены золотыми монетами.
После свадьбы несколько дней продолжались танцы, скачки, соревнования борцов и стрелков, а также состязания поэтов в честь молодоженов. Так проходила свадьба Хайреддина-паши, своей непревзойденной роскошью затмившая все празднества, происходившие в султанском городе во время правления султана Сулеймана.
*************************************
Уже неделю Джеркутай жил у Манолиса и его дружной семьи. За это время все успели привязаться к шехзаде. Даже ледяное сердечко Руми немного оттаяло - ведь кроме Джеркутая и своей семьи, ей больше не с кем было общаться.
Руми и Джеркутай часто гуляли по берегу моря, и говорили обо всем на свете. Джеркутай о своей любви больше не заикался, и Румейса была ему за это благодарна.
В один из дней после сильного шторма прошедшего накануне, Руми и Джеркутай снова прогуливались по взморью. Берег был усыпан различными вещами, принесенными морем - там был осколок от большой вазы, там валялось треснутое зеркало, там какое-то бревно.
- Похоже, какой-то корабль попал в беду, - заметила Руми, разглядывая вещи.
- Верно, - кивнул Джеркутай. - Хорошо, если бедняги успели спастись.
- О море, море, - задумчиво произнесла Румейса. - Как ты прекрасно,и в то же время коварно. Ты так красиво в спокойный день, и страшно в непогоду. Ты словно человек, которого вывели из себя... Также можешь разозлиться и натворить бед. А когда ты успокаиваешься, ты начинаешь жалеть о содеянном.
- Интересное сравнение, - промолвил Джеркутай. - Мне никогда не приходило в голову, сравнивать море с человеком. И тем более, я не думал о том, что море может жалеть содеянном.
- Понимаешь, - Румейса с трудом подбирала слова. - Море, после шторма успокаивается,и тут же просыпается все живое. Слышишь крики чаек? Они словно оплакивают вместе с морем погибших моряков. Чайки - плакальщицы. А может чайки это души погибших людей? Тех, кто погиб во время шторма? И они оплакивают свои утраченные жизни?
- Красиво, но очень мрачно, - Джеркутай сразу же отверг версию Руми. - Кроме того, мне никогда не казалось, что чайки плачут. Скорее уж они хохочут. Да так весело! Вот послушай, как заливаются!
- Ну вот, - надула губы Руми. - Разрушил такую красивую легенду!
- Такие легенды нам не нужны! Лучше предположим, что чайки над чем-нибудь смеются!
Румейса подняла голову вверх и всмотрелась в летящих чаек.
- Ну ладно, - с неохотой произнесла она. - Пускай у них все будет хорошо, и они смеются и радуются жизни!
- Кстати, смотри! - заметил Джеркутай. - Вон та чайка неподвижно лежит на песке. Что это с ней?
- Может она умерла? - предположила Румейса.
Джеркутай отмахнулся и поспешил к чайке.
- Жива! - крикнул он. - Однако у нее повреждено крыло, и очевидно она не может летать. Вовремя мы пришли, первый прилив накрыл бы чайку с головой... И все... Чайки бы точно оплакивали свою бедную подругу.
- Ой, бедненькая! - Румейса взяла чайку в руки и тут же испуганно ойкнула. - Она клюется!
- Ещё бы ей не клеваться, - проворчал Джеркутай. - Ей и так плохо, крыло болит, а тут ещё кто-то протягивает свои лапы!
- У меня не лапы! - оскорбилась Руми.
- Ой, не цепляйся к словам! - отмахнулся Джеркутай. - Лучше дай мне свой шарфик, я закутаю в него птицу и донесу ее до дома.
- Держи, - Руми протянула шарф. - Думаешь, удастся спасти бедняжку?
- Спасем! - уверенно произнес Джеркутай. - Мне не впервой выступать в роли спасателя.
- Намекаешь, на мое спасение? - прищурилась Руми.
- А что нет, что-ли? Ты была в похожем состоянии! - откликнулся Джеркутай. Ладно, ладно, не обижайся! Я же правду говорю! Пойдем лучше скорее домой, надо спасать чайку.
**************************************
Наступил долгожданный день отъезда Мустафы в санджак. К этому времени, Махидевран окончательно укомплектовала его гарем. Помимо Норы, в гареме было ещё 16 девушек, в их число вошла и Фатьма. Девушки были самые разные - блондинки, брюнетки, шатенки, толстые и худые, красивые и не очень. Махидевран посчитала, что у сына должно быть разнообразие. Сегодня красавица, а завтра может на страшненькую потянет, сегодня толстушка, а завтра худыщка. У Мустафы должен быть хороший выбор.
Мустафа скептически смотрел на решение матери - он был без памяти влюблен в Нору, и кроме нее, ему был никто не нужен.
- Матушка, зачем так много девушек? Мне вполне хватает одной Норы. Зачем мне другие?
- Ты не просто шехзаде, - Махидевран поцеловала сына. - Ты наследник престола, и у тебя должен быть хороший гарем.
- Ну хорошо, матушка, - мягко произнес Мустафа. - Пускай будет для видимости. Однако, я не понимаю, что делает Фатьма в моем гареме? Мне она совсем не нравится и сильно раздражает!
- Понимаешь, сынок, Фатьма давно хочет попасть в твой гарем, и я не могла не выполнить ее просьбы...
- С каких это пор Махидевран-султан исполняет просьбы какой-то наложницы? - хмыкнул Мустафа. - На тебя это не похоже матушка.
- Она очень хорошая верная помощница, - призналась Махидевран. - И я не могла отказать ее просьбе.
- Фидан, не менее верная помощница, - заметил Мустафа. - И она больше лет с тобой,чем эта носатая крыса. Мне не нравится, что эта девушка так влияет на тебя. Кроме того, я уверен, что именно она прислала Норе отравленный лукум.
- Зачем ты так? Я же хочу, как лучше! - залилась слезами Махидевран.
- Не обижайся, матушка! - Мустафа не выносил материнских слез. - Я не хотел тебя обидеть! Пусть будет, как ты хочешь! Только эта Фатьма пускай даже не приближается к моим покоям!
- А ещё с нами поедут Батур и Дайе, - произнесла Махидевран.
- А вот им я рад. Батур прекрасный воин и хороший умный собеседник. Что касается Дайе, то она мне, как вторая бабушка.
- Ну и отлично! - воскликнула Махидевран. - Я рада,что ты доволен! Иди ложись спать, сынок, а то завтра надо рано вставать!
- Матушка, уже иду! - улыбнулся Мустафа.
Однако шехзаде не лег спать. Полночи он болтал с Норой и ел лукум, а оставшуюся половину ночи предавался любовным утехам, все с той же Норой.
Продолжение следует.
