1547 год был для 17-летнего государя Ивана Васильевича стал знаменательным. В январе он торжественно венчался на царство и официально принял титул царя всея Руси. В феврале состоялась его свадьба с боярышней Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой. И уже через пару месяцев начали происходить события, которые не только потрясли молодого правителя, но и во многом изменили его взгляды как правителя государства.
Этими событиями стали великий московский пожар и последовавший за ним бунт, разразившиеся в июне 1547 года.
Великий пожар 1547 года
Весна и начало лета 1547 года выдались на редкость жаркими. В Москве то в одном, то в другом месте вспыхивали пожары. Первый большой пожар случился 12 апреля, когда выгорели московский торг со всеми товарами и большая часть посада в Китай-городе. От высокой температуры взорвался пороховой склад, устроенный в одной из башен китайгородской стены. От взрыва погибло и пострадало много народа, а кирпичи от башни и стены далеко разбросало вдоль реки.
В тот день сгорело более 2000 лавок и дворов. Но люди еще не знали, что впереди их ждет гораздо большее бедствие.
День 21 июня был не только жарким, но и ветреный. В такой день пожар может случиться от спички или свечи. Именно небольшая церковная свеча и явилась причиной бедствия. Как сказано в летописи, от горящей свечи
«…загореся храм Воздвижение честнаго Креста за Неглинною на Арбацкой улице».
Ураганный ветер быстро разносил огонь и горящие деревянные куски крыши, ворот, построек. Из Никоновской летописи:
«..бысть буря велика, и потече огнь якоже молния».
Загорелись Арбатская улица, Китай-город, Большой посад. Языки пламени поднимались вверх «великия яко горы». Пожар продолжался почти десять часов – пока не выгорело то, что могло гореть.
Казалось бы, за каменными стенами Кремля, в каменных палатах можно было спастись, пережить разгул стихии. Но в действительности за каменными стенами люди оказались в ловушке. В Кремле жара стояла просто нестерпимая: от высокой температуры самовозгорались иконы и деревянные части построек, люди задыхались и от удушающей жары, и «от дымного духа». Когда огонь подступил к самим стенам Кремля, порывы ветра перекинули языки пламени через каменные стены. Загорелись крыши Успенского собора и царских палат, загорелся Благовещенский собор с иконами Андрея Рублева, Чудов и Вознесенский монастыри.
Периодически общий шум перекрывал страшный грохот – это взрывались склады с порохом. Многие из тех, кто остался в Кремле, погибли.
После Кремля огонь пошел и на другие части города. Горело все: дома, хоромы, церкви, монастыри.
Царь Иван Васильевич с женой, братом Юрием и ближними боярами успел спастись - он вовремя уехал в подмосковное село Воробьево и там, с высоты Воробьевского холма, смотрел, как гибнет охваченный пламенем город.
Спасся и митрополит Макарий, но сильно пострадал. Во время молебна в Успенском соборе ему огнем опалило глаза, сам он чуть не задохнулся. Чтобы спасти митрополита, его спускали со стены на веревке, а он держал в руках спасенный из огня образ Богоматери. Веревка порвалась, когда митрополит был еще довольно высоко от земли, он упал и сильно расшибся. Двое сопровождавших его священнослужителей спастись не смогли. Самого Макария, еле живого, отвезли в Новоспасский монастырь.
Бушевавшая весь день буря закончилась к вечеру. После этого стал утихать и пожар.
Историк Николай Карамзин в своем труде «История государства Российского» так это описывает:
«К вечеру буря затихла, и в три часа ночи, угасло пламя; но развалины курились несколько дней, от Арбата и Неглинной до Яузы и до конца Великой улицы, Варварской, Покровской, Мясницкой, Дмитровской, Тверской. <…> Люди с опаленными волосами, черными лицами, бродили как тени среди ужасов обширного пепелища: искали детей, родителей, остатков имений; не находили и выли как дикие звери».
Последствия пожара были ужасающими. Погибло более 4 тыс. человек. Сгорело более трети городских построек – 25 тыс. дворов, 250 церквей. Этот пожар за его масштабность стали называть великим.
Поиски виновных
Оставшиеся в живых люди остались без жилья, без имущества, многие потеряли близких. Охватившее их горе требовало выхода – нужно было найти виновных. Конечно, пожар такой разрушительной силы не мог произойти в результате естественных природных причин – виновато в нем, как считали москвичи, колдовство. Найти главных «колдунов» долго и не надо было – среди народа очень непопулярны были Глинские, родственники матери царя, взявшие власть в свои руки после того, как Иван Васильевич, достигнув 15-летия, стал совершеннолетним и избавился от опеки назначенных отцом бояр. Но сам он из-за юного возраста управлять государством был еще не способен, и большую силу при дворе приобрели родственники - Глинские.
По словам летописца:
«…в те поры Глинские у государя в приближение и в жалование, а от людей их черным людем насилство и грабеж, они же их от того не унимаху».
По городу поползли слухи о Глинских. Особенно страх и ненависть вызывала бабка царя – Анна Глинская, дочь сербского воеводы Якшича. Она была уже стара, и мрачный вид в сочетании с чужеродным акцентом в глазах горожан делали ее похожей на ведьму. Ее и стали обвинять в том, что она наколдовала пожар. Говорили, что она
«…вымала сердца человеческия да клала в воду да тою водою ездячи по Москве да кропила и оттого Москва выгорела».
Еще говорили, что бабка царя по ночам превращалась в сороку и «летала да зажигала».
Много ли нужно, чтобы поднять на бунт людей, находящихся в состоянии шока? Тем более, на бунт против тех, кого ненавидели. А Глинских действительно в Москве ненавидели – за притеснения, которые они чинили, за взяточничество и безнаказанность.
Бунт горожан
26 июня на Соборной площади собрался народ. «Всем миром» признали, что в поджогах и колдовстве виновны Глинские. Толпа направилась в Успенский собор, где на богослужении присутствовал дядя царя - боярин Юрий Васильевич Глинский. Его выволокли на площадь и забили камнями. Начали громить дворы других членов семейства Глинских.
Но этого было мало – нужны были еще кровавые жертвы, и 29 июня разгоряченная толпа двинулась к царю - в Воробьёво. Она жаждала расправиться с остальными Глинскими, но Михаил Васильевич с матерью Анной Глинской бежали из Москвы и прятались по монастырям.
К походу народ подготовился основательно, с собой несли не только колья и вилы, но и метательные копья-сулицы, щиты. Предводителем был городской палач: видимо, люди готовы были тут же, на месте, привести в исполнение смертный приговор.
Увидев разгоряченную, да еще и вооруженную толпу, молодой царь испугался. Даже по прошествии многих лет он вспоминал:
«...вниде страх в душу мою и трепет в кости моа и смирися дух мой».
Несмотря на страх, Иван Васильевич взял себя в руки и вышел к толпе, вступив в переговоры. Он быстро понял, что его убивать не собираются, им нужны только Глинские. Он смог убедить их, что Глинских в Воробъеве нет, и пообещал отправить в отставку воеводу Михаила Глинского. Толпа успокоилась и начала расходиться, тем более, что царь
«не учинил им в том опалы».
То есть, не выставил против них стрельцов и не обещал покарать. Но народ успокоился рано – через несколько дней царь
«…повеле тех людей имати и казнити».
То есть, зачинщиков все-таки арестовывали и казнили.
Была ли в трагедии вина царя?
Была ли вина царя Ивана IVв той беде, что произошла в Москве в 1547 году, и можно ли было предотвратить эту трагедию? Вряд ли следует винить 17-летнего царя в том, что он не внедрил в городе меры противопожарной безопасности, хотя после пожара вышел указ, повелевающий, чтобы в каждом дворе стоял чан с водой, предназначенный для тушения пожаров, а также были веники из прутьев на длинных шестах, которые смачивали в воде и использовали для гашения залетевших искр. Изменилась после пожара и городская планировка – она теперь стала не такой скученной. Через каждые десять дворов стали делать проулок, по которому могла проехать пожарная телега.
И все-таки, вина молодого царя тоже есть. Иван уже начал подготовку к взятию Казани, для этого в Москву свозили порох, который складировался в пределах Кремля. Если бы не взрывы пороховых складов при пожаре, разрушений и жертв было бы меньше.
Другой виной Ивана IVбыло то, что ведение государственных дел он полностью доверил своим родственникам Глинским, которые занимались прежде всего своим обогащением, чинили расправы над неугодными. Особое негодование у горожан вызвала жестокая казнь двух сверстников Ивана IV, расправу над которыми молодой государь учинил по наущению Глинских – Михаила и его матери Анны. В свое время фаворит матери Ивана Грозного, Иван Овчина-Телепнев-Оболенский, расправился с дядей Елены, Михаилом Львовичем Глинским. Сейчас его племянник, Михаил Васильевич Глинский, решил расправиться с его сыном и племянником. Были схвачены молодые князья Федор Овчина и Иван Дорогобужский. Федора посадили на кол, Ивану отрубили голову.
Кровавая расправа Ивана со сверстниками, как свидетельствовал современник, была совершена молодым царем именно по наущению Михаила Глинского и его матери, княгини Анны Глинской.
Стоит ли удивляться, что своими делами Глинские возбудили у народа к себе только ненависть, и достаточно было толчка, которым и послужил пожар, чтобы вся эта ненависть вырвалась наружу.
Но Иван Васильевич, несмотря на молодость, вынес урок из этой трагедии. Именно после пожара и последовавшего за ним бунта и началось формирование Ивана IV как самодержавного правителя государства.
Другие статьи про ранние годы Ивана Грозного
