Летом 680 года от Рождества Христова, багрянородный Император Константин IV смотрел с холма на свою армию и понимал, что эта война уже выиграна, просто булгарские варвары еще об этом не знают. Тысячи воинов, покорных воле правителя Византии, шли на север, за Дунай, для того, чтобы растоптать наглых северян, решивших, что могут претендовать хотя бы на половину стадия его земель.
Длинные пропыленные колонны пехоты, приведенные местными дуксами, сменялись сверкающими доспехами императорской гвардии, но лишь для того, чтобы вновь скрыться в пыли, что поднимала обгоняющая их кавалерия, прибывшая в северные земли империи с самых южных границ. Огромная имперская армия наступала, и, казалось, не было в этом мире силы, способной остановить ее движение на север.
Ну не считать же на самом деле такой силой булгар, что бежали на Балканы от преследующих их аваров в тщетной надежде найти себе новую родину. Эти северные варвары не знали даже правильного строя, полагаясь в основном на быстрые ноги своей легкой пехоты и стремительность малочисленной конницы. Победа была неизбежна, и только глупец мог думать иначе.
И, в общем, нужно сказать, что Константин, выдвигая свою армию за Дунай, в своих оценках был прав совершенно. К выступившей из столицы императорской армии, ему удалось присоединить не только местные отряды правителей северного пограничья, но и части тяжелой кавалерии с границ Каппадокии. Что должны были стать острием меча, разрубающего непрочный варварский строй.
Тяжелую одоспешенную кавалерию была готова поддержать конница дуксов и всадники имперской гвардии. А пехота, несущая в бой большие щиты, должна была сыграть роль опоры, от которой оттолкнутся всадники в этом сражении. Застрельщики и стрелки тоже не будут бесполезны в схватке с легкой пехотой и кавалерией, не прикрытой броней. Но главная сила императорской армии была даже не в боевом мастерстве и отличной подготовке гвардии базилевса.
На каждого взявшего в руки оружия варвара, Император вел на север троих своих воинов. И вот эту силу преодолеть было невозможно. Каким бы ты не был храбрым, как бы ни рвался в бой, тройное превосходство - это то, что легко сломает об колено любую твою доблесть и боевое мастерство, не особо их при этом заметив. И пусть большая часть воинов Константина была обычной, провинциальной пехотой, но это, в общем, было не так важно. Стянутая стальным каркасом императорской гвардии, эта огромная человеческая масса могла сокрушить все, что угодно на своем пути.
В общем, примерно так все и случилось. Переправившись через Дунай, византийская армия, растянувшись на десятки километров, начала выдавливать отряды булгарских вождей на запад. И противопоставить ей было нечего. Легкая пехота северян, как могла, тормозила ее продвижение стремительными ударами по флангам и ночными налетами. И где-то даже громила отдельные отряды византийцев. Вот только кардинально это ничего не меняло.
Разбитые отряды восстанавливали боеспособность и, поддержанные союзниками, снова двигались вперед широким фронтом от Дуная до самой реки Ольг, загоняя рыхлую армию северян в земли, что в те времена назывались Онгал. Земли эти, нужно сказать, были окружены с двух сторон речными водами, и только с востока открывалась широкая равнина, по которой и отступали с боями дружинники булгарских племен.
Ни храбрость, ни ярость воинов не могла остановить неспешный шаг византийской армии. и казалось, что уже скоро все закончится. Еще день, ну максимум неделя, и легкая пехота, упершись в берег Дуная, и Ольга будет или разбита, или бросится бежать, теряя боевой порядок, воинов и остатки чести.
Впрочем, на пути неминуемой победы Византии оставалась еще одна преграда, хан Аспарух. Тот самый человек, что привел на земли императора всех этих людей. И он совершенно точно не собирался сидеть сложа руки. Быстро поняв, что шансов в прямом столкновении у него нет, он отправил большую часть своих воинов на запад с приказом строить укрепления так много и быстро, как только это возможно. Сам же с небольшими силами, как только мог, сдерживал движение армии императора.
И нужно сказать, план этот, в общем, сработал. Когда первые византийские воины подошли к болгарским лагерям, они могли только восхищенно покачать головой. Валы, рвы, частоколы и даже деревянные башни, что возвышались над всем этим великолепием варварской архитектуры, совершенно точно намекали, что взять эти многочисленные и хорошо укрепленные фортеции сходу не получится. Нужно было готовиться к долгой осадной войне.
- Пехота двинулась боевыми порядками к так называемому Онглосу на Дунае, и флоту было приказано встать на якорь поблизости. Булгары, увидев плотные и многочисленные линии, пришли в отчаяние, бежали в вышеупомянутое укрепление и приготовились к обороне. В следующие 3-4 дня никто из них не осмеливался показаться, и римляне не искали сражения из-за болот. Грязные люди, видя слабость римлян, пришли в себя и осмелели. (хроники Никифора I Константинопольского).
Впрочем, осада для ромеев была делом привычным. И хотя инженерного парка они с собой не везли, генералы императора небезосновательно считали, что со спешно возведенными укреплениями они справятся и без осадных машин. И, в общем-то, эти опытные военачальники имели все основания так считать.
Пожалуй, единственное, что останавливало их от немедленной атаки - это растянувшая по всему северному побережью Днепра армия, с черепашьей скоростью ковыляющая за передовыми отрядами. Но это не могло продолжаться долго. День, два, ну максимум три, и войско снова соберется в кулак, чтобы ударить по врагу, в последний уже раз, смешав его с землей и обломками этих варварских укреплений.
А пока, нужно было построить собственный лагерь и заняться подготовкой осады, разослав вокруг разведчиков, фуражиров и лесорубов, потому что дерева на лестницы, тараны и осадные щиты уйдет настолько много, что и сосчитать его будет непросто. Ну и, конечно, нужно было устроить со всем удобством Константина и его двор.
А император Византии в это время страдал. Ну, во-первых, великий поход, что еще недавно занимал все его мысли, оказался совсем не таким, как он его себе представлял. Варвары не решались на большое сражение и убегали, только завидев знамена его армии. Да что говорить, он и видел то их исключительно в виде немногочисленных пленных да трупов, утыканных стрелами, что нечасто попадались на его пути.
Никакого героизма, никакой тактики и стратегии. Как будто ты не на войне и против тебя не смертельно опасный враг, а обычные разбойники, не имеющие понятие о чести и смелости. Его армия обращала в бегство варваров так легко, что на его долю приходилось только победное шествие по телам немногих врагов, и это злило императора. Он чувствовал себя лишним на этом празднике смерти.
Но это можно было бы пережить. Хуже было другое. Чертова подагра, что преследовала его всю жизнь, догнала его даже в военном походе. Воспаленные суставы, чувствующие мокрый холод речных вод, ныли невыносимо. Но хуже всего, конечно, были болота, в которые зарылись грязные варвары в надежде сохранить свои трижды никчемные жизни. Боль сводила его с ума, терзая ногу, подобно демону из преисподней. И с этим нужно было что-то делать. Срочно.
К счастью, в свите императора всегда можно найти того, кто способен дать ответ на самый сложный вопрос. Нашелся такой человек и в этот раз. Дальний родственник Дукса, что правил в Бургасе, видя мучения императора, рассказал, что в городе этом, что находится всего в пере дней пути на восток, есть отличные минеральные бани, и вся их семья лечит эту проклятую болезнь именно в них. И это была отличная новость.
Измученный многодневной болью, император смотрел на булгарские укрепления. Он точно знал расстановку сил и понимал неизбежность победы. Его армия готовилась к последнему решительному удару, вырубая под корень окрестные леса и рощи, а он сам должен был завершить еще одно незаконченное дело. Нужно было привести себя в порядок для того, чтобы во время решающего боя его воины вновь видели перед собой несокрушимого императора, а не развалину на золоченых носилках.
Взяв с собой только варяжскую стражу, что тогда еще называлась тавроскифами, один полк гвардии и приказав армии готовиться к штурму, он сам двинулся на восток, в Мессембрию, туда, где врачи обещали ему облегчение от нестерпимой боли. Константин отлично понимал, что к началу сражения успеет вернуться и, может быть, даже лично поучаствует в бою. Казалось, ничего не могло пойти не так. Но это только казалось.
Императорский двор, уходящий от линии укреплений на восток, видела вся армия. И в этом не было бы ничего страшного, если бы один из дуксов, желающих обратить на себя внимание императора, не отправил бы за ним свою лучшую кавалерию, заявив, что императорская стража слаба, малочисленна и хотя бы до переправы ее кто-то должен прикрыть.
Конечно, вряд ли бы он осмелился сказать это в глаза аколуфу тавроскифов, здоровому, как медведь скандинаву, со странным и почти непроизносимым именем. Но в тот момент этот неприятный человек был уже далеко, а значит, почти безопасно можно было дать такую нелицеприятную оценку ему и его воинам.
Как бы там не было, большой отряд кавалерии снялся со своих позиций и со всей возможной стремительностью кинулся нагонять императора и его воинов. И вот в этот самый момент среди провинциальной пехоты стали расползаться слухи. Пехотное ополчение - оно вообще не про смелость и упорство на поле боя. А уж когда на твоих глазах из лагеря бежит сам император, вся его гвардия и два, нет, три лучших конных отряда....
Вспыхнувшие, подобно верховому палу, слухи о том, что все пропало и император бежал, понеслись по лагерям отрядов, разгоняемые фантазией и страхом. А еще совершенно точным пониманием того, что этой ночью, как и прошлой, впрочем, как и в любую другую ночь этого проклятого похода, из непроглядной тьмы в людей, сидящих у костра, вновь полетят стрелы, раня и убивая тех, кому не повезет оказаться на их пути.
Армия, что еще утром была совершенно спокойна и уверена в победе, тревожно гудела, оглядываясь на немногочисленную, на фоне провинциального ополчения пришедшую из столицы армию и своих командиров. И, может быть, все и обошлось бы. Но нет, не в этот раз. Вернувшийся в лагерь посыльный того самого отряда кавалерии поспешил обрадовать всех, что император переправился через Дунай и теперь в безопасности. И вот это было катастрофой.
- Император страдал от приступа подагры и был вынужден вернуться в Мессембрию, чтобы принять ванну, предоставив своим генералам самим начинать боевые действия и вступать с ними в бой, если они покинут свои укрепления. В противном случае, чтобы взять их в осаду и остановить их продвижение. Кавалерия, однако, распространила слух, что император покидает их, и бежала самостоятельно, никем не преследуемая. Булгары, видя это, атаковали и преследовали их, и убили большинство из них мечами, а многие были ранены. И, преследуя их до Дуная, они переправились через него. (Хроники Никифора I Константинопольского).
Первой рванула из своих лагерей легкая иррегулярная кавалерия федератов. Аварские и кортагские воины, пришедшие на войну, ведомые звоном золота, совершенно точно не были готовы умирать в этих забытых богами болотах. Они не были трусами, но когда бежит император, только идиот остается сражаться. Следом за ними на восток, бросая лагеря и снаряжение, начали отступать ополченцы, пришедшие сюда из южных провинций. Это была не их земля, и умирать за нее они точно не были готовы.
Слухи, с наступлением темноты превратившиеся в панику, ударили по византийской армии с силой тысячи катафрактов, разрывая ее на части и обращая в бегство. Не было никакого сражения, не было даже самых крошечных стычек, но армия, решившая, что все пропало, утратила дух и бросилась бежать от ужасного врага, которого еще вчера гоняла по полю легко и непринужденно.
Уже скоро среди разрушенных в спешке и брошенных лагерей остались только императорские гвардейцы, немногие войска, пришедшие из столицы, и катафракты-южане, которые просто не могли быстро собраться для бегства. А со стен укреплений на немногих оставшихся внимательно смотрели тысячи удивленных глаз.
Впрочем, удивлялись северяне недолго. Застрельщики, они вообще легки на подъем. Поняв, что имперцы бегут, болгарские вожди немедленно ударили бегущим в спину. И вот тут легкая пехота, что с большим трудом воевала в "правильном сражении" с конницей и тяжелой пехотой, показала себя так, как надо. Бегущее ополчение настигалось и резалось с какой-то поистине невероятной эффективностью. Командиры, частью погибшие, а частью потерявшие дух, даже не пытались их остановить, а спустившаяся на землю ночь только добавляла хаоса и неразберихи.
Конечно же, не вся армия бежала. Кавалерию и те немногие части, что отступали в полном порядке, северяне старались избегать. Просто потому, что нет никакой причины бодаться в чистом поле со строем тяжелой пехоты или подставляться под удары кавалерии, если рядом есть сотни и тысячи трусов, убивать которых так же прибыльно, но намного менее опасно.
Говорят, что на южный берег Дуная, вернулся едва каждый третий из воинов императора. Впрочем, остатки гвардии и большая часть армии, что император привел к Онгалу, из-под стен Византии вышли почти без потерь. Сам же Константин, вылечившийся таки от подагры, почему-то так и не вернулся к своей армии, отбыв в столицу сразу, как только смог. Булгары же праздновали победу.
И это была чертовски странная победа. Разгром армии, которую даже в принципе невозможно разгромить - это само по себе чудо. Но это еще далеко не все. По какой-то невероятной причине оказалось, что вот прямо сейчас на северных территориях с занявшими их варварами воевать просто некому. Остатки местных провинциальных войск разбежались, конница федератов пропала где-то за горизонтом, а для того, чтобы собрать еще одну армию, требовалось время, а главное - деньги. Причем император в данный момент ни располагал ни тем, ни другим.
Оставалось договариваться. Императору Византии договариваться с грязными варварами, захватившими его землю, разбившими его армию и заставившими его бежать с поля боя. Но.... Альтернативы все равно не было.
А значит, уже завтра ромейские послы прибудут в земли, что скоро назовут Первым Булгарским царством на Дунае. Они привезут с собой золото, серебро, танцовщиц, пряности, дорогие одежды и вина. Ну и, конечно, немного ромейской лжи и алчности, что очень скоро, словно змеиный яд, разольется по венам вождей и воинов, делая их слабыми и податливыми воле багрянородного императора.
Многие побеждали Византию в войне, но немногие пережили дружбу с ней. Так было всегда, так будет всегда. Ведь не существует брони, что может защитить тебя от золотой стрелы.