Трамвай, как всегда, загрохотал своим железным корпусом совсем некстати. Сергей проснулся от скрежета колёсных пар на повороте с улицы Некрасова на Литейный. Окно его комнаты выходило на Некрасова. Стоял июль, жара пришла в Ленинград, поэтому последние ночи створку окна он не закрывал до конца, оставляя щель для прохладного ночного воздуха.
Сергей смотрел на потолок с сетью трещинок на старой побелке. В коммунальной квартире было тихо. Мать рано утром уехала на дачу в Синявино. Соседи тоже ушли на работу, оставив двух кошек. Он подумал, что такие дни приятны, как в повести Гоголя, во всех отношениях. Например, можно в трусах пойти в ванную, а потом сидеть на кухне, не думая, что может неожиданно войти тётя Зина в линялом ситцевом халате и с вечно недовольным лицом.
А ещё можно курить в открытое окно, не раздражая мать. Главное, потом хорошенько проветрить.
Сергей сел на краю тахты, полированная боковина приятно холодила икры ног. Подошёл к книжному стеллажу и, немного подумав, вытащил из-за двухтомника Хемингуэя пачку «Maльборо». Рядом стоял серый том Ремарка, с ним соседствовали Пикуль и Дюма «Три мушкетёра». Самым потрёпанным выглядел Ремарк. «Триумфальная арка». Сергей перечитывал его несколько раз. Доктор Равик ему очень нравился. Сигареты, кальвадос, немногословность, ироничные диалоги, в которых Сергей чувствовал скрытый надлом, какую-то драму.
Сергей подошёл к приоткрытому окну. Солнце успело нагреть подоконник, в некоторых местах отлупилась белая масляная краска, из-под которой выглядывало тёмная древесина. Он залез с ногами на подоконник. Это было его любимое место во всей коммуналке. Его комната и его место силы. Толкнул раму вперёд, с улицы стало немного холодить ступни ног.
Коммунальная квартира, или «коммуна», как называл её он сам, находилась на шестом этаже большого дома, второго от угла с Литейным проспектом. Некоторым он казался мрачноватым, но это из-за давно некрашеного фасада. Его бордовая краска, покрытая густым слоем городской пыли, действительно выглядела весьма грязной. Осенью вообще ужасно.
Но ему нравился дом. Сергей прожил здесь всю сознательную жизнь, все свои 18 лет. Отсюда он ходил в школу на Басковом переулке, поздней осенью и зимой, по такой неуютной улице Некрасова, потом налево, по Восстания. Весной было хорошо, ему нравилась солнечная и пыльная ленинградская весна. Взрослые не понимали, и ворчали из-за клубов пыли, которые иногда напоминали миниатюрные смерчи. А ему были приятны сухие прохладные улицы, немного блёклые фасады домов. Нравились пыльные окна, за которыми была неведомая ему жизнь. Серёже казалось всё это прелюдией к жаркому и душному лету, и это радовало его апрельскими днями, когда так приятно было идти по серому асфальту, порой останавливаясь, рассматривая его причудливые трещинки и щербинки.
Он курил, глядя, немного прищурившись, на улицу, на окна противоположного дома. Курение, конечно, вред. Это он знал. Но курение создаёт стиль и, вообще, это так по-мужски. Пока, думал Сергей, курение ему не мешает. Как только организм начнёт бунтовать, он бросит. Хотя «Мальборо» так ароматны и, главное, дефицитны. Сергей стал рассматривать пачку. Настоящие американские сигареты. Не финские и, тем более, не молдавские, которые иногда были в табачных ларьках. Это тешило самолюбие. Где можно найти американские сигареты в Ленинграде летом 1983 года? Только в «Берёзках» или в закрытых распределителях для партийного и комсомольского актива.
Но Сергей не имел доступ к благам красивой ленинградской жизни. Мама работала учителем русского языка и литературы в школе на Восстания. Индийский чай «со слоном» и плоские баночки португальских сардин считались редкостной удачей. Конечно, были родители несовершеннолетних чад, которые не отличались усердием в постижении русского языка и литературы. Мамаши таких деток иногда дарили маме коробки конфет или, например, что было гораздо круче, консервированную датскую ветчину. На крышке была изображена симпатичная брюнетка в какой-то полувоенной форме, задорно смотрящая на советского человека. Пару таких баночек соседи по коммуналке приспособили под хранение разной мелочёвки, в хозяйстве всё пригодится, как говорила тётя Наташа, очень хозяйственная и практичная.
Сергей создавал блага красивой жизни сам. Он был фарцовщиком. Хотя, как он сам считал, фарцовщик громко сказано. Скорее, энергичный и активный молодой человек.
Во рту появился кисловатый пластмассовый привкус. Сигарета тлела почти у фильтра. Конец удовольствия. Сергей аккуратно затушил окурок о жестяной подоконник.
Посмотрел на отрывной календарь, лежащий на выступе старого буфета. «Тринадцатое июля, чёртова дюжина… говорят, не везёт. Хотя, что, всему человечеству не вёзет? Если ты сам готовишься к невезению, так оно и будет,» - подумал он, направляясь в ванную.
За дверью его встретил длинный и прохладный коридор. До мест общего пользования, как выражалась та же тётя Наташа, надо было пройти мимо семи дверей, за которыми протекала коммунальная жизнь обитателей квартиры. В коридоре всегда было темно, перед тем как начать движение, необходимо было повернуть древний выключатель, висевший прямо напротив комнат Сергея и мамы. Комната, на самом деле, была одна. На две половины её разделяла перегородка, а прямо у двери строители устроили маленький тамбур, где стоял старенький холодильник «ЗИЛ» и были две вешалки. «Прихожая», как называла этот закуток мама, всегда был заставлен коробками, в которых складывали на лето зимние вещи, а на зиму, соответственно, летние. Коробки стояли друг на друге и, однажды, накренившаяся конструкция рухнула на Сергея, когда он собирался утром в школу. Примерно полчаса он собирал рассыпавшиеся тряпки и укладывал их обратно. Конечно, опоздал. И Фаина Вениаминовна, их классная, жёстко смотрела на него сквозь очки в старомодной оправе.
Фаина Вениаминовна… теперь это в прошлом. Серёжа закончил десятый класс в прошлом году, поступил, на удивление просто, в институт железнодорожного транспорта. И сразу после первой сессии, втайне от мамы, оформил академический отпуск. Учиться ему, откровенно говоря, было тошно. Железная дорога, как он сам понял еще в октябре, была абсолютно не его темой. Его жизненной темой стали, как говорил его новый приятель Сева, деньги. Мани, капуста, бабло. Сергей познакомился с Севой в институте, точнее, в Волосово, куда их отправили на борьбу за урожай картофеля. Местные борцы за урожайность, испитые мужички и уставшие от жизненных безнадёг тётки неопределённого возраста, не справлялись с ежедневными трудами. Поэтому каждую осень сотни студентов устремлялись на поля Ленинградской области.
Сева выглядел сильно на фоне серых волосовских пейзажей. Ярко-красная олимпийка с огромными буквами на спине «Nippon» и заветным трилистником на груди. Сверху накинут выцветший до белизны армейский ватник, на спине которого старательно масляными красками были изображены пулевые отверстия с подтёками крови. Словно хозяина ватника прошили автоматной очередью. Позднее это художество увидел парторг института, приехавший из города проведать обстановку. Он заволновался, увидев такое творчество, и Севе настоятельно рекомендовал больше его не надевать. Подтекст политический увидел. Афганистан, знаете ли, сложная политическая обстановка, а тут такое…
И ещё у Севы были светло-голубые «Ливайсы», достаточно быстро посеревшие от совхозного быта. Он был крутой, этот Сева. Сергей это понял быстро.
Сева был, как он сам говорил, творческой личностью. О чём он доходчиво и объяснил Сергею. Главное, с примерами. Рассказал про своего приятеля Алика, татарина с Гражданки, каждое лето устраивавшегося на работу в уличный киоск «Овощи-фрукты» и делавшего, как выражался Сева, за летний сезон не менее «штукаря». Сергей сначала не поверил. Он понял, о чём идёт речь, просто не поверил в масштаб заработка. Дальше Севины рассказы были ещё интереснее. Творческая личность рассказала о быстром заработке, где успех предприятия зависел от харизмы и физической подготовки. Всеволод Эрнестович (отчество нового приятеля Сергей запомнил мгновенно, он очень любил Эрнеста Хемингуэя), умел расположить к себе людей и пользовался этим для личного обогащения. Всё было просто и криминально рискованно. Имело дух авантюризма. Сева приезжал на Охту, где недалеко от импозантного Большеохтинского моста находился большой магазин телевизоров и радиоаппаратуры. Он был известен всему Ленинграду. Именно там продавались новинки завода Козицкого, цветные телевизоры, стоящие приличных денег, шестьсот-семьсот рублей. Телевизоры продавались по пригласительным, выдававшимся на предприятиях города. Иногда люди месяцами ждали своей очереди.
Этим и пользовался Сева. Тактика была простой. В соседнем с магазином дворе Сева надевал синий халат работника торговли. Для убедительности на голову иногда водружался синего же цвета берет. Далее, с деловым видом он подходил к кучкующимся у магазина людям. Среди них было много персонажей, приехавших, как говорят, на удачу. Они стремились или купить пригласительный с рук или, как вариант, перекупить новенький телевизор. Сева разыгрывал небольшой спектакль. Он предлагал, как сотрудник магазина, талон на покупку телевизора совсем за пустяковую за такое приобретение сумму. Десять рублей. Червонец – и цветной телевизор становился реальностью. Многие соглашались на такую операцию. И вот здесь приходил «самый бульон», как говорил сам Сева. Оперативно собрав с простаков деньги, Сева просил подождать у входа, сам деловитой походкой проходил в торговый зал и нахально шёл в подсобные помещения. Некоторое время в магазине работал его дядя, и Сева ориентировался в коридорах. Быстро пройдя мимо кабинетов товароведов, он сворачивал направо и, почти бегом, выскакивал на заднее крыльцо магазина. А дальше дело техники - здоровье молодого организма зависело только от скорости бега через проходные дворы.
Сергей улыбнулся, вспомнив, как Сева в лицах изображал, как он выражался, «лошков понаехавших», которые давали ему деньги. Конечно, подумал он, с такими занятиями Сева плохо кончит. Ему не нравился откровенный обман. Это было грубо и как-то нехорошо. Даже не как-то, а просто нехорошо. Очень плохо.
А так Сева был неплохим парнем. Раздолбай, конечно, но обаятельный раздолбай. Однажды, после совхозной картошки, Сергей пришёл в институт в своих любимых голубых джинсах и не первой свежести кроссовках. Сева тут же схохмил: «Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, носил он «Рибок» старенький и «Левис» голубой…»
На ногах Сергея тогда была «Romika», но это не важно. Сева был известный хохмач, язык у него подвешен был правильно.
Из зеркала в ванной на Сергея смотрел пухлогубый молодой человек с копной вьющихся волос. Он критично осматривал себя. Да, Сева подколол точно – маленький мальчик с курчавой головой.
Ванная комната была приличных размеров, по-барски спланированной, с окном, выходящим в глухой двор. Такие дворы, Сергей узнал недавно, в старом Петербурге называли «световыми». Узкие, без проходов, только с небольшими дверьми, выходящими с «чёрных» лестниц. О прошлой жизни напоминал пол из красивой метлахской плитки и рама в окне с латунной фурнитурой.
Сергей подумал было о том, чтобы побриться. Погладил подбородок. Рановато еще, дня через два будет самое то.
Только начал было ополаскивать лицо, как резко зазвонил телефон в коридоре. Сергей чертыхнулся. «Забыл, это Севка звонит, точно он!» В такое время, рабочий день, кто, как не Сева. Тем более, они вчера договорились об одном коммерческом мероприятии.
- Але, юноша, проснулся? Не забыл – кто рано встаёт, тому Бог поДДаёт? – Сева довольно засмеялся в трубку. Сергей знал эту Севину шутку, заранее предугадывая нажим на букву «д». Вообще, у Севы был целый набор таких переделанных пословиц. Он был остроумным парнем.
- Привет, Сев. Как, сегодня всё в силе? Без изменений?
Сева разговаривал из будки телефона-автомата наверняка около арки его дома. Сергей слышал звуки городской улицы.
- Всё в силе, мосье Серж. На том же месте в тот же час! Сегодня будет славная охота. До встречи!
Сергей положил трубку. Телефон стоял на лакированной полочке, привинченной к стене около кухни. Обои желтовато-серого цвета были основательно затёрты и даже блестели в некоторых местах. По ним можно было изучить почерки всех обитателей квартиры. Прыгающие буквы тёти Зины: «Чайный гриб», «Путёвки», очень важное – «сантехник Гена». И цифры, номера телефонов, тоже прыгающие, нервные. Серёжин почерк был более аккуратен. «Толик, велосипед». Дальше синим карандашом, как он помнил, в пятом классе, «жывачки «Калев», Димка из «в»…Сергей улыбнулся. «Жывачки»… да, детские мечтания были просты и незатейливы.
Он вернулся в ванную. Быстро умывшись, почти бегом вернулся в комнату. Времени было мало. До встречи с Севой оставалось меньше часа. Надо было что-то съесть перед выходом из дома. День обещал быть насыщенным.
«Докторская» была немного склизкой. Ну да, три дня назад мама купила её в универмаге на углу Некрасова и Маяковской, отстояв небольшую очередь. Колбаса второй свежести, как говорила мама. Вскипятил чайник. Заварник был старый, как говорила мама, «времён Очакова и покоренья Крыма». На дне чайника стояло клеймо Кузнецовской фарфоровой мануфактуры. Прадедушкин, семейная реликвия.
Так, два ломтика колбасы и ещё маленький плавленый сырок «Дружба”. Сергей, немного поколебавшись, достал кастрюльку из холодильника. Мамины котлеты. Две из них выложил на тарелку. Мясо надо есть утром. Молодой растущий организм требует белка. Об этом он прочёл в журнале «Здоровье», который выписывала тётя Зина и читала его вечерами, сидя у своего кухонного стола и куря «Родопи» в открытую форточку.
Посуду не стал мыть, просто сдвинул в угол стола. Быстро протёр клеёнку и пошёл одеваться.
Подумав, взял плечики с клетчатой рубашкой «Timberland». Рубашка была изумительна и очень нравилась Сергею. В крупную ржаво-болотную клетку, которую дробила более мелкая, зелёная и голубая. Ткань была немного фактурная, очень приятная на ощупь. Он был уверен, что такая рубашка одна на весь Ленинград, если не на Союз. Весной, когда они делали коммерческий вояж в Ольгино, встречать автобусы с финскими краснолицыми туристами, он сумел выцепить из толпы и «окучить» (опять Севино выражение), пожилую туристку. Та, видимо, не в первый раз приезжала на выходные в Ленинград, поэтому сразу и деловито предложила Сергею два блока американских сигарет, рубашку и пару футболок Nike. От Сергея в её большую дорожную сумку перекочевало четыре литровых бутылки водки «Столичная» и палехская шкатулка. Если честно говорить, то шкатулка была ширпотребовской. Были более достойные изделия мастеров из Палеха, но Сергей захватил именно эту. Картинка на крышке была очень эффектной. Жар-птица и царевич. Скандинавам нравились такие по азиатскому яркие картинки.
Достал Levis, посмотрел на цвет. Вздохнув, отложил в сторону и вытащил ещё одни, варёные Lee. Сегодня именно они, их оптимистичный голубой цвет отвечал его настроению.
Вообще, он давно стал замечать, что выбирает одежду и цвет под настроение. Впрочем, как и все люди. Просто, когда человек маленький, то свой образ он доверяет родителям. Потом, становясь старше, личность начинает соотносить себя с окружающими людьми, выбирая ориентиры. Так и Сергей. Дожив до 11–12 лет, он чётко понял, что ему не нравится серый мир, с желтоватыми и коричневыми вкраплениями, такой монохром. Мама, заметив изменения в предпочтениях сына, только вздыхала «Весь в папашу.» Папа… Сергей плохо помнил его. Родители расстались, когда ему не было и пяти лет. Отец был геологом, много ездил в экспедиции. В том числе, как рассказывала мама, и в зарубежные поездки, в дружественные страны. В основном демократическая и свободолюбивая Азия. Вьетнам, Индия. В одной из экспедиций папа и познакомился с женщиной. Соперницей и разлучницей, как зло говорила бабушка, поджимая губы.
Папа, как понял Сергей, был большим модником. Им он и остался. Просто теперь он жил в Москве, работал в крупном институте на хорошей должности. Иногда он звонил, но не приезжал никогда. Пару раз прислал фотографии. Из Индии, со слонами. Папа, как убедился Сергей, знал толк в хороших шмотках. На фотографиях он выглядел убедительно. Гавайская рубашка, шорты песочного цвета, модные кроссовки. Мама это и имела в виду – вкус к ярким вещам, тяга к цветовому разнообразию.
Вспомнил о Рае. Как он мог забыть. Сегодня они договорились куда-нибудь пойти вместе. Рая. Красивая девочка с большими карими глазами и улыбкой. Такой улыбкой, ради которой Сергей был готов пойти на всё. Ну, или почти на всё. Пошёл в коридор к телефону.
- Алло, доброе утро, Инесса Самуиловна… да, Серёжа. Рая дома? Ага, спасибо…
Сергей слышал в пластмассовую трубку, как бабушка Раи зовёт внучку. Подумал, что бабушка не очень одобряет её выбор молодого человека. Голос Инессы Самуиловны всегда был какой-то подозрительный. Казалось, что вот-вот она скажет: «Раечка, убери серебряные ложки из буфета. Твой Серёженька опять звонит…»
Рая была немного запыхавшейся.
- Привет-привет, Сергунчик!
Ему нравилось, что Рая так обращалась к нему. Было что-то уютное в этом. Рая тоже это знала.
- Как у тебя вечером? Планы не изменились?
- Вечером всё хорошо. Я встречаюсь с тобой. Практика до трёх часов, потом с Катей заедем на Пестеля к её тётке, и всё… летние дела на сегодня закончены. Можем гулять, есть мороженое.
Сергей хотел добавить «и целоваться», но сдержался.
- Прекрасно, Рай… тогда давай там же, на «Черныше», да? В шесть?
- Хорошо, я успеваю. В шесть часов на «Чернышевской».
Сергей немного постоял у телефона в коридоре. Прикинул временные отрезки. Так, с Севой они решат всё до трёх часов легко. Потом надо заскочить на «точку». И всё, можно идти встречаться с Раей.
C ней он познакомился совсем недавно, в конце апреля. Рая занималась художественной гимнастикой, в той же секции были и две его одноклассницы. Они и пригласили своих бывших школьных друзей на региональные соревнования в СКК. Ну, а потом была долгая прогулка по весеннему Ленинграду, пара бутылок сухого вина на всю компанию в Юсуповском саду на Садовой, и Сергей понял, что влюбился. Рая была красива, хотя среди девушек своего возраста она не считалась первой красоткой. Но Сергей твёрдо был уверен, что красота Раи, как говорили некоторые, не местного разлива. В общем-то, это было понятно. Фамилия Раи была Герштейн. Мама, узнав об увлечении сына, только вздохнула и печально посмотрела на него. Этот разговор он запомнил.
- Она тебе очень нравится? Вот, прямо очень – очень? А кто её родители?
- Мам, да, очень – очень. Она такая, хорошая… А родители врачи. Мама стоматолог, а папа протезист.
Мама кривовато улыбнулась, - Ну да, кем еще могут работать Герштейны… Впрочем, смотри сам, сынок. Только всегда держи в памяти момент разочарования своей увлечённости… как тебе правильно объяснить… понимаешь, эта национальность…
- Евреи, мам?
- Да, именно… понимаешь, они всегда держались и держатся своей группой, ну, не любят они сходиться с другими национальностями, родниться с ними…Мы, конечно, современные люди, но это, Серёжа, не предрассудки… это жизнь такая…
Сергей, быстро сбегая по лестничным маршам вниз, думал про себя, что, в принципе, сейчас, в конце двадцатого века, обращать внимание на национальность какой-то пережиток. Как керосиновая лавка, которую он видел в Ломоносове, около городского рынка. Рая вне национальности. Рая прекрасна и удивительна.
Толкнув тяжёлые, много раз крашеные двери, Сергей оказался на улице. Теперь налево, к Литейному. До встречи с Севой оставалось немного времени, но он не опаздывал. Шумный в любое время суток Литейный, трамвай шёл от Невы, сворачивая на Белинского. Сергей подумал, что сейчас, в рабочий день, этот отрезок пути, до моста через Фонтанку, он преодолеет быстрее трамвая. Так оно и вышло. Сергей стоял на переходе через Фонтанку, когда мимо него с грохотом неспешно проследовал трамвайный вагон.
Сегодня у них с Севой предстояло дело на миллион. Два дня назад приятель завязал выгодное знакомство. Точнее, перспективное. Так будет правильнее сказать. Сева промышлял около Гостиного двора, на «Галёре». Конечно, места были распределены, и фарцовщики «Галёры» не очень дружелюбно относились к молодым нахальным конкурентам, типа Севы и Сергея. До серьёзных дел там их не допускали. То есть «окучивать» туристические группы финнов или немцев они не могли. Пока не могли. Но свою грядку, как выражался ветеран «Галёры», мускулистыё поджарый «Доберман», или просто «Доб», они получили. Парни работали с приезжими. С провинциалами, стремящимися в универмаг «Гостиный Двор» за дефицитом. Обычно они приезжали к открытию, слонялись по периметру универмага, узнавая, где сегодня предполагается продажа дефицита. Австрийские сапоги, японские куртки «Аляски» или, как предел мечтаний, французская косметика. Севе особенно удавалась работа с женщинами средних лет, такими оплывшими тетками с химической завивкой на голове. Видимо, он вызывал у них доверие. Как вызывал доверие у наивных покупателей цветных телевизоров. Через такое доверие он и продал на днях несколько итальянских косметических кремов двум приезжим барышням, выцепив их напротив «Гостинки», когда те выходили из «Пассажа». Но главное было не это. Разговорившись с покупательницами, Сева выяснил, что приехали они из Норильска и что у них есть задача на приобретение качественной фирменной одежды для мужей. А именно, интересовали их хорошие кроссовки и джинсы. Не индийский пошив, и не соцстраны, а именно «фирма». Деньги, как понял Сева, у них были и настроены женщины были по-деловому.
Сева и Сергей были компаньонами. Это значит, что они держали общую кассу, «общак», как называл это Сева, и складывали туда прибыль от сделок для того, чтобы в дальнейшем снова пускать деньги в оборот. В работу. Деньги должны работать, это компаньоны знали точно. Вкладывались, конечно же, в ликвидные товары с хорошей доходностью. Мужские и женские носки, колготки, сигареты, реже кроссовки и трикотаж. Пока что было не потянуть большие инвестиции в сотни рублей. Имело смысл брать мелким оптом и на хороший шмот у ребят просто не хватало ресурсов.
Мелкий опт подразумевал визиты в общежития около станции метро «Приморская», где жили студенты из дружественных стран, африканцы и латиноамериканцы. Крутыми были сирийцы и палестинцы. У них всегда был качественный товар, который «улетал» почти мгновенно. Сергей давно просил палестинца Соджара привезти ему американскую военную куртку. С погончиками, накладными карманами и красивой аллюминевой молнией. Как у крутого Сталлоне из «Рембо».
Сева должен был его ждать на Манежной площади, около Зимнего стадиона. Сергей прошёл мимо цирка. Закрыт до нового сезона, до осени. Летом гастроли по Союзу. Он не любил цирк, как-то так вышло. Это было даже странно для ленинградского школьника, но маленьким Сергей испытывал своего рода отвращение к жонглёрам, силовым акробатам или к вульгарным клоунам. Мама пыталась привить сыну любовь к такому искусству, но всё было тщетно.
В лицо летел тополиный пух, начинало припекать. У Сергея, к счастью, не было аллергии на пух, но многие его сверстники страдали в летние месяцы. А тополей в Ленинграде было много.
Сева сидел в тени от разросшихся кустов сирени, полулёжа на массивной скамье. Народу в этот час на площади было немного, и Сева мог позволить себе, нацепив наушники от кассетного плеера, энергично мотать головой.
-Привет, партнёр!, - Сева разговаривал громко, пока не снял поролоновые кругляшки с ушей.
- Привет- привет. Что слушаешь?
- Отличная тема, чувак! «Банановые острова», слышал такой альбом? Свежачок! На, зацени, - Сева протянул наушники.
Сергей услышал потрескивание. Потом, сквозь шумы и трещание начала нарастать электронная музыка. И какой металлический голос с хрипотцой начал рассказывать ему о мальчике Бананане.
- Ну, партнёр, как? – Сева с интересом наблюдал за выражением лица приятеля.
Сергей округлил глаза, мотнул головой, - Слушай, крутой музон, такая электроника модная… кто это сделал?
- Говорят, наши слабали… Только с такими песенками их не то, что в «Утренней почте», в колхозном ДК не разрешат… наши совковые ценители кроме Анне Вески и «АББЫ» никого не признают, это реальность, дружок.
Сева убрал плеер в рюкзак. Серёжа с интересом посмотрел на ремень рюкзака, прочёл «Соломон».
- Хороший рюкзачок ты вырвал где-то.
- А, этот… да Мишель Ликин подогнал на днях. А где он его нарыл, даже не спрашивал. Полтос – и фирменная вещь на плечах модного ленинградского юноши, - Сева засмеялся. Потом стал серьёзным.
- Слушай, с этими курицами я договорился вон там, - он мотнул головой в сторону Фонтанки, - там есть проходной двор, если что, дёрнем дворами.
- Ты что, тёток кинуть хочешь?
- Да нет, Серж, - Сева поморщился, - наша служба и опасна, и трудна… вдруг они со спецурой придут? Тогда всё, можно легко по статье пойти, мы же по лезвию ходим, - Сева криво ухмыльнулся и быстро оглядел площадь вокруг них.
- Надо быть всегда начеку, как этот… Карацупа со совей собакой. Помнишь, в четвёртом классе нам втирали?
- Ну да… а ещё приходил к нам на урок ветеран-пограничник. Тоже, помню, про бдительность рассказывал и про тлетворное влияние Запада и так далее… даже по жвачке прошёлся. Типа, западный продукт, который разлагает нашу пионерию.
- Ага, тупая обработка детских мозгов. Ладно, давай так сделаем – я сейчас иду впереди тебя, ты отстань на десяток метров, изображай из себя просто прохожего. Ну, ты понял?
Сева вынул из рюкзака полиэтиленовый пакет. «Стирали, похоже, пакетик, вид такой ношеный», - подумал Серёжа.
- Неси пакет, в рюкзаке у меня не будет ничего такого, криминального.
В пакете было несколько пар джинсов, Сергей посмотрел вопросительно на Севу.
Эти джинсы были взяты с «точки», так они называли крохотную однокомнатную квартирку на Рылеева. Там лежал товар и там же, в критической ситуации, можно было «загаситься», спрятаться. Правда, пока было не понятно, от кого.
- Чего смотришь? Взял три пары… Просили две, но попробую втереть три… «Левисов» две штуки и «Райфл», может клюнут.
Приятели двинулись по горячему асфальту в сторону Фонтанки. Сергей смотрел на худую спину Севы в белой футболке, одновременно внимательно рассматривая прохожих и машины у тротуаров. Навстречу прошла симпатичная девушка, в нарядном летнем сарафане. Ножки, как подумал про себя Сергей, были прекрасны. Тонкие лодыжки и очень правильные коленки. Она с интересом посмотрела на Сергея, Он даже хотел обернуться, но потом подумал, что не стоит отвлекаться от рабочего процесса.
Сева остановился на углу. Сергей увидел две женские фигуры, направляющиеся к «партнёру». Короткий разговор и Сева махнул ему рукой. Сергей, остановившись около телефонной будки, пахнущей сыростью и чем-то кислым, увидел, как Сева повёл двух тёток в парадную углового дома. Это было хорошее место для сделки. Внутри парадной была железная дверь, крашенная коричневой краской. Открыв её, можно было попасть в проходной двор и уйти от опасности. Сергей знал, что надо подняться на площадку второго этажа. Алгоритм был проверенный.
Норильчанки оказались на вид не такими простушками, как представлял их Сергей. Одна, крупная крашеная блондинка, облачила свои мощные телеса в джинсовый сарафан «Монтана». На загорелой шее величаво покоились три золотые цепочки. Вторая была более миниатюрной, с рыжими волосами и в модных льняных брюках. Сергей заметил, что рыжая была тоже любительницей золота. На шее не было такого многообразия, как у её подруги, но несколько пальцев были с массивными золотыми кольцами.
- Куда это, мальчики, вы нас затащили? – крупная блондинка с гигантской чёлкой рассматривала двери коммунальных квартир, - Зин, интересное приключение мы нашли себе в Ленинграде.
Рыжая Зина ухмыльнулась, - Мы подруги тёртые, нас так просто не проведёшь. Давайте, парни, показывайте товар.
Серёжа достал из пакета две пары голубых «Левисов». Джинсы были новенькие, со всем картонками. Флэшеры, так они назывались, как узнал Сергей.
- Вот, уважаемы дамы, как и просили. Две пары, стоун вош, сделаны в США. Размеры для ваших мужей, - Сева говорил негромко, чтобы эхо не разносилось по подьезду.
Рыжая взяла одну пару, развернула. Придирчиво осмотрела со всех сторон.
- Да, вижу, без обмана. А то нашим бабам в прошлом году какие-то ухари у «Гостиного двора» продали джинсы… точнее, половину от них. Тема ваша, спекулянтская, простого человека надуть, - рыжая говорила немного агрессивно.
- Ну, бывает, жулья в большом городе много. Но мы честные коммерсанты, репутацией дорожим. Вижу в вас потенциальных покупательниц, милые дамы, - Сева говорил мягко и даже как-то вкрадчиво.
Блондинка широко улыбнулась. «У тёти во рту половина «Жигулей», наверное», - удивился Сергей количеству золотых зубов норильчанки.
- Ближайшие честные коммерсанты, мальчик, в Хельсинки, - с насмешкой сказала она, - ладно, по размерам всё нормально. Что по деньгам, как и договаривались?
Сева сделал скорбное лицо.
- Конечно, я слово держу. Четыреста за обе.
- Эй, дружок, а скидка за количество? Давай триста пятьдесят!
- Уважаемы гости нашего города-героя, - заговорил Сергей, - есть еще пара прекрасных итальянских штанов «Райфл», - и он достал из пакета третью пару.
- Да, тоже ваш размер, - поддакнул Сева.
Джинсы были прекрасны, как думал Сергей. Плотный тёмно-синий деним, жёсткие. Такие джинсы носить и носить.
- Будут чудесно «пилиться», девушки, - начал комментировать Сева.
- Чего-чего? Чпокаться, что ли? Пилятся мужик с бабой, ты чё, парниша? – рыжая смотрела на Севу с удивлением.
- У нас в Ленинграде слово «пилиться» применяется к одежде из джинсовой ткани, мадам, - галантно ответил Сева, - и обозначает оно то, что джинсы будут красиво выцветать, изменять свой цвет.
-Так, а по деньгам-то что? – блондинка спросила напористо. Сергей подумал, что надо отвечать очень мягко, не провоцируя.
- Милые дамы, за эти великолепные итальянские джинсы сто пятьдесят и триста пятьдесят за «Левики». Очень выгодное предложение. Я не издеваюсь, понимаю, что деньги зарабатываются тяжело… Но! Где вы найдёте прекрасные итальянские джинсы за сто пятьдесят и американский «Левик» за сто семьдесят пять? Только у нас, на «Галёре» меньше двухсот «Левик» вам никто не уступит. Вы тоже женщины самостоятельные и напористые, уважаю таких… ради вас снизил цену. Иду навстречу труженицам крайнего Севера!
Зина посмотрела на подругу, - Он дело говорит, пижон… Джинсы для наших супружников, а эти сыну привезёшь… в этом году велики будут, так через два года самое то, впору. Будет самым модным в нашей тундре.
Блондинка отвернулась к почтовым ящикам и полезла в глубь декольте. «В лифоне носят бабки, провинциалки,» - насмешливо подумал Сергей.
Повернулась к ребятам, протянула пять сотенных. Сева взял деньги, быстро посмотрел на просвет.
- Чё смотришь, думаешь, сами рисуем? – блондинка укладывала джинсы в пакет.
- Да нет, доверяю. Но, как известно, доверяй, но проверяй!
Вышли на улицу. Женщины повернули направо. Рыжая Зина посмотрела на них и спросила, - А что с кроссовками? «Адидас» или «Найки» есть? Срок четыре или сорок пять размер?
Сергей точно знал, что сейчас таких кроссовок нет. Но сразу отказывать нельзя, это закон коммерции.
- Для вас отыщутся, уважаемые, - Сева улыбался, - вы до какого числа в Ленинграде?
- Двадцатого поезд. Шестнадцатого можете что-нибудь показать? - Зина смотрела на ребят.
- Да, конечно. Может, телефон есть, куда позвонить?
Зина вытащила из сумки блокнотик, быстро написала номер, протянула Севе, - мы на Зине Портновой, у тётки живём. Лучше встречаться на «Ленинском проспекте», так нам удобнее шестнадцатого будет.
- Окей, милые барышни, - Сева махнул ладошкой.
Приятели шли по Фонтанке к Аничкову мосту. Горячие гранитные плиты имели достаточно ощутимые наклоны, казалось, что они идут по какому-то горному склону. Сергей подумал, что этому граниту миллионы лет, а лежит он здесь тоже давно, лет двести. И сколько он видел, скольких слышал… Его отвлёк голос Севы, до этого молча шагавшего рядом с ним.
- Так, компаньон, мы имеем пятьсот. Вложения были триста двадцать за трое штанов, если помнишь, так?
- Да, так, я записываю все затраты и приходы. Бухгалтерию веду.
- Молодец, чувак. Итак, прибыли сто восемьдесят. По вложениям выходит так… мне сотка и тебе восемьдесят. Всё верно, компаньон?
Сергей пару минут прикидывал, вспоминал, - Да, так вроде… верно.
- Давай в «Эльф», чего-нибудь похаваем? Хотя нет, давай в «Ольстер», там поцивильнее будет. Не хочу на рожи системщиков и хиппарей смотреть.
Сергей понимал нелюбовь Севы к неформалам Сева приехал в Ленинград из Узбекистана. Приехал, как он полагал, в самый европейский город страны. Ну, не считая Таллина и Риги. В нём еще не сформировалась терпимость к «инаковости», как про себя называл отличия неформальной молодёжи от остальных Сергей. Терпимость, когда ты понимаешь, что в большом городе могут прекрасно уживаться любители разной музыки и литературы, что не все должны быть одинаковы. Одинаковость хотела сформировать советская власть. Даже определение придумали «советский народ». Сергей в школе пытался это осознать и как-то не очень получалось. Особенно перестало получаться после поездки в Латвию, где продавцы в магазинах или кассирши в столовых наотрез отказывались обслуживать на русском языке. Или во Львове… Сергей с отвращением вспомнил красные рожи молодых парней, которые окружили группу ленинградских школьников на одной из городских улиц и на украинском языке начали советовать им убираться быстрее с «ридной Вкраины». Язык хоть и украинский, но общий смысл посланий был понятен.
А у Севы пока ещё оставались внутри раздражение и непонимание всех, кто не похож на остальных. Типично для провинциала, ещё не погрузившегося в жизнь мегаполиса.
Автор: Андрей Хакимов
Источник: https://litclubbs.ru/articles/50128-leto-i-dva-dollara-chast-pervaja.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
